Андрей Дышев - Щекочу нервы. Дорого
Впрочем, эти генетические родники популярного в народе порока не вызвали большого интереса у Юдина. Поджигая очередную хату, он плотоядно смотрел на самый лакомый кусок трофея: на босоногих девок с распущенными волосами, которые в меру своего таланта изображали истерику по поводу предстоящей коллективной потери девственности. И хотя ярко выраженный молдавско-украинский менталитет девиц вызывал у Юдина незначительное историческое недоумение, он готовился захватить и сделать своими наложницами всех без исключения.
Пока хан продолжал поджигать дома, несколько девиц, плохо усвоивших замысел сценариста, уж слишком ретиво спасали свою невинность и, демонстрируя завидные спринтерские качества, быстро добрались до темнеющего на взгорке леса. Правда, там они одумались, вернулись обратно и, подхватив подолы рубах, изобразили дубль два. Остальные, наученные их примером, заметно сбавили темп и, продолжая голосить и стенать, перешли на кольцевую орбиту, хороводя вокруг Юдина и постепенно сжимая радиус безгрешной чистоты. Сизолицые основоположники питейной традиции, трусливо оставив своих дев на надругательство хану, скучковались под дальним кустом, где их, по-видимому, ждали бутылки с гонораром, и там, утолив жажду, затеяли вялую драку, которая закончилась всеобщим сном вповалку.
Юдин не без помощи черного ангела поджег последнюю хату, закинул факел в пылающий оконный проем, полюбовался на малиновые языки пламени и саранчовые стаи искр, поправил на поясе кушак и медленной поступью двинулся на девиц. Те, заверещав с новой силой, кинулись врассыпную. В образовавшейся сутолоке многие девицы упали на землю и, предпочитая умереть, чем быть обесчещенными монгольским ханом, стали биться как в эпилептическом припадке, загребая песок накладными ногтями. Те же, кто устоял на ногах, стали бережно рвать на себе волосы и заламывать руки.
Губастая дева с тяжелыми коровьими глазами вдруг вцепилась в рукав Юдина и, пытаясь свалить его с ног так, чтобы оказаться под ним, запальчиво выдала:
– Не прикасайся ко мне, мерзкий чужеземец!
Тут на Юдина накинулись еще несколько девиц и выдали те же требования. Остальные продолжали хороводить, поглядывая на Юдина гордо и целомудренно, но при этом выполняя вульгарные движения ягодицами, словно полировали ими витринное стекло.
Юдин воровато оглянулся. Место для масштабного надругательства над невинными девами было не самым удобным, но он уже втянулся в игру, увлекся ею настолько, что уже трудно было изменить стремительное развитие ключевой сцены. Издавая воинственные возгласы, Юдин принялся за свое черное дело, и девы одновременно стали сопротивляться ему, да так активно и умело, что в течение получаса по-цыгански ловко выуживали из него его мужское состояние и опустошили его начисто под несмолкаемый треск и вой беснующегося пламени.
Юдин был очень доволен, а концовка игры умаслила его душу как никогда. Обесчещенные им жительницы деревни под звонкое «раз! два! три!» вдруг подняли его на руки и понесли на поляну, где «воины» уже заканчивали сколачивать длинный стол со скамьями, и пока несли, Юдин делил в уме 120 (его вес) на 11 (число обесчещенных им дев). Выходило, что каждой деве перепало около 11 килограммов ублаженного юдинского тела.
Из травяных зарослей материализовались Гертруда Армаисовна и водитель и в четыре руки принялись сервировать стол. «Воины», как и мужская половина жителей деревни, не были допущены к победной трапезе. Вооружившись огнетушителями, они ушли бороться с огнем. За стол сели представитель агентства, водитель и все без исключения девы. Молодая путанистая поросль хихикающим букетом облепила Юдина, со всех сторон подливая в его пластиковый стаканчик водки. Юдин балагурил, смеялся, пил, сожалел, что все так быстро закончилось, и вскоре опьянел до такой степени, что почувствовал себя до слез счастливым. Под одобряющий возглас дев он взгромоздился на стол и потребовал, чтобы его кормили с рук. Ему принялись запихивать в рот ломтики багряного балыка, пучки корейских солений, дрожащие кусочки запеченной свинины, истекающую маслом селедочку и не всегда попадали в рот, и Юдин игриво сердился, плевался во все стороны, что приводило дев в полный восторг. И когда победителю стали заливать в рот с высоты человеческого роста красное вино, представитель агентства торжественно объявила, что фирма приняла решение подарить Юдину вторую игру бесплатно.
Отвернув лицо от винной струи, Юдин честно признался, что для повторной игры ему требуется неделя на восстановление.
– А мы предложим вам другой сценарий! – пообещала раскрасневшаяся от водки Гертруда Армаисовна.
Юдин снова подставил рот под струю и, захлебываясь вином, стал горячо благодарить экстрим-агентство за щедрость и вдумчивую работу с клиентами.
В микроавтобус его занесли девы. Гертруда Армаисовна бережно накрыла Юдина стеганым халатом и дорогой стала рассказывать ему об игре в гангстеров, изобилующей необыкновенно острыми ощущениями и позволяющей игроку почти безгранично импровизировать.
– Я готов!! – кричал Юдин, порываясь вскочить с сиденья и на ходу раскрыть дверь микроавтобуса. – Начинаем сейчас!! А где бабцы?! Телки где?!
Гертруда Армаисовна едва удерживала его, вцепившись бульдожьей хваткой в его брючный ремень. Потом Юдина страшно тошнило, и его голова безжизненно раскачивалась между сиденьями, как у охлажденного рыночного цыпленка.
4
– Ох, динозавр, как ты не вовремя! – простонал он в трубку телефона, проснувшись утром в своей постели, но одетым.
Открыть глаза, как и разговаривать с женой, не было сил, и он лишь невпопад мычал, меняя тембр мычания в зависимости от того, насколько близко подступала к горлу тошнота. А Мила без пауз между словами и предложениями струила в него пестрой и жизнерадостной информацией о том, что сегодня она едет на экскурсию в древний храм, что ей не нравится голос Юдина, что на побережье стоит невыносимая жара и что на рынке она присмотрела Юдину белую футболку с большим розовым котом на груди.
– С каким еще котом? – вымученно произнес Юдин.
Ему казалось, что он стоит у ротационного печатного станка и на него со страшной скоростью несется конвейерная лента со сфальцованными свежими газетами, но только все газеты разные, и в них многословно и путано говорится об экскурсиях в древние храмы, о страшной жаре, о розовых котах и прочей галиматье, и Юдин вынужден поглощать эту информацию, и вот его черепная коробка начала разбухать, словно шарик, в который накачивают летучий газ, и давление стремительно растет, и еще мгновение – и башка лопнет и слизистые ошметки розовых котов обрызгают стены…
Едва он закончил разговор с Милой, проявившей под конец беспокойство по поводу самочувствия Юдина, как позвонила сотрудница экстрим-агентства.
– Уверена, что вы пребываете в прекрасном настроении, – с кладбищенским оптимизмом произнесла она, и Юдин не понял, искренне заблуждается Гертруда Армаисовна или же попросту гнусно издевается над ним. – Наши агенты заканчивают подготовку к игре. Стартуем в шесть часов вечера на Нижней Повидловке.
– Куда стартуем? – выворачиваясь от ужаса наизнанку, спросил Юдин.
– Как куда? – весело переспросила Гертруда Армаисовна, не поддаваясь на розыгрыш шаловливого и остроумного клиента. – Сегодня вы – Аль Капоне и будете грабить банк. Мы же вчера договорились!
– А у вас нет какой-нибудь другой роли? – облизнув пересохшие губы, спросил Юдин и просунул телефонную трубку между ухом и подушкой, зажав ее словно ломтик сыра в гамбургере. – К примеру, роли трупа в морге? Или Ильи Муромца в его первой половине жизни?
Гертруда Армаисовна заливисто рассмеялась:
– Вы такой остроумный! Обожаю остроумных мужчинок! Какой размер одежды вы носите?.. Нет-нет, это нужно вовсе не в ритуальную службу для изготовления гроба. Мы готовим вам гангстерский костюм – черный смокинг, широкополую шляпу и непроницаемые очки. Из пистолета когда-нибудь стреляли?.. Что? Только из реактивной установки в армии? Ха-ха-ха, какой вы весельчак!
«Это невозможно! – подумал Юдин, заталкивая трубку под подушку. – Я умру, но не встану!»
Но он все-таки встал, точнее, свалился с кровати и добрался до душевой кабины на четвереньках. Забрался в нее, закрыл полусферическую дверь, похожую на фонарь реактивного самолета, и запустил тугую и острую струю. Горячие водяные струи секли его, словно розгами, со всех сторон, и Юдин вскоре почувствовал, что к нему возвращается жизнь.
«Я – Аль Капоне, – думал он, жадно припав к банке с огуречным рассолом, который Мила всегда держала в холодильнике. – Убиться веником! И что я должен буду делать? Грабить банк? Нет, это выше моих сил. Я уже наигрался. С меня хватит монгольского хана…»
Последующие несколько часов Юдин провел в полной обездвиженности, и его измученный монгольской властью организм мучительно тяжело избавлялся от токсинов. Из глубокого забытья его снова вывела сотрудница экстрим-агентства.
