Евгений Сартинов - "В алмазную пыль..."
— Да, я уже слыхал, что этот самый Лалек сильно доит его ресторан.
— Ресторан!?
Бабич рассмеялся.
— Вот наивный! У Арика половина торговых точек города, целая империя. Этакий — Аль-Файед местного разлива. Но, против Авдонкина даже он не попрет. Да что говорить — брат твой вон тоже отказался на эту шайку показания давать, ты, наверное, уже в курсе?
Шалимов согласно кивнул головой.
— И вот — так всегда. По закону его прищучить не удается.
— Он что, такой страшный, этот Лалёк? Крупный авторитет? — поинтересовался Михаил.
— Да нет, сидел он только три года, за тяжкие телесные. И пришиб то какого сморчка. Но, на нарах прошел университеты, вернувшись с зоны свернул шею своему предшественнику, Хомчику. Вот тот действительно по мокрой статье червонец отмотал, и, кстати, неплохой мужик был, с понятиями. С ним можно было договориться, чтобы не борзел. Так что уже два года Лалёк рулит всеми местными бандюгами, и, кажется, уверовал в свою несокрушимость.
— А почему Лалёк? Что за странная кличка? — спросил Михаил.
Бабич с некоторым изумлением посмотрел на своего бывшего одноклассника.
— Ты не помнишь? Между прочим, её Авдонкину мы с тобой дали. Неужели ты не помнишь? Мы тогда уже десятый кончали, а он первоклашкой бегал, маленький такой, сопливый…
И Михаил вдруг вспомнил! Прекрасный зимний день, большая перемена, солнечно, морозно, снег остро скрипит под ногами, и они, старшеклассники, стоя на заднем крыльце школы солидно покуривают импортный, жутко дефицитный «Опал». Мимо них с воробьиными повадками несётся на волю малышня, и среди них один беззубый, кудрявый, кричит, перекрывая все на свете: — Васька, айда в лалёк! Побезали в лалёк, а то скоро звонок, не успеем!
Да, они тогда все дружно рассмеялись, начали на все лады складывать это смешное: «Лалёк».
— Слушай, это вот тот беззубый шкет!?… — поразился Шалимов.
— Да-да, ты его уже видел сегодня.
— Вымахало дитятко, — пробормотал Михаил. — Дрожжами, что ли, кормили все время?
— Не знаю, чем его кормили, но кличка эта так к нему на всю жизнь и прилипла.
Разговор их прервал звук шагов по коридору и осторожный стук в дверь. С ловкостью Копперфильда Семён мгновенно спровадил в сейф коньяк и рюмки, и, застёгивая китель, на низких тонах своего могучего голоса пробасил: —
Да, войдите.
Дверь открылась, и в кабинет вошёл тот самый чернявый сержант со щёгольскими усиками, так лихо обещавший сделать Шалимова "на раз-два". До сих пор на нём осталась всё та же летняя милицейская рубаха, толи парень был такой знойный, толи просто, оставил где то свой китель.
— Товарищ майор, сержант Михеев по вашему приказанию прибыл! — бодро доложил он, косясь в сторону незнакомого человека. Спрятав в карман свои чётки, майор приблизился к подчинённому и неожиданно одним резким, бешеным движением обоих рук с мясом выдрал погоны с плеч сержанта, разорвав при этом рубаху на левом плече до самого пояса.
— Сдать оружие! — голосом полным ярости рявкнул Бабич.
Трясущимися руками ошеломлённый милиционер расстегнул кобуру и выложил пистолет на стол.
— Вон, и чтобы больше я тебя здесь никогда не видел! — уже в полголоса, но с бешенством в горле скомандовал Семён.
Михаил ошеломлённо смотрел на эту сцену. Он никак не ожидал подобно развития сюжета. Ему показалось, что милиционер хотел что-то сказать Бабичу, в глазах сержанта вспыхнул упрямый огонёк злобы, лицо перекосила судорога. Но майор, нависая над ним своей массивной фигурой и, не сказав ни слова, подавил это сопротивление в зародыше. Потухнув, сержант судорожным движением отдал честь и, придерживая руками порванную рубаху, вышел из кабинета.
— Сёмин, тормозни там Михеева, пусть сдаст удостоверение и кобуру, пистолет у меня, — продиктовав это в селектор, Бабич бросил погоны в урну и снова вытащил из сейфа коньячный набор.
— Крут, ты, однако! — мотнул головой Михаил. — Как ты его, без служебного расследования, не взяв даже объяснительной? А, твоё начальство за это все тебя не взгреет?
— А ты что думаешь, что это за ним первый грешок? Михеев давно уже болтался на ниточке. У него было большое предупреждение. А Федюня подпишет всё, что я скажу.
— Федюня это что, твой начальник?
— Да. Ему полгода до пенсии осталось, мужику всё сейчас по фигу, лишь бы дотянуть до дембиля.
— Ты рассчитываешь занять его место?
Семён пожал плечами.
— Не знаю. Если из области кого-нибудь блатного не воткнут, то должен. Сейчас трудно гадать, неделю назад начальник УВД ушёл в отставку, тоже рыльце в пушку оказалось. Что-то там с девочками, слыхал, наверное?
Шалимов утвердительно качнул головой.
— А нового выписали аж из столицы, генерал! Хотя, в нашу Ангарку не сильно-то кого со стороны заманишь. Областной центр хоть и близко, но посёлок полностью бесперспективный. Болото. От нас за последние двадцать лет еще ни один человек не уходил на повышение.
— Но, ты же вот вернулся?
Майор горько усмехнулся. Разлив рюмки он грустно заметил: — А куда мне было деваться? Трёхкомнатную квартиру в Фергане, в самом центре, улучшенной планировки, с двумя лоджиями, восемьдесят шесть квадратных метров продал за тысячу долларов. И это ещё хорошо, большинство вообще побросали всё имущество и без копья оттуда бежали, лишь бы выжить. Что я за эти деньги мог в России купить? Конуру в Подмосковье? А здесь отчий дом, мать больная. Так вот всё и решилось.
— Ты когда вернулся?
— Четыре года назад. Приехал сюда как обычный беженец, ту свою квартиру едва сумел продать за тысячу баксов. Пятьдесят два квадратных метра жилой площади, кухня шестнадцать метров, две лоджии!
Он махнул рукой.
— А что же в Ангарку поперся? Хоть бы в Красноярск поехал.
— У меня же здесь мать оставалась, сейчас уже умерла. Дом неплохой остался, еще дед строил. Я воду подвел, жена к огороду привыкла.
Шалимов сразу вспомнил этот дом, бывал он в нём не раз. Добротная пятистенка с просторными комнатами, заасфальтированный дворик, громадный огород и плотные тесовые ворота двухметровой высоты. А Бабич продолжал рассказывать.
— А в органах пришлось всё начинать с нуля. Показывать характер, завоёвывать авторитет. Начинал участковым, потом замначальник УГРО, потом начальником. Сейчас вот замом…
За разговорами они выпили раз, затем ещё. Из закуски у них был только сигаретный дым. К трём часам утра бутылка опустела, и Семён достал ещё одну. Спиртное Шалимов переносил хорошо, но всё-таки спросил гостеприимного хозяина: — Слушай, а ты втык от начальства за это не получишь?
— Да ты что, это же слону дробина. Мне главное запах отбить, а для этого у меня таблетки имеются. Так что не дрейфь.
— Ну, смотри, тебе видней, — согласился Михаил, принимая из рук Семёна очередную рюмку. После этого он потянулся через стол и, ухватившись за чётки, попросил: — Дай-ка мне это посмотреть.
— Бери, — легко согласился Семён.
Вблизи чётки майора оказались ещё интересней, чем ожидал Шалимов. Судя по солидному весу это было не стекло, а самые настоящие самоцветы. Михаилу ещё стажёром как-то пришлось делать репортаж об уральских камнерезах, знатоком он так и не стал, но то, что эта вещь представляла большую ценность, Михаил понял сразу. Шесть больших, тёмно-коричневых, круглых бусин с белыми, красными и розоватыми прожилками равномерно разделяли по пять бусин более мелкого размера пяти разных цветов. И все эти мелкие бусинки были огранены с поразительным мастерством.
— Из чего это? — спросил Михаил.
— Вот это агат, — Семён ткнул пальцем в самые большие бусинки. — Нашёл тут не далеко, на другой стороне Чалыма. Вот эти тёмно-синие — лазурит. Зелёные, это любимый камень китайцев, нефрит. Твёрдый до ужаса камень, что сталь. Оранжево-красный — сердолик. Сине-зелёный…
— Это я знаю, — прервал его Шалимов. — Любимый камень моей жены — аквамарин.
— Точно, — подтвердил Бабич. — Но мой самый любимый камень, вот этот. — Палец майора ткнулся в прозрачные бусинки красноватого цвета. — Александрит. При искусственном цвете он красный, а при дневном — зелёный.
Просто поражаюсь этим камнем. Всю литературу перечитал по кристаллографии, но до сих пор для меня это как чудо.
— Дорогая вещь, и красивая, — признался Шалимов.
— Первые чётки мне ещё в Фергане подчинённые подарили. У них, мусульман, это самая обычная вещь. Я сначала всё это как баловство воспринял, а потом привык. Нервы хорошо успокаивает.
— Для подарка это очень даже неплохо. Подхалимы у тебя были братья-узбеки, — сделал вывод Михаил, возвращая чётки хозяину.
— Да нет, — засмеялся Семён, — те чётки простенькие были, можжевеловые, они давно уж сгинули без следа. Я их уже штук десять за эти годы порвал. Как психану, так они вдребезги, новые делать приходится. А эти, — он любовно посмотрел на свою забаву, — я сам сделал. Увлёкся резьбой по камню ещё там, в Фергане, как говорят сейчас — хобби. Там хорошие мастера были по этому делу, кое-чему научился. А основательно втянулся уже здесь. Был как-то на охоте, и наткнулся на вот этот агат. Распилил камень, отшлифовал вручную, такая красота оказалась. Постепенно вошёл в азарт, станочек соорудил для обработки камня, всю область излазил в поисках камней. У нас же тут второй Урал, всё есть, от алмазов до угля. Кстати, Андрея Белого помнишь?
