Кирилл Казанцев - Стреляй вверх – не промахнешься
Однако главного не калечили. Поваляли в пыли, после чего Старостин пригласил его в свою машину.
– Ты все понял? – Андрей Михайлович кивком указал на разложенных на земле бандитов.
Михей, чьи глаза горели ненавистью, только засопел громче и отвернулся.
– Я не слышу ответа! – повысил голос Старостин. – Ты все понял?!
– Понял, – прохрипел бандит, глядя в сторону. – Кончай лечить. Закрывай, командир. Но только помни – я ведь выйду…
«А парень с характером!» – подумал Старостин. Еще до начала «стрелки» он не принял решения, передавать ли неудачников милиции или просто «поломать» да бросить на месте встречи, в назидание другим любителям халявы. Но сейчас, под влиянием момента, Старостин увидел в бригадире что-то близкое, родственное себе. По существу – такого же городского хищника, которым был сам.
– Тебя как зовут, пацан? – довольно миролюбиво поинтересовался бывший чекист.
– У прокурора познакомимся! – огрызнулся бандит, исходивший бессильной злобой.
– Можно ведь и без прокурора обойтись… – тусклым голосом произнес Старостин.
– Миха, – еще не веря в свою удачу, ответил бандит. – Михей…
– Поговорим, Михей? – предложил Андрей Михайлович…
…Они нашли общий язык. Да и не могли не найти – внутренне они были похожи так, как могут быть похожи братья-близнецы. Просто одного растила Система, под себя и для себя; второго – улица. И как знать, кто бы из них оказался выше, будь у них одна стартовая площадка по жизни…
После этого Михей и его люди стали сотрудничать со Старостиным. Разумеется, к делам концерна бандитов не допускали. Но провести разовую акцию по «наказанию» конкурентов… Или настучать битами по умной голове слишком глубоко копающему журналисту… Да за отдельную плату – хорошую! – и дельный совет… Да почему бы и нет?!
Так продолжалось с добрый десяток лет. Старостин не ошибся в Михее. Тот тоже рос. В «воры в законе», правда, не вышел, но выжил в многочисленных бандитских войнах, сумел сохранить и даже расширить свою «делянку». В какой-то момент остановился в росте, пропустив вперед – под пули киллеров – более нахрапистых и удачливых. Несмотря на разницу и в возрасте, и в общественном положении, Старостин постепенно начал воспринимать Михея как равного себе. Но, больше по привычке, сохранял дистанцию. По крайней мере, до недавних пор…
…Андрей Михайлович тяжело вздохнул. Совсем недавно, желая быстро выполнить указания очередного куратора, генерала Талаева, и устранить возникшую для концерна опасность, он предельно сократил эту дистанцию. Настолько, что и сам не сумел бы теперь сказать – они с Михеем просто знакомые или уже подельники? По сути, Старостин стал соучастником, даже, если говорить языком юридическим, организатором убийства совершенно постороннего человека.
А тут еще Малышев… Мальчишка совершенно неожиданно вырос и попытался освободиться, вырваться из-под постоянного и неусыпного контроля. Пришлось его с помощью того же Михея изолировать. Похищение человека, незаконное лишение свободы… Ну и еще пара-тройка статей Уголовного кодекса.
И теперь Старостин просто не знал, как быть дальше. Сначала все решалось просто – устранив Малышева, взять налаженный бизнес «под себя». Но бизнесмена легко сломать не удалось. В сложной, непривычной для него обстановке он продемонстрировал незаурядные волю и бесстрашие – те качества, которые Андрей Михайлович до сих пор у него не замечал. Или просто не хотел замечать?..
Так или иначе, а сейчас Старостин оказался в очень сложном положении. Перед ним стоял выбор, причем непростой. Продолжать ли идти рука об руку с Михеем, погружаясь все глубже и глубже в пучину криминала, туда, откуда выхода нет? Точнее, есть выход, но только ногами вперед… Ведь не простят ему этого бывшие коллеги, никак не простят. И дело даже не в том, что они потеряют какие-то деньги. Предателей ненавидели во все времена. И во все времена уничтожали. Так что с того момента, когда о его измене станет известно, он не поставит на свою жизнь и ломаного гроша.
Значит, нужно постараться остаться относительно честным человеком, частью Системы, одним из многочисленных винтиков, работающих во благо и во имя службы.
Старостин тяжело вздохнул. А ведь получается, что выбора-то у него как раз и нет. Надо идти к куратору, каяться во всех своих грехах, признаваться во всем. Отругают, конечно, как отстирают… Но помогут. «Зачистят» Михея. И, вполне возможно, разрешат практически неразрешимую задачу с Малышевым. Может, даже отпустят… Хотя нет. Нужно все обставить таким образом, будто Виктор Георгиевич подлежит «сокращению» как полностью неуправляемый субъект.
Стало быть, надо обдумывать аргументы, которые помогут Старостину убедить куратора в своей правоте. И как можно быстрее выходить на встречу, пока не нашелся какой-нибудь «доброхот», что с удовольствием заложит Андрея Михайловича.
2
Далеко от Москвы, в городе Грозный, не спал еще один человек. Сидел в полутемной комнате и думал. Пожилой – где-то уже за шестьдесят – чеченец. Худощавое, даже худое лицо. Чеканный медный профиль старого, но мудрого индейского вождя. Седые волосы коротко острижены. Лицо гладко выбрито. И одежда – брючная пара и рубашка, выдержанные в строгих темных тонах. Вообще, у стороннего наблюдателя могло бы сложиться впечатление, что пожилой либо только что пришел с улицы, либо прямо сейчас, сию минуту, встанет и пойдет куда-то по своим делам.
Однако пожилой не собирался никуда выходить. И жить не собирался. Не было у него такого желания. Механически ел, что приносили, механически выходил в туалет, когда возникала потребность. Иногда забывался на пару часов в коротком и беспокойном сне. Дремал, не покидая кресла. И в это время его окружение, многочисленные младшие родственники, избегали заходить в комнату. Да и за ее пределами старались ходить тихо-тихо. И говорить только шепотом. Боялись нарушить обманчивый покой старшего родича. Надеялись, что вот, наконец-то, он выспится и станет прежним. Отцом, дедом, уважаемым и мудрым старейшиной.
Однако надежды эти были обманчивы. Старик не знал покоя. И не мог вернуться в прошлую жизнь. По крайней мере, до тех пор, пока ходит по земле его личный враг и «кровник» его тейпа – бывший офицер спецназа ГРУ Артем Рождественский по прозвищу Монах.
Три года, три бесконечных года пожилой чеченец гонялся за этим человеком, стремясь осуществить святой обряд кровной мести над убийцей младшего родственника. И все эти годы пожилого преследовали неудачи. Много раз казалось, что неуловимый Монах уже попал в его руки. Так было и на юге России, и в Сибири, и в Москве… В Абхазии, в Таджикистане, в Афганистане – повсюду следовал пожилой за своим «кровником». И повсюду тот ускользал от погони. Причем не просто ускользал, а оставлял за собой трупы преследователей, увеличивая и без того огромный, почти безразмерный счет.
Последний раз они столкнулись в Афганистане лицом к лицу. Однако месть не состоялась. Больше того… Своим спасением – о, какой позор! – пожилой, растерявший всех своих людей, был обязан «кровнику». Именно Монах и его люди вывели чеченца из-под огня, помогли оторваться от преследования. И – опять ушли.
Незаметно для себя пожилой смежил веки. Задремал. И во сне опять – как и много раз до этого – увидел равнодушное и усталое лицо своего врага, покрытое смешанным с пылью и пороховой гарью потом.
«Лучше убей меня – я все равно тебя достану! Слышишь?! Достану! Чего бы это мне ни стоило! Тебе не жить!» – опять, как тогда, отчаянно кричал пожилой. И в бессильной ярости разбивал в кровь кулаки о сухую афганскую землю.
«Звони!» – звучал короткий насмешливый ответ. И виделась короткая цепочка людей, убегающая в красный закат…
Пожилой встрепенулся, открыл глаза. Опять тот же самый сон, повторяющийся изо дня в день, преследующий его с тех пор, как ему удалось выбраться из Афганистана. Было в этом сне что-то очень важное, что-то значительное. Но что именно? Пожилой чеченец никак не мог этого понять. Сбивало с мысли постоянно стоящее перед глазами лицо, то ли смертельно уставшее, то ли хранившее презрительное выражение. «Звони!» И, уже обращаясь к своим товарищам, приказал: «Бегом!.. Марш!»
«Звони!»… Десять здоровых, тренированных парней, золотой фонд нации, остались там, на афганской земле. Пожилой категорически отказывался признавать очевидное – эти десять погибли по его вине, принесены в жертву неуемному, даже болезненному стремлению к мести, постепенно переходившему к помешательству, мании.
«Звони!» Это он, только он и никто другой, виновен в гибели десяти ребят. И еще шести до этого. И еще одного… И… Не имеет ни малейшего значения, что погибли завершающие длинный список жертв в бою с американским патрулем. Если бы не Монах, не было бы и этого рокового столкновения. Месть, месть, месть! Но только где искать сейчас беглеца? Где он проявится в следующий раз? В Абхазии?.. В Грузии?.. А может, в Европе?.. Или вообще где-нибудь в Африке?..
