Михаил Нестеров - Игра по своим правилам
– Готовился основательно, – рассеянно заметила министр, занятая своими мыслями.
– Да. Но хорошо, что все хорошо закончилось, – улыбнулся Романов.
– Ты считаешь, что все закончилось хорошо?
– И тебе советую, – суховато произнес генерал. – Извини, что понапрасну тебя побеспокоил.
– Не откланивайся раньше времени, Боря. Ответь, запросы на пропавшую девушку ты делал?
– Завтра утром тебе привезут немного – тысячи, думаю, хватит – фотографий пропавших девиц, – усмехнулся Романов. – За последние полгода.
– Я просмотрю их. И вот еще что: дай мне данные на эту Сальму Аланиз. В какой гостинице, в каком номере она остановилась. И своих людей предупреди, чтобы не дергались и дали мне спокойно поговорить с ней. Не играй в молчанку, Боря, иначе я попрошу об этом Патрушева на завтрашнем кабинете министров. Что ты с этим говном будешь делать? Сколько Сальма запросила за информацию?
– Шестьдесят тысяч долларов, – с неохотой ответил Романов. – Не лезь в это дело, Люба.
– В мое дело, – поправила собеседника Левыкина. – Пусть даже оно краем касается меня. Ты правильно заметил: ты еще в замах, и неизвестно, возглавишь ли в обозримом будущем департамент. Ты с министром разговариваешь, а не с Любкой Брилевой. Торжественно обещаю – я доведу до конца это дело, которое ты ошибочно посчитал успешно завершенным. Нет, твоему директору докучать не стану – он думает так же, как ты. Вы бы забегали у себя на Лубянке, если бы, не дай бог, у Эспарзы оказалась моя дочь. Вы с удовольствием беретесь за громкие дела. Для того чтобы покрасоваться на виду и завершить дело «глухарем».
– Ты говоришь, как депутат от КПРФ.
– Нет, – покачала головой Левыкина. – Как мать.
Левыкина говорила с открытым сердцем, вдвойне искренне потому, что прошлое не давало ей покоя. Она начала забывать его? Скорее, пряталась за временем. Она взяла высоту по имени Марина со второй попытки, первая оказалась трагической. Любовь Юрьевна упала не на мягкие маты, а на жесткий грунт, вскрикнув от страшной боли и потеряв сознание. Несчастье с первенцем проецировалось на драму с незнакомой девушкой. Почему? Потому что переплелось с Сальваторе, с Рафаэлем, с лейтенантом Левыкиным, с ней самой. С генералом Романовым, которому, как гонцу, прибывшему с плохими новостями, стоило самому положить голову на плаху. Сейчас его лицо скрывает маска японского театра кабуки. Он готов, но не решается высказаться откровенно: «Ты прямо умереть готова за безымянную девку!» И продолжить в стиле Сталина: «Дорогая товарищ большевичка, я тебе советую не ставить задачу умереть за кого-либо. Это пустая задача». Но как ему объяснить, что в первую очередь она женщина с хозяйственной сумкой и во вторую – чиновник с портфелем. Что в деловые переговоры вклиниваются дела семейные. Больше того – перевешивают работу. Что она не большевичка, не труженица из далекого прошлого, а нормальный человек. Что она не рассчитывает на орден и думает об этом в напряженном житейском ключе: «Вряд ли сегодня или завтра награду завезут».
Романов сам проложил мостик от настоящего к прошлому и, не зная деталей, упрекает, считая Левыкину счастливой матерью, преуспевающей женщиной, этакой динамо-машиной, испускающей мощные потоки. Он ничего не знает о том, что эта женщина мысленно ворочает тяжелые страницы «Книги мертвых»: «Я – первый ветерок, мягко дующий над океаном вечности. Я – первый восход. Первый проблеск света».
«Я – первая планка, которую ты сбила!»
Москва слезам не верит…
Левыкина была из категории «помоги себе сам». Но в данный момент она услышала отголоски прошлого. Незнакомая девушка постучала в одну дверь, а открылась совсем другая – за многие тысячи километров от безымянного колумбийского поселка. О чем Любовь Юрьевна и сказала Романову:
– Пойми другое, Боря: эта беда стукнулась в двери моего дома, не соседского. Как я смогу забыть об этом? Вот так по-житейски, без пафоса?
– Но наплевала бы на соседей.
– Может быть. Не знаю.
– Дай мне десять минут, и я остужу твою горячую голову.
– Диктуй название гостиницы и номер комнаты Сальмы, – Левыкина приготовилась записывать в пухлую деловую книжку.
– Подожди до утра, когда твоя голова будет свободна от этого разговора.
– Именно поэтому я тебя тороплю. – Левыкина отложила записную книжку и набрала на сотовой трубке номер. – Коля, давай-ка подъезжай на дачу прямо сейчас.
– У тебя ничего не получится, – упорствовал генерал, отчетливо представляя минимум три машины, увенчанные проблесковыми маячками, десяток офицеров ФСО, обеспечивающих охрану министра. – Тебя вышибут с работы.
– И хер с ней!
– Никто не станет мараться. Некому будет «спонсировать» операцию. Ради безымянной девки никто не запустит руку в секретные фонды. Проконсультируйся у своего отца.
– Слава богу, ты сбросил маску. Заговорил про резаные бумажки. Вы коллекционируете их, а я с их помощью воплощаю свои идеи.
– Ты даже не представляешь размаха работы.
– В свое время я провела такую работу, от которой отказывались все риелторы Москвы, вместе взятые. Чиновники рыдали, олигархи хватались за голову. Но особняк, в котором танцевала Айседора Дункан, теперь мой.
– Хорошо, я назову тебе координаты Сальмы, скажу своим людям, чтобы не мешали тебе. Но тут же доложу об этом директору.
– Валяй докладывай! – Левыкина резко выбросила руку в сторону выхода. – Может, ты и прав: завтра я горько пожалею обо всем. Но еще больше пожалею, если останусь дома.
– Гостиница «Пекин», – с трудом выжал из себя генерал.
– Как по заказу, – усмехнулась женщина. – ФСБ и впрямь расползается по Москве… Со счету собьешься: особняки на Садовом кольце, на проспекте Сахарова, на Кутузовском, в гостинице «Пекин». Угораздило же нашу Сальму!.. Сколько раз ты пожалел, что пришел ко мне?
– Тысячу!
– Про фотографии не забудь. Теперь ты понимаешь, почему в правительстве катастрофически не хватает баб?
4Любовь Левыкина вернулась домой за полночь. Ехать за город было поздно, и она осталась ночевать в своем арбатском особняке. Ее спальня находилась в бывшей квартире номер 1, с громадным десятиметровым окном. Она приняла ванну, легла в кровать, погасила светильник.
Сон не шел. Любовь Юрьевна в очередной раз прогоняла в голове беседу с колумбийкой. Она не забыла испанский, и переводчик для этой беседы ей не понадобился…
Спохватившись, она позвонила своему женатому знакомому, с которым «по-немецки» встречалась раз в неделю. Она пользовалась телефоном спецсвязи, обеспечивающей высокий уровень конфиденциальности разговоров, и говорила открытым текстом: «Ну что, получим оргазм в среду?»
– Привет, дорогой! Не разбудила? Слушай, у меня деловой разговор. Хватилась – нет денег. Не одолжишь шестьдесят «штук»? Нет, не «рваных», а долларов. Что значит – до завтра? И почему таким замогильным голосом? А, жена рядом, понятно. Заедешь за мной на Арбат часикам к восьми утра? Позже не выйдет, у нас завтра кабинет… Спасибо и – спокойной ночи!
Больше всего в рассказе Сальмы потрясла смерть безымянной девочки, решившейся на побег. «Она сама умерла, во сне». Черт возьми, она понимала, что у нее нет шансов уйти от преследователей, она пыталась спасти подругу, назвавшуюся дочерью российского министра. Вопрос на засыпку, с интонациями Бори Романова: стала бы она тратить последние силы ради безымянной девки? Вот ведь козлиный вопрос!
Любовь Юрьевна пришла к выводу, что тоже тратит силы – не ради чего-то. Она остановилась на определении, озвученном в присутствии генерала ФСБ: беда торкнулась в двери ее дома. А до этого постучала обескровленной рукой в двери Сальмы Аланиз. И хорошо, что у меня есть средства, желания и возможности приподнять этот груз, думала Левыкина. Пока только приподнять. Только сейчас она увидела лицо равнодушия, а до этого видела лишь его неприглядную плешь.
Она поймала себя на мысли, что ищет оправдания своему, может быть, бесшабашному поступку или, скорее всего, настрою. Каждый ли поступок должен быть оправдан? Наверное, нет. Просто это привычка, плохая привычка обелять каждый свой шаг.
В беседе с Сальмой выяснилась любопытная деталь: у дона Эспарзы есть восемнадцатилетняя дочь. В прошлом году ее, по словам колумбийки, вывозили на отдых в Испанию, и в этом году Паула Мария тоже собирается отдохнуть на море. «Ты говорила об этом следователю?» – спросила Левыкина. «Нет, – ответила Сальма. – Я сказала его начальнику». Борису Романову, конкретизировала министр. Пригодится ли это в дальнейшем – пока не ясно.
Сон не шел. Не спалось и оперативникам из Управления контрразведывательных операций. Они поставили машину с прослушивающей аппаратурой напротив знаменитого дома на Арбате. Через огромное окно в спальне министра утекала информация в акустическом канале. Машина была напичкана акустическими, радиоэлектронными, лазерными сканерами. Каждое слово Любови Левыкиной жадно поглощалось записывающей аппаратурой. Периодически старший смены докладывал по телефону лично генералу Романову:
![Андерс де ла Мотт - Обман [Bubble]](/uploads/posts/books/159360/159360.jpg)