Максим Шахов - Крещение пулей
Капеллан отец Орест Гресь как раз и был тем самым священнослужителем, на которого пожаловалась Мирослава Смогоржевская. Вызов пошел, но ответа протосинкел так и не дождался. В первый момент это буквально взбесило отца Романа, но он тут же сообразил, что Орест мог просто не иметь возможности ответить.
– Ладно! – вздохнул Кубийович. – Подожду…
Выключив воду, он вернулся на свое место и попытался сосредоточиться на текущих делах. Однако это оказалось не так-то просто. И пару минут спустя протосинкел решил перезвонить секретарю комиссии по делам военного капелланства и мест заключения.
В первый момент он потянулся к стационарному телефону, однако тут же отдернул руку. Звонки с него Ганна вполне могла подслушать, а это было в данном случае крайне опасно. В отличие от секретаря комиссии, она отлично знала отца Романа и могла заподозрить, что звонит он неспроста. Поэтому протосинкел решил снова воспользоваться мобильным. Однако отыскать в его памяти нужный номер он так и не успел. Телефон вдруг зазвонил, высветив на дисплее надпись «к.о. Орест Гресь». Отец Роман тут же поднялся и прошел в опочивальню и уже оттуда ответил:
– Да!
– Да пребудет с вами Господь, панотче! Вы мне звонили? – проговорил в трубке Орест.
– Да, – мрачно сказал отец Роман. – Ты сейчас где?
– В буцегарне, панотче!
– Хорошо. Тогда так: вечером, в семь, жду тебя в каплице. И о том, куда ты пошел, не должна знать ни одна живая душа. Это в твоих же интересах… Ты все понял?
– Да, панотче! В каплице, в девятнадцать, никто не должен знать, – по-военному продублировал приказ Орест.
5. Россия, Москва, Лубянка, центральный офис ФСБ
Закончив читать аналитическую справку, Логинов по привычке закрыл папку и отодвинул ее. Замдиректора разговаривал по служебному телефону. Минуты через две он закончил разговор энергичным нагоняем, опустил трубку и посмотрел на Логинова:
– Ознакомился?
– Так точно!
– Уяснил, кто такой отец Вениамин?
– Не совсем.
– Что именно не совсем?
– Дело его оперативной разработки есть?
– Нет. Его не разрабатывали.
– Ясно. Но какое-то досье на него есть?
– Какое-то есть, – покосился в левый угол своего стола генерал.
– Посмотреть его можно?
– Ладно, посмотри, – кивнул генерал и протянул Логинову тонкую папку.
Открыв ее, Виктор увидел, что внутри находятся всего два листа. Причем первый был обычным сопроводительным письмом Управления ФСБ по Вологодской области. Отложив его, полковник взял второй лист и внимательно прочитал подготовленную вологодскими территориалами информацию.
Закончив читать, он в недоумении замер, потом на всякий случай перевернул лист. Но на его обратной стороне, как и следовало ожидать, ничего написано не было. Виктор сунул лист в папку, закрыл ее и аккуратно положил на папку с аналитической справкой, после чего покосился на генерала, который снова разговаривал по телефону. Разговор, судя по всему, был не коротким, и Виктор, сунув руку в карман, извлек пачку сигарет. Выудив вдобавок и зажигалку, он выжидательно посмотрел на замдиректора.
Примерно через полминуты тот мазнул по нему взглядом и кивнул, но указал пальцем в сторону окна. Логинов выбрался из-за приставного стола, обогнул его и подошел к окну. На подоконнике стояла «гостевая» пепельница. Виктор приподнял жалюзи и закурил…
6. Россия, Вологодская область, озеро Лебяжье, Свято-Воздвиженский монастырь
Собрав направленный микрофон, Анфиса быстро подключила его к айпаду – и тут вдруг заметила человека, показавшегося во внутреннем дворе монастыря рядом с беседкой. Подавшись назад, журналистка пригнулась и снова осторожно выглянула. Человек у беседки был одет не в церковную одежду, а в гражданский костюм. И был весьма крупного телосложения, так что это было легко различить даже на расстоянии. Чуть левее за елями двигался еще один, такой же.
– Гип-гип-ура! – невольно вырвалось у Анфисы.
Появление во дворе охранников олигарха, – а это были явно они, – означало, что предположения Анфисы и ее шеф-редактора Корнея Фалютина полностью оправдались. Стаховский действительно прилетел в Вологду, чтобы побеседовать с отцом Вениамином. А последний действительно сделал для него исключение.
Чтобы не выдать себя, Анфиса снова подалась назад и, вжавшись спиной в прохладную стену арки, замерла. Охрана Стаховского осмотрела окрестности беседки довольно быстро. Когда Анфиса снова выглянула полминуты спустя, «телки» уже неподвижно торчали по сторонам беседки за елями.
– Молодцы, мальчики! – негромко проговорила Анфиса.
Потом быстро подключила к направленному микрофону наушник и сунула его в ухо. Теперь можно было заняться делом. Просунув руку сквозь прутья ограды, она направила микрофон на беседку и поводила им из стороны в сторону. В наушнике сперва промелькнули смутные шорохи, а потом вдруг раздался вполне явственный, хоть и негромкий скрип.
– Кажется, есть! – прошептала Анфиса.
Несколько секунд спустя ее догадка подтвердилась. В наушнике опять послышался скрип, после чего раздались негромкие шаги, и за окном беседки проплыл силуэт. Рассмотреть его Анфиса не рассмотрела, но и так было понятно, что это Стаховский в ожидании отца Вениамина прохаживается туда-сюда.
Чтобы не спугнуть удачу, журналистка спряталась, оставив на виду только просунутую сквозь прутья руку с микрофоном. Стаховский прошелся взад-вперед, потом снова присел. Впрочем, где-то через минуту он опять поднялся и снова прошелся. И тут наконец в наушнике послышались быстро приближающиеся шаги.
– Подожди меня снаружи, Евстафий! – услышала Анфиса спустя пару секунд голос отца Вениамина – удивительно молодой и какой-то просветленный. Причем это ощущалось, даже несмотря на неминуемые искажения при снятии и усилении звука. – Здравствуйте, Михаил! Извините, что заставил вас ждать, но у меня была важная беседа…
– Ну что вы, отче! Это вам огромное спасибо, что согласились меня принять. Здравствуйте! Очень рад знакомству.
– Я тоже… Давайте присядем.
В наушниках снова послышался скрип, после чего отец Вениамин спросил:
– Итак, Михаил, о чем вы хотели со мной поговорить?
– Гм-м… – вздохнул Стаховский. – Не знаю, в курсе ли вы, что некоторое время назад в моей жизни произошло весьма прискорбное событие. Я имею в виду, что от меня накануне свадьбы ушла невеста…
– Я знаю об этом, Михаил. Не в подробностях, конечно. Но это и ни к чему, верно?
– Да, отче, вы правы, подробности тут ни к чему… В общем, этот случай на меня сильно повлиял. В том смысле, что заставил меня посмотреть на свою предыдущую жизнь, так сказать, со стороны. И я понял, что причинял другим слишком много боли. Так что в конце концов кто-то должен был причинить боль и мне…
Тут Стаховский невольно умолк.
Отец Вениамин немного помолчал и сказал:
– Закрывая дверь, Господь открывает окно. Не случись того, что случилось, вы бы никогда не поняли того, что поняли…
– Об этом я тоже думал, отче! – порывисто воскликнул Стаховский. – Это был знак свыше, чтобы я задумался о своей жизни, пока не поздно. Как говорится, правда освобождает, хотя поначалу режет глаза.
– С этим не поспоришь, – согласился отец Вениамин. – Правда действительно освобождает, но спасти может только вера, Михаил. Господь открыл вам окно. В нем свет. И этот свет – вера. Тянитесь к свету, и Господь вас спасет. Так что все зависит только от вас.
– Я понимаю, отче. И именно поэтому я здесь. Я понимаю, что много грешил, и хочу свои грехи искупить. В общем, я решил построить церковь! И приехал просить на это вашего благословения.
– Церковь? – спросил отец Вениамин.
– Да, отче.
– И где вы ее собрались построить?
– В Москве, отче.
– Понятно… – вздохнул Вениамин.
– Что-то не так, отче?
– И так, и не так. Построить храм – это, конечно, богоугодное дело. Но вопрос в том, какую цель вы преследуете этим…
– Но я же сказал, что хочу искупить… Извините, отче, что перебил! – тотчас спохватился Стаховский. – Продолжайте, пожалуйста.
– В Москве достаточно храмов, Михаил. Даже, я бы сказал, предостаточно. Но беда в том, что при этом в столице почти нет веры. Истинной веры, а не показной. Войдите в любой новопостроенный московский храм, и что вы увидите на самом видном месте?
– Крест?
– Если бы крест… На самом видном месте вы увидите золотую, в крайнем случае позолоченную табличку, на которой написано… что?
– Имя того или тех, кто построил храм.
– Именно! И эта табличка как раз и есть самое верное свидетельство того, что храм построен вовсе не во имя веры, а ради гордыни. А гордыня есть грех. Вы меня понимаете?
