Сергей Зверев - Скорая десантная помощь
Уложив в сумку вещи, Андрей достал из ее тайника паспорт на имя Хмелина Николая Алексеевича. Свой теперешний, на имя Гаврилова Анатолия Петровича, положил на его место. Уже засвеченный паспорт следовало бы немедленно уничтожить, но Лавров с этим решил подождать – мало ли что еще может произойти? Вдруг пригодится? В конце концов, он же не какой-нибудь киношный шпион. Это в киношках образца 60-х годов прошлого века агенты разведслужб то и дело сжигают паспорта, съедают шифровки, а в случае неудачи прокусывают ворот рубахи с зашитой в него ампулой цианистого калия. А он – спецназовец, главное боевое достояние которого – ум, смекалка, интуиция, артистизм, владение оружием и физическая подготовка.
Сумерки сгущались все больше и больше. Андрей, не отрываясь, смотрел в окно, опасаясь пропустить момент пересечения с автотрассой. Неожиданно он скорее почувствовал всем своим существом, нежели увидел или услышал, что некто со стороны коридора пытается осторожно открыть дверь купе. Но это было заведомо безнадежным делом, поскольку замок, поставленный на фиксатор изнутри, снаружи поддавался только специальному ключу. Но, как говорится, чем черт не шутит, когда бог спит? А вдруг такой ключ у них имеется? Тогда надо срочно исчезать, невзирая на скорость движения поезда.
Лавров опустил раму окна и, бросив в окно сумку, тут же выбрался наружу сам, зависнув над стремительно бегущим под ногами, едва различимым в густых сумерках крутым косогором насыпи, покрытой мелким щебнем. Самым скверным в такой ситуации было вовремя не заметить какую-нибудь электрическую опору и, спрыгнув, с маху в нее влепиться, чтобы потом с разбитым черепом скатиться под откос.
Шли мгновения, а подходящего места для прыжка присмотреть не удавалось. Наконец впереди, в свете далеких фонарей, Андрей смог различить пышно разросшийся куст. А со стороны двери до него донесся щелчок, который означал, что замок разблокирован и в купе сейчас войдут посторонние. Уже не раздумывая, он резко оттолкнулся от вагона и, сгруппировавшись, ощутил после неуловимо короткого полета в пустоте столкновение с пружинистой куртиной густо переплетенных меж собой ветвей, сопровождаемое громким хрустом.
Кубарем перекатившись через куст, Лавров ухитрился в последний момент сориентироваться в этом полете-падении и относительно удачно приземлиться на ноги. Когда он, сопя и отдуваясь, поднялся на насыпь, уже успевший пролететь мимо него поезд, торопливо стуча колесами, уносился в сгущающуюся тьму, прощально светя огоньками красных сигнальных фонарей. Утерев выступившие на лбу росинки пота, Андрей почти вприпрыжку помчался назад, чтобы, пока еще не стемнело окончательно, успеть найти свою сумку. Что ни говори, а остаться с пустыми руками в его положении было бы чрезвычайно скверно. По прикидкам Лаврова, за те восемь-десять секунд, пока он готовился к прыжку, поезд мог отмахать не менее двухсот-трехсот метров.
Пригнувшись, он бежал вдоль железнодорожной линии навстречу сырому ветерку, хрустя подошвами туфель по щебню. С неба, плотно затянутого тучами, очень некстати заморосил мелкий осенний дождь. Неожиданно сзади раздался нарастающий гул приближающегося поезда, а рельсы, идущие по другой стороне насыпи, начали издавать характерный перестук. Когда поезд, слепя прожектором, был от него уже в паре сотен метров и его могли заметить машинисты дизель-электровоза, Андрей неохотно затаился за толстенной железобетонной опорой. Но едва голова поезда промелькнула мимо, он снова побежал дальше – пассажиры едва ли могли хоть что-то заметить.
То место, где примерно могла упасть его сумка – Лавров запомнил это определенно, – было напротив разросшейся в паре десятков метров от железнодорожной насыпи группки молодых березок. Однако теперь в сгущающихся сумерках – поди, разгляди их… К тому же оказалось, что таких белоствольных компаний на всем протяжении пути более чем достаточно.
«Вот это ни хрена себе! – вглядываясь в темноту, мысленно отметил Андрей. – Эдак можно пробегать до утра и ничего не найти. Да еще, не дай бог, на сумку наткнутся какие-нибудь бродяги. Тогда уж точно – ищи-свищи…»
Как бы подтверждая его мысли, неожиданно откуда-то до слуха донеслись отзвуки мужских голосов. Двое неизвестных как будто бранились и о чем-то спорили.
«А не мою ли сумку делить надумали почтенные панове?» – сбегая вниз по склону насыпи, предположил Лавров. Стараясь не слишком громко топать, он побежал в сторону спорщиков и, обогнув высокие густые заросли подроста березок и осин, внезапно увидел в паре километров от себя дугообразную цепочку огоньков, что, скорее всего, была фонарями, установленными на автомобильном виадуке, перекинутом через железную дорогу. Это была та самая, нужная ему трасса Люблин – Варшава.
В отблесках далеких огоньков он неожиданно различил два человеческих силуэта, которые, поминутно спотыкаясь и непрерывно бранясь по-польски, шли по дорожке меж лесистых зарослей. Прибавив ходу, Андрей менее чем за минуту догнал двоих, кое-как одетых и явно подпитых мужчин средних лет, которые – о, удача! – несли его дорожную сумку, он мог бы узнать ее из тысячи похожих.
Услышав сзади шаги, оба пана оглянулись и посторонились, намереваясь пропустить так некстати подвернувшегося им припозднившегося где-то торопыгу. Однако всего мгновение спустя, осознав, что этот странный тип, вынырнувший из темноты, как чертик из шкатулки с секретом, претендует на их находку, оба «сталкера» крайне возмутились. Пытаясь решить дело миром, Лавров, вежливо прижав руку к груди, с чувством поздоровался:
– Гутен абэнд! Гебен зи мир битте майне хэндташе! – попросил он, указав на сумку, не будучи уверенным в том, правильно ли произнес немецкие слова.
Паны-«сталкеры», сумрачно переглянувшись, что-то протестующее заорали по-польски, из чего он смог уловить, что «нехрен, в натуре, всякой немчурне приставать к уважаемым людям с глупыми домогательствами, ибо, что взято – то свято!» Более рослый из «сталкеров» – крупный, мосластый тип, шагнув навстречу «немцу», замахал толстыми ручищами, сопровождая это настоятельным:
– Ком! Ком, пся крёв!
Это означало, что миром вопрос решить не удастся. Ветерок, дунув Андрею в лицо, донес до него «аромат» давно не стиранной одежды и немытого человеческого тела. Скорее всего, это были бродяги, промышлявшие у железной дороги. «Черт! Бомжи – они и в Африке, и в Польше – бомжи!..» – про себя констатировал Лавров и, уже не церемонясь, шагнул ко второму, схватив свободную ручку сумки. Продолжая изображать из себя немца, он рванул ее на себя, с нарочитым возмущением выпалив:
– Гебен, гебен, доннер веттер! Гебен, фетфлюхтен думмельс!
Бродяга ростом поменьше, вцепившийся в сумку мертвой хваткой, удивленно охнул, ощутив неожиданно мощный рывок вроде бы не очень крупного немца. Второй что-то хрипло заорал и, выхватив из-за пазухи нечто продолговатое, блеснувшее в отсветах фонарей серебром полированного металла, ринулся на Андрея.
Немедленно выпустив сумку, тот уклонился от удара ножа, нацеленного ему в бок, и, нанеся нападающему короткий мощный удар ногой в сплетение, отчего тот, охнув, согнулся пополам, довершил начатое ударом ребра ладони по шее. Тут же, в долю секунды развернувшись ко второму, Лавров с удивлением увидел, что того и след простыл. Бродяге хватило всего одного мгновения, чтобы понять: надо срочно уносить ноги, иначе достанется и ему.
Подобрав сумку и вскинув ее ремни на плечо, Андрей зашагал в сторону только что замеченного им виадука.
Глава 3
У окруженного аккуратной, окультуренной зеленью придорожного кафе, названного просто и без затей – «Otwarty» («Открыто»), расположившегося у автотрассы невдалеке от виадука, было довольно людно. Но, в отличие от иных российских заведений подобного типа, его антураж выглядел куда цивильнее и благопристойнее. Паны и пани, проезжающие по трассе и имеющие надобность подкрепиться хотя бы чашкой кофе, даже будучи обладателями «Вольво» и «Лексусов», вели себя вполне скромно, не проявляя малиновопиджачных замашек. Тут никто не швырял мимо урны окурки и смятые пачки сигарет, тут не околачивались у входа золотозубые жгучие брюнеты с травматиком, припрятанным где-нибудь за поясом, тут никто из перебравших горячительного не начинал выяснять отношения с окружающими. И залогом тому был прохаживающийся невдалеке полицейский, который зорко следил за обстановкой у кафе и на прилегающем участке трассы.
Андрей еще на дальних подступах к объекту польского общепита, когда в свете фонарей уже хоть что-то можно было разглядеть, достал из сумки дорожный костюм спортивного типа. Тот, что был на нем, он запихал в полиэтиленовый пакет и бросил в мусорный контейнер, стоявший невдалеке от кафе, выбросил и обувь, надев кожаные кроссовки. Осмотрев себя в зеркальце, закрасил царапину на щеке тональным кремом. Скорее всего, поцарапался он во время своего кульбита на ходу поезда. С учетом обстоятельств ее можно было считать сущим пустяком. Причесавшись и водрузив на нос интеллигентского вида очки, Лавров зашагал к кафе.
