Петр Катериничев - Огонь на поражение
Из кювета поднимается и шагает к нему Джу. Он тоже улыбается. Они хорошо выполнили поручение Толстого Ли. Даже очень хорошо. Их ждет награда.
«БМВ» появляется неожиданно, резко тормозит и становится боком. Из окна торчит ствол пулемета. Тяжелые пули сбрасывают Нгуена с шоссе в кювет. Джу успел лишь повернуться и развернуть ствол. Пуля попала в лицо… еще… голова маленького Джу разлетелась на части.
Пулемет умолкает. Дверца машины открывается, оттуда неторопливо вылезает массивный верзила с укороченным «акаэмом» в руке. Рядом с громадной тушей автомат выглядит, как пистолет.
— Ну что, все? — кричит кто-то из машины.
— Вроде да… Надо на первого китаеза глянуть. Мало ли…
— Да он не красивее этого… Я в него пять пуль вогнал, как в копеечку.
— Не помешает… Для порядку.
— Ну если только для порядку…
Тонкий нож со свистом рассекает воздух и врезается верзиле в горло. Длинный клинок пробил шею насквозь, кровь пузырится розовой пеной… Бандит хрипит, медленно оседает на колени и падает лицом в асфальт.
— Коля, чего это ты… — начал было его дружок из машины…
Пом! — Нгуен нажал спуск второго гранатомета. Снаряд раскол машину надвое и взорвался огненным клубом. Нгуен обессиленно ткнулся лицом в щебенку.
С трудом стягивает бронежилет, рубашку — тело в кровоподтеках. Рука перебита у плеча, правая нога — выше колена. Полуползком он движется вниз с дороги и еще метров пятьдесят — до ближнего перелеска. Там, укрытые лапником, два мотоцикла. Там — жизнь.
За маленьким человечком тянется длинный кровавый след. На лице его — гримаса невыносимой боли, так похожая на недавнюю улыбку.
Нгуен добрался до мотоцикла, сбросил лапник, кое-как здоровой рукой запустил стартер. Затем на сиденье, приник к рулю. Глаза его белы от боли, гримаса застыла судорожно, превратившись в страшный, звериный оскал.
Это лицо видит Толстый Ли сквозь прорезь оптического прицела. Медленно опускает ствол ниже. Нажимает курок.
Бензобак взрывается, охваченное пламенем тело падает навзничь, дергается в судороге и замирает.
«Самое постыдное для восточного человека — потерять лицо», — размышляет Толстый Ли, укладывая винтовку в футляр. Укоризненно качает головой. Ну да вьетнамцы — это почти варвары…
Уж он-то знает.
Окидывает взглядом шоссе: горящие остовы машин, трупы… Толстый Ли вздыхает.
Огонь. Всюду — огонь.
Низами сидит в кресле, прихлебывает из пиалы чай. Время течет медленно, очень медленно. Но он умеет ждать.
* * *«Боинг-747». Салон первого класса. Здесь немноголюдно — всего двенадцать человек. Самолет делает небольшой крен вправо, на лице полного пожилого джентльмена — страдальческое выражение. Лицо сереет, губы болезненно кривятся.
* * *Нажимает кнопку вызова стюардессы. Та появляется незамедлительно.
— Вам нехорошо, сэр?
— А вам — хорошо?
Стюардесса, с сочувственной улыбкой:
— Я принесу вам аспирин.
— Нет. Не нужно. Вы давно летаете?
— Уже четыре года. Мне нравится, — пожимает девушка плечами. Обаятельная улыбка… Ей очень идет, и она это знает.
Самолет снова делает крен, теперь уже на левый борт, — лицо джентльмена снова сереет, он снова морщится.
— Как это может нравиться..
— Я принесу вам что-нибудь. Бренди, виски?..
— Шотландское, пожалуйста, тройную порцию, без льда.
— Охлажденное?
— Да.
Девушка скрылась в служебном помещении.
— Тройное виски? Ого, у нас что там, алкоголик проснулся? — спрашивает ее подруга.
— Да нет. Пожилой человек, полный. По-моему, смертельно боится летать.
— Такие случаются.
— Еще бы. Ну да этот хоть не нытик. Если и переживает, то молча.
— И не говори. Я за девять лет насмотрелась. У всех разная реакция. Это от темперамента зависит.
— И еще — от воспитания.
— Это точно. Один молча спиртным накачивается, другой сам себе анекдоты скабрезные рассказывает и гогочет на весь салон, третий — изводит вызовами, болтает всякую чушь… А то есть — схватит за руку так, что не вырваться, а сам руку под юбку… Не будешь же орать на весь салон. Шепчешь ему — сэр, сэр, — а он такой же сэр, как мой предок — японский император!.. У меня, когда из Сингапура летели, один такой попался, на руке потом синяки неделю не сходили…
— Это он с перепугу.
— Ладно, беги к дедунчику, а то окочурится, пока выпивки дождется. Этот-то хоть тихий?
— Тихий.
Стюардесса поставила бокал на поднос, добавила пакетик орешков, вышла.
— Ваше виски, сэр.
— Спасибо. Вы не присядете рядом?
— Мне не положено…
— Пожалуйста, ненадолго.
— Ну хорошо.
— Хотите сигарету?
— Спасибо, нет.
* * *Мужчина отхлебнул большой глоток.
— Извините меня… Просто посидите немного. — Он сделал еще глоток. В глазах его застыло странное выражение, словно он вдруг сразу стал близоруким. — Вы знаете, мне по работе приходится много летать… Естественно, меньше, чем вам… И каждый раз — как наваждение… Как сумасшествие какое-то. — Мужчина надолго умолк, глядя в одну точку.
— Сэр?
— О, извините. Вы не подумайте, я не трус… Мне и раньше приходилось много летать, и ничего подобного я не испытывал… Вот только последний год… Вернее — последние семь месяцев… Вы знаете, каждый раз, когда я вхожу в самолет, мне кажется, что это мой последний полет… Вот и сейчас я это чувствую…
Он поставил опустевший стакан на столик.
— Не стоит так беспокоиться, сэр. Наша авиакомпания…
— Да прекратите, прекратите! — перебил он раздраженно. — Знаю я все эти рекламные штучки… Но вы только подумайте, представьте: самолет падает и ни у кого, ни у единого человека нет ни малейшего шанса спастись, ни малейшего…
— Уверяю вас, сэр, все будет хорошо. Самолеты нашей авиа…
— Да знаю я! Предполетная проверка надежности и пр чая подобная ахинея!..
Ни малейшего шанса спастись… Глаза его снова потерянно смотрят в пустоту.
— Принести еще виски, сэр?
— Нет. Вы же видите, мне только хуже.
— Может, вызвать доктора?
— У вас что, на борту психоаналитик?
— Знаете, сэр…
— Зовите меня Майкл.
— Хорошо, сэ…
— Майкл!
— Хорошо, Майкл. Я давно летаю, и я не боюсь. Посмотрите на меня. Вы же видите, что я не боюсь.
— Что, совсем?
— Абсолютно.
— Может, вы летите на другом борту…
— Простите?..
— Это я так. Фигурально.
Мужчина поднял ладони, прикрыл ими лицо. Опустил, посмотрел на девушку, попытался улыбнуться:
— Как вас зовут?
— Кристина.
— Поверьте, Кристина… Я не трус. Я совсем не трус. Просто, знаете ли, предчувствие…
— Может быть, вы слишком много работаете?.И вам уже не стоит так много летать?..
— Может быть.
— Принести вам еще виски, сэр?
— Прошу вас, Кристина, называйте меня Майкл.
— Хорошо, Майкл. Принести вам виски, Майкл?
— Да, пожалуйста. Извините меня, Кристина… Мужчина быстрым незаметным движением расстегнул браслет, вложил ей в руку часы. Притянул к себе, шепнул на ухо:
— Это — вам. На память.
— О нет! — произнесла одними губами девушка. Даже быстрого взгляда ей хватило, чтобы понять — это «Ро-лекс». Настоящий «Ролекс». Платина, каждый знак-час циферблата отмечен бриллиантиком…
— Я прошу вас, Кристина…
— Нет.
Похоже, в самолетах у этих дребнутых миллионеров крыша течет по полной программе…
— Тогда… Тогда пусть они побудут у вас… хоть какое-то время… До конца полета… Вы можете сделать мне это одолжение?..
— Да, но почему?..
— Они показывают не мое время… — Взгляд мужчины снова застыл, как неживой. — На земле мое, а в воздухе не мое… Вы понимаете?.. — Мужчина смотрит девушке прямо в глаза, требовательно и строго.
— Понимаю. — Девушка опустила ресницы. — Вам принести виски, сэр?
— Майкл…
— Извините, Майкл.
— Да, пожалуйста.
— Тройное шотландское, без льда?
— Тройное шотландское, без льда. — Мужчина сжал кулачок девушки, в котором скрылись часы с браслетом, и заговорщицки подмигнул.
Девушка быстро приготовила напиток, отнесла. Мужчина сухо поблагодарил кивком.
— Ну что неврастеник? — спросила подруга. Кристина молча плеснула себе виски, выпила глотком, не разбавляя.
— Хуже. Он — сумасшедший. Или стал им на время полета.
— То-то я гляжу, вы там ворковали, как голубки.
— Анжелка, прекрати. Лучше посмотри на это… — Девушка разжала кулачок, на полированной поверхности стола засверкали часы.
— Ну и ну… «Ролекс»… Можно посмотреть? — Анжела бережно взяла часы, приложила к руке. Вздохнула.
— Десять тысяч баксов. Одной монетой. — Взглянула с любопытством на подругу:
— Ты что, предложила ему минет на год вперед? Или — пожизненно?
— Дура ты. Это он на сохран оставил.
— Он что, псих?
— А я тебе разве не сказала? Он, видите ли, уверен, что самолет наш рухнет, потому как этот будильник в воздухе! показывает не его время, а только на земле — его. Усекла?
