Синто. Героев нет - Пушкарева Любовь Михайловна
— Позвольте вас угостить, леди, — с излишне открытой улыбкой предложил он.
— Не принимаю угощений от незнакомцев. — Я олицетворяла собой холодную вежливость. Сесть не предложила, и он остался стоять.
— Джексон Талер, — он включил все свое обаяние, отпущенное природой и наращенное тренингами. Как бы так его послать, чтобы он не ушел, подумалось мне.
— Что сказал вам тот джентльмен в синем костюме, перед тем как вы пошли за водой? — иногда удар в лоб доставляет редкостное удовольствие, как сейчас.
— Мы бы хотели пообщаться с вами, перед тем как приступить к общению с другими синто, пообвыкнуть, так сказать, — начал еле-еле, а закончил уже опять со своей отработанной улыбочкой.
Такого хамства нельзя прощать: «пообвыкнуть» — мы вам что, экзоты-деграданты? Думать надо, прежде чем говорить. Я посмотрела на него, как на отбракованного; под этим взглядом улыбка сползла с его лица, и в глазах мелькнуло бешенство, с которым он тут же справился. Я изменила направление взгляда и стала смотреть куда-то поверх него. В конце концов он молча ушел. Троица села так, что мне было их не видно, но они были в зале, входы хорошо просматривались с моего места, и я ждала, что же будет дальше. Минут через сорок подошел «синий костюм»; готова поспорить на свой личный счет, что он имеет отношение к службе безопасности, государственной или корпоративной, уж очень он был собран и спортивен.
— Леди Викен-Синоби, — начал он без обиняков. «Надо же, и имя знают, — мелькнуло у меня, — тем интереснее». — Позвольте скрасить беседой время полета, — тон деловой, даже вежливой улыбки не выдал.
— С кем имею честь? — ответила нейтрально, вежливо.
— Диего Шульц, служба безопасности Тропеза.
Интересно вдвойне. Решили, что против плазмогаубицы нет защиты, кроме другой плазмогаубицы, и тоже лупят в лоб.
— А вы один хотите со мной беседовать или друзей позовете? — я подпустила легкую заинтересованность.
— Позову, если не возражаете.
— Не возражаю. — Наживку заглотила и готова померяться силами.
— Только возьмите какой-нибудь стул, нам вчетвером тут не сесть. — Он молча кивнул и удалился. А я тем временем поправила волосы и сдвинула рычажок «запись» на застежке «души» — жест, доведенный до автоматизма за полтора года.
Появились гуськом — седой, «костюм» и молодой; задержались, давая мне возможность определить, кто где сядет. Седого я посадила к себе ближе всех, что-то подсказывало мне, что он главный в их компании, Шульца подальше, но тоже на диван, а Талера — на принесенный им пуфик, между ним и мной оказался стол. Итак, к седому я сидела вполоборота, к Шульцу лицом и к Талеру боком. Поздравляю, господа, идеальная расстановка для допроса. Начнем.
Я посмотрела на седого, выжидающе подняв бровь.
— Эрих Трамп, атташе по связям с общественностью, — ответил он низким голосом, по-своему стараясь меня расположить к себе; похоже, это было неосознанно, как рефлекс. Ага, папочкин коллега, ну и дурацкий же титул у него.
— Очень приятно, — на лице маска спокойствия и вежливости, взгляд из-под ресниц, голос такой же вежливый. Читайте господа, читайте.
— И о чем же вы хотели побеседовать, господа? — секундное замешательство, и Шульц ринулся в бой.
— Вы везете целый кофр инфокрисов.
Спокойный взгляд в ответ. А что мне вам отвечать, у меня есть право их везти.
— Вы скопировали всю библиотеку училища, зачем? — подошел он с другого бока.
— У меня есть право скопировать и увезти все материалы, которые я изучала, это прописано в контракте, — я слегка передернула плечами, давая понять, что разговор бессодержательный, и в легком недоумении уставилась на Шульца.
— Даже планы транспортных кораблей? Их не было в вашем курсе, — не сдавался тот.
— Они были в библиотеке, и я их изучала, — тоном, отработанным еще на Илис, ответила я. Шульц слегка опешил, но тут подключился Талер.
— Скажите, а все синто такие… хладнокровные? — причем «хладнокровные» явно прозвучало, как «конченные отморозки».
— Скажите, а все тропезцы — эгоцентричные посредственности? — вежливо и светски парировала я. Талер уже открыл рот, чтобы выдать какой-нибудь перл…
— Брейк, — подал голос Трамп; он улыбался, словно все происходящее доставляло ему массу удовольствия. Может, так оно и было.
— Леди Викен, конечно, благодаря нашей ошибке, у вас было право вывезти всю эту информацию, но что вы хотите делать с ней дальше? — сказал он своим чарующим низким голосом. Похоже, он начинает мне нравиться. Я одарила Трампа совершенно светлой и радостной улыбкой гейши, Шульца от нее аж передернуло.
— Ну, во-первых, не льстите, уж вы-то знаете, что я не Викен, а Викен-Синоби, и разницу вы понимаете. А что я буду делать с информацией, вы и так прекрасно знаете: отдам ее нашим инженерам, и они ее проработают на предмет чего-то нового для себя. — Сказано это было с прежней улыбкой и доброжелательно.
— Вы ее отдадите ВАШИМ инженерам? — вклинился Шульц. Я опять уставилась на него, выражая неодобрительное недоумение. Шульц начал тихонько багроветь.
— А чьим? — все-таки спросила я.
— Я был категорически не согласен с тем, чтобы вас взяли, — зло бросил он, и в ответ получил взгляд из разряда «и кто теперь виноват?»
Все происходящее мне решительно не нравилось, разговор шел не о том, и Шульц чуть переигрывал. Я вспомнила, что отец как-то отзывался о нем в уважительном тоне, и что он действительно мешал моему поступлению, он не мог быть тем тупицей, которого изображал. Значит, главный ход еще не сделан. Что же им нужно? А может, они знают, что я писала учебный процесс, курсантов, учителей и полетную практику, ведь это действительно незаконно. Да нет, тогда бы меня просто не выпустили, а не устраивали этот спектакль. В таком случае, что же?
— Почему вы так подчеркиваете «Викен-Синоби», разве ваш отец не назвал вас наследницей? Или вы подчеркиваете родство с сильной семьей? — это опять Трамп. Проявляет академический интерес, видите ли.
— Я ничего не подчеркиваю, господин Трамп, это просто норма речи, такая же, как и двойное имя, — опять вежливо и доброжелательно.
— Я правильно понимаю, что двойное имя — это прерогатива женщин-аристократок?
— В общем, да.
— А в частности? — рассмеялся Трамп.
— А в частности — аристократок второго и первого ранга, — мне становилось все труднее сохранять выбранный тон.
— Но отец назвал вас наследницей, — полуутвердительно произнес Трамп.
— Нет, слишком рано называть наследника, нам с братом нет и восемнадцати. — Талер дернулся, будто бы его удивил мой возраст. — И впредь не стоит задавать подобных вопросов, это слишком личное, — закончила я, глядя Трампу в глаза. Тот развел руками в извиняющемся жесте.
— Вы выглядите старше, — сказал Талер. Хорошо он изображает дурака, правдиво.
Я решила его поддразнить.
— Правда? — голова к нему в пол-оборота, на лице самое проказливое и ребячливое выражение, на какое я способна. Он опешил. А я уже опять в маске вежливости и спокойствия. Напротив меня Шульц, которому хорошо виден весь этот спектакль. Я задержала взгляд на нем.
— Как умерла ваша мать? — неожиданно спросил Трамп. Оказывается, словом действительно можно ударить; хорошо, что меня учили держать удар. Я перевела взгляд на него и стала буквально ощупывать его лицо. Оно показывало светский интерес. Когда ты в кого-то открыто всматриваешься, это помогает не выдавать собственных мыслей.
— Она умерла в космосе; это все, что я знаю. А вы испытываете мое терпение, — голос спокойный, может, даже чересчур. Талер и Шульц снимаются со своих мест и как-то тихо, ничего не говоря, уходят. Я смотрю на Трампа, сейчас будет кульминация нашей недолгой игры.
— Тогда вам будет интересно узнать, что она взошла в качестве пассажира на борт эсминца «Гевалтиг», не дошедшего до места назначения, пропавшего…
— Не знала, что на эсминцах могут быть пассажиры, — мой ледяной тон не смутил этого профессионала, он продолжил все в той же манере светского сплетника.
