Александр Чернобук - Капкан для Скифа
Взглянул на часы. Скоро пять. Заснуть уже все равно не удастся — можно не насиловать организм. Схожу-ка я в спортзал. Надеюсь, в это время он пуст — не люблю заниматься в толпе. Шестнадцатиэтажное общежитие укомплектовано наполовину из спортсменов, так что импровизированный спортивный зальчик (созданный нашими же руками) постоянно переполнен.
Принятое решение мне понравилось. Я незамедлительно облачился в спортивный костюм, натянул кроссовки и направился со своего седьмого этажа на первый, где спортзал и был. Лифт, по не понятным мне соображениям, на ночь отключали, и я, размышляя над этим неправильным явлением, зашлепал резиновыми подошвами по ступенькам.
На площадке между четвертым и пятыми этажами стояло очаровательное создание. Молодое и симпатичное. Девчонку не портили ни взлохмаченная прическа из белокурых волос, ни слезы на глазах, ни нервно подрагивающие руки, которым она искала место и никак не находила. Одето милое создание было в спортивный костюм и резиновые тапочки. Это чудо у нас в общаге я видел впервые. Остановился:
— Что, сон плохой приснился? Это бывает, здесь столько бродит неприкаянных душ студентов, безвинно зарезанных на экзаменах. Их не стоит бояться — они опасны только во время сессий.
Она посмотрела на меня, и я заметил в ее глазах огонек надежды:
— Вы понимаете, я абитуриентка. Поселилась в четыреста двенадцатой комнате. Приехала поступать… А там… — она, не договорив, заплакала уже навзрыд.
— На какой факультет? — для поддержки разговора спросил я и прислушался. С четвертого этажа слышался хохот, музыка, неродная речь. Все ясно. Нацмены гуляют. Вольготно им у нас. Хмельно и весело.
— На экономический.
— Экономический — это хорошо. Стране как раз не хватает толковых специалистов. Художников, композиторов, поэтов, писателей всяких хоть пруд пруди. А толкового экономиста, который сможет страну из кризиса вывести, так до сих пор и нет. Я надеюсь, ты будешь первой финансовой леди нашего государства.
— Угу, — она продолжала плакать.
— А ну, объясни толком. Не реви, — я попытался посмотреть на нее сурово. Не хватало в какой-нибудь блудняк с нацкадрами влезть. Вдруг шмара какая-то левая, а тут я — Евгений-Робин Гуд. Хрен отмажешься потом. Но, взглянув на ее ангельское личико, невинные глаза, пухлые детские губы, не удержался и улыбнулся:
— Все, все. Бояться нечего, прекращай хныкать и рассказывай. Не пристало будущему экономисту такую сырость разводить. Все будет хорошо.
— Я… я… они… ключи, — она потихоньку успокоилась, — они живут рядом, в четыреста одиннадцатой. Негры…
— Так. Знаю.
— Знаете?
— Давно здесь живу.
— Ага, — она всхлипнула.
— Продолжай.
— Вот. Сначала пригласили в гости. Еще светло было. Я, конечно, отказалась. Потом, уже поздно вечером, забрали у меня ключи от комнаты, и я… боюсь.
— Сильно?
— Очень, — она вытерла маленькой ладошкой слезы и доверчиво посмотрела мне в глаза. — Не знаю, что теперь мне делать.
— Сама недавно приехала, еще никого не знаешь, пойти некуда? — закончил я за нее и немного смешался под ее взглядом. — Так получается?
Она кивнула:
— Познакомилась тут с двумя ребятами из четыреста девятой, но они как услышали, что там четверо негров — побоялись выходить.
— Не оскудела земля родная на героев. Тоже абитуриенты?
— Да.
— Хорошо. Подожди меня здесь, — я спустился на четвертый этаж.
— Куда вы? Их же четверо! — зашелестел в спину испуганный девичий голос.
— Четверо? — я обернулся с легкой усмешкой.
— Да, да, — она закивала головой.
— А мне послышалось: сорок. Никуда не уходи. Я скоро.
— Но…
— Ничего не бойся.
С эпицентром веселья я определился быстро. Хотя общая дверь во второй блок (а блоки в нашем общежитии — по шесть комнат, с автономными кухнями, душевыми и туалетами — всего по четыре блока на этаже) была плотно закрыта — музыка, звон, хохот недвусмысленно свидетельствовали о происходящем внутри. Когда я открыл дверь, литавры и барабаны ударили меня по перепонкам. Причем довольно чувствительно: «Хм, интересно, а что делают жильцы остальных пяти комнат? Впрочем, пардоньте — четырех, жиличка пятой проводит досуг на лестничной клетке».
Накатила волна злости — прошла через мозг и схлынула где-то в районе пяток. Я взял себя в руки и открыл дверь в четыреста одиннадцатую комнату:
— Доброе утро!
С таким же успехом я мог бы сказать: «Хау ду ю ду, гутен морген или салям алейкум». Музыка заглушала все звуки.
В небольшой комнатке находились четыре негра и две девицы. Двоих эфиопов я знал. Имена у них были какие-то экзотические, а в общаге называли их все просто: Боб и Мик. Учились они у нас уже не первый год — их русский был вполне сносным. Это радовало. Двое других мне были абсолютно незнакомы.
— Эге-ге-ей! Хижина дяди Тома! А-у-у-у-у! — произнес я довольно громко, пытаясь привлечь к себе внимание. Результат прежний — нулевой.
Один из неместных негров оживленно дискутировал с Бобом возле столика, заставленного бутылками и закусками, ближний угол стола был свободен, на нем четко прослеживались следы кокаиновых «дорог». Мик и второй неместный блаженно развалились в креслах, а абсолютно голые девицы, стоя перед ними на коленях, совершали характерные поршневые движения головами. Негры жмурились от удовольствия и, наверняка, урчали, но, опять-таки, из-за грохочущей музыки услышать это было невозможно.
Не скажу, чтоб я сильно хотел услышать эти звуки, но питание огромного двухкассетного «Панасоника» выключил. Руки чесались отправить его в открытую форточку, но я сдержался — техника, в конце концов, была совершенно ни при чем.
В комнате воцарилась тишина. Шесть пар глаз (гейши тоже повернули головы, прервав процесс) недоуменно уставились на меня.
— А-а-ю-ю-ю-у? К-к-а-а-у-у? — мяукнули по-своему незнакомые негры.
— Еще раз доброе утро. Извините за вторжение. А вы можете продолжать, — заметил я вскользь, разглядев личности коленопреклоненных девиц. Ими оказались хорошо известные «матери» общежития, обслуживающие очень недорого всех желающих, невзирая на национальность. Вот уж проявление истинного интернационализма:
— Мне бы очень хотелось, более того, я настаиваю, чтобы здесь воцарилась тишина, и все соседи смогли нормально спать. Мик, Боб, я ясно выражаюсь? — ласковый тон в конце фразы перешел в рык.
Те закивали головами.
— Скиф, ну все в порядке, — Мик отвел в сторону, взяв за волосы, голову своей «партнерши», которая попыталась завершить свою задачу. Его мужское достоинство на глазах стремительно уменьшалось.
— Что в порядке? — для доходчивости и лучшего восприятия я перешел на крик. — Почему девчонка на лестнице? Где ключи? Весь блок не спит. Это нормально? Пять утра! Вы что здесь, совсем почву под ногами потеряли?
— Женя, — вступил в разговор Боб, немного калеча русские слова, — у нас гости. Мы ребятам из соседних комнат дали немного денег. Они не возражают ни против шума, ни против того, что мы с девочкой поиграем. Что тут плохого?
— Как?! Что плохого?
От подступившей злобы я оцепенел. Причем ненавидел я сейчас не этих вонючих нигеров, а тех русских пацанов, которые взяли «немного денег». Мысленно досчитал до десяти, затем еще раз — не помогло.
Сидевший в кресле незнакомый африканос, которому я перебил своим появлением кайф, понял все по-своему. Он широко и презрительно улыбнулся, залез в свой бумажник и протянул мне банкноту в десять долларов:
— Няаа, — и что-то еще пролопотал по-своему.
— Ты что, это же Скиф, — попробовал его образумить Мик. Сказал на их птичьем языке, но по интонации, жесту и имени я понял фразу именно так.
Тот улыбнулся еще шире:
— О, Скиииифффффф! — и добавил еще десять баксов, кивая на деньги в вытянутой руке.
Я выпустил через сжатые губы воздух и сделал шаг вперед. Левой рукой принял деньги, а сложенными в пучок пальцами правой руки ткнул на двадцать сантиметров ниже ухмыляющейся физиономии, в солнечное сплетенье. Оказалось, что у чернокожих реакция на тычок в диафрагму точно такая же, как и у белых. Он конвульсивно дернулся и распахнул пасть, судорожно пытаясь втянуть в себя глоток воздуха. Сунув в открытый рот две десятки, я с лязгом захлопнул ему челюсть:
— Глотай, сука! — для убедительности хлопнул со всего маха ладонью по уху. Кадык у него дернулся. — Может, водичкой запьешь?
— Ва-а-а-а, — отозвался поедатель десятидолларовых купюр.
— Скиф! Женя! — в один голос завизжали Боб и Мик.
— Рты закрыли! Зубы простудите! — заорал я.
Комнату я контролировал боковым зрением, по привычке. И, как оказалось, совсем не зря. Мик, Боб вжались в свои места. Девки забились в угол, по дороге уронив на пол и разбив пару статуэток. А вот незнакомый негр, увидев такой расклад, схватил со стола бутылку с виски и двинулся в мою сторону.
