Евгений Сартинов - Убит по собственному желанию
Но та упрямо качала головой.
— Не знаю…
— Ладно. Тогда вы считаетесь первой подозреваемой, — решил Косарев. — Андрей, забирай ее в отдел, пусть посидит в обезьяннике, подумает о своей грешной жизни. А пока поищите ее сынков. Не зря они сквозанули отсюда так быстро. Кстати, а что эта соседка? Как ее…
— Елена, — напомнил Колодников
— И что, её допросили?
— Нет, её нет дома.
— Точно нет?
— Муж ее дверь открывал, матерился. Говорит, давно ее не видел.
— Ага, — подтвердил Рыжов, — есть такое дело. Баба молодая, двадцать пять всего, но запойная. Он ее уже и бил, и в квартире запирал, так она в окно вылезла и по газовой трубе ушла в соседнюю квартиру.
— Она с ними как раз третий день и квасила, — подтвердил Колодников. — А мужик, как дурак, сидел все это время с двумя детьми.
— Почему как, — хмыкнул Косарев, — просто дурак. Так кто, вы думаете, из них тетку завалил?
— Из братовьёв кто-то, — сказал Рыжов. — Они все тут борзые.
— Значит — ищите братьев. Все понятно?
— Да ясно все! — Отмахнулся Колодников.
Косареву интонация подчиненного не очень понравилась.
— Андрюша, когда ты будешь моим начальником, вот тогда будешь отвечать мне таким тоном. А пока твой номер шестнадцатый. Ты все понял?
— Так точно!
— Ну-ну. Вот завтра в три часа утра пятнадцать минут я отбываю с Ниночкой в Крым. И вот эти две недели — командуй операми как хочешь! А пока будь добр, выбирай выражения и интонацию. Все, я уехал. Пока.
Глава 3
В это же самое время Иван Михайлович Мазуров пробирался по окраинам города к частному домику, где он бывал уже не раз. Домик был так себе, типично кривовская халупа с двумя сквозными комнатами, одна из которых была еще и кухней, с низкими потолками. Зато на заборе было аршинными буквами написано: "ул. Платона Люпаева 142".
"А зачем Валька написала этот адрес? — Подумал майор. — Газет она не выписывает, писем ей вряд ли кто пишет. Дети все уже давно в могиле".
Не найдя решения этой задачи Мазуров толкнул калитку. Тут же затявкала собачонка, но она была на цепи, да и размеры ее не внушили розыскнику священного трепета. Заходить в дом ему не пришлось, нужный ему человек сидел на крылечке, наслаждаясь жизнью. Сам он был высок, до крайности худощав и чуть-чуть пьян. Сашка Краюшкин был ровесник Мазурову, но выглядел гораздо старше. Этому способствовала не только густая седина, но и три срока, полученных Краюшкиным за дела мало привлекательные.
— Здорово, Краюшкин, — поздоровался Мазуров. — Смотрю — хорошо ты живешь.
— Привет, Иван Михайлович. Присоединяйся, — благодушным тоном заметил тот.
Хорошему его настроению способствовала бутылка водки, стоящая рядом с ним, граненая рюмка, миска с дымящейся вареной картошкой да тарелочка малосольных огурцов. При виде этого изобилия Иван Михайлович чуть не подавился слюной. Он был не большой любитель выпить, но сейчас, в этот теплый, июньский день, это ему показалось очень даже в кайф.
— По какому поводу праздник, Сашка? Что у нас там на календаре? День Парижской коммуны, или сто лет граненому стакану?
— Праздников в календаре никаких нет, в душе надо иметь праздник.
— В душе?
— Да. День сегодня хороший, рыба хорошо поймалась. Продал хорошо, быстро, Вальке вон деньги отдал, долг. И себе на пузырь хватило.
В это время послышались шаркающие шаги, на крыльце показалась грузная старуха. Она приложила ладонь козырьком, но потом узнала гостя.
— О, Иван Михайлович пожаловал.
— Здравствуй, Валентина Егоровна. Как ваше здоровье?
Старуха отмахнулась.
— Ни к черту. Ревматизм замучил, особенно если к дождю. Вы за Сашкой что ли, пришли? Натворил что-то?
— Да нет. Спросить его надо кое о чем.
— А-а. А я думала, опять уедет мой квартирант в дальние края.
Сашка действительно был квартирантом Валентины. И муж, и все дети Валентины Спириной сгинули в тюрьме, но к ней время от времени прибивались на квартирование такие же, как и прежние родственники, бывшие уголовники.
— Да нет, поживет он еще, — обнадежил старуху Мазуров. — Ты, Сашка, сколько лет уже как откинулся?
— Три. И в зону больше не хочу.
— Молодец. На работу-то устраиваться не хочешь?
Краюшкин иронично хмыкнул.
— А кто меня куда возьмет? Только на морду глянут и от ворот поворот дают. Да я и рыбалкой больше заработаю.
Мазуров знал, что рыбу Сашка брал только запрещенными методами: сетями, острогой, но браконьерство было меньшим злом, чем прежние «заслуги» Краюшкина. Тогда он приступил к главным расспросам.
— Слушай, Краюшкин, это ведь ты в мае Воле ведро карасей от Касатика приносил?
Сашка как-то сразу насторожился.
— Кто сказал?
— Кто надо сказал. Так приносил или нет?
— Ну.
— Где ты его видел?
— Кого, Касатика?
— Ну не папу же Римского! Так где он тебе этих карасей всучил?
— На Россоши.
— Ого, далеко!
Это место в кривовских лугах было едва ли не самым дальним от города, и абсолютно непроходимым в случае дождей. А Краюшкин начал вспоминать.
— Я первый раз Коляна с Касатиком нашел на Юле. Они там больше бухали, чем рыбу ловили. Потом, дня через два, на Линьковке их уже видел. Водка у них кончилась, они на удочки карася там ловили. А потом уже на Россоши их нашел. Там они сетку ставили. Вот там они меня этим ведром красноперых и нагрузили.
— А ты на чем в луга катаешься?
— Да вон, — Краюшкин кивнул в сторону. — На мопеде.
— И что, ведро карасей на нем увез?
Рыбак ухмыльнулся.
— Да хрен ли мне! Я и мешок рыбы увозил на нем.
— А Касатик с Коляном на чем были?
— На мотоцикле. Ижак у них, «Планета» с люлькой.
— «Планета»?
— Да, красный с синей люлькой. Это Коляна, отцовский еще. Рухлядь старая, но зато с оленем на крыле.
Мазуров его не понял.
— На каком крыле, что за олень?
— Ну, оленем со старой «Волги».
— А, вот оно что. Это какого числа было?
— Да хрен его знает! У меня календаря нет, часов тоже.
— Ну, скажи хоть, сколько времени назад, примерно? Две недели назад, три?
— Да, поболее уже!
— А потом, потом ты их там видел?
— На Россоши?
— Ну да.
— А я там больше не был.
— Почему?
— Так я ездил проверить, как там, щука в разлив зашла или нет. Побросал спиннинг, ни хрена не поймал. Так, два "карандаша", — он пальцами показал размер щурят. — Что мне там больше делать? Ради плотвы в такую даль переться? Она стоит-то копейки. Осенью вернусь, к октябрю щука подрастет.
— Парни что говорили?
— Не понял?
— Что не понял? Куда они потом собирались? Домой или еще куда?
Краюшкин задумался, вспоминая.
— Кажись, домой уже хотели собираться… А, нет, вспомнил! На Гнилое они хотели еще съездить. Колян грибов там хотел набрать. Он всегда грибы очень уважал.
Мазуров сразу заинтересовался.
— А на Гнилом, разве грибов много?
— Конечно. Там же низина, влажно всегда. Белые там завсегда есть. Дождей месяц может не быть, нигде грибов нету, а там есть.
— Эх, не знал я! Мы на днях как раз мимо Гнилого проезжали. Грибы я люблю. Ну, ладно. Сейчас запишем все это, распишешься.
До Краюшкина дошло истинное положение вещей.
— Так это ты, что, Иван Михайлович, меня, выходит, допрашивал?!
— А ты что думал? О грибах просил лекцию рассказать? Пропали Касатик и Колян. Месяц как нету их уже.
— И что, заяву кто-то притащил?
— А как же.
— И кто?
Почему он это сказал, Мазуров и сам потом не мог объяснить.
— Жена Касатика заявила.
Краюшкин ехидно хмыкнул своим щербатым ртом.
— А, соскучилась, сучка. Палку некому бросить.
Мазуров огорчился.
— Сволочь, ты, все-таки, Краюшкин. Если тебе жена рога наставляла, то и все остальные должны быть такими же? Ты в первый раз из-за нее сел?
Краюшкин кивнул головой и ударился в воспоминания.
— Я ее, суку, прямо в постели с тем козлом застал. Он то ушел, а вот она нет. С одного удара ее положил, точно в сердце финкой кольнул!
— А зачем двоих других жен избивал до полусмерти? — Настаивал Мазуров. — У них то на стороне ничего не было?
Краюшкин усмехнулся.
— А это для профилактики. Чтобы даже не думали гульнуть налево. Баба, если ее не бить, она всегда хочет на стороне трахнуться.
Мазуров сплюнул в сторону и махнул рукой.
— И как тебя только земля может носить, Краюшкин? Ты его опасайся, тетя Валя.
— А мне че, я не баба его. Я ему сама при случае рога сковородкой обломаю.
— Ну, бывайете, веселая компания!
Глава 4
С утра в третье отделение милиции забрел журналист местной газеты, "Кривовский Вестник" Антон Рябцев. Было время, когда он раздражал Колодникова своими затемненными очками, но потом опер к этому привык, тем более что журналюга частенько оказывался полезным для их работы. У журналистов и оперативников вообще много общего. Они случайно или по наводке, получают много лишней информации, которая может вылезти совершенно неожиданной стороной.
