Сергей Зверев - На одном вдохе
— Пиши. Излагай все и самым подробным образом.
— А руки? — показал тот сцепленные наручниками запястья.
— Прапорщик, сними с него браслеты.
Подчиненный опасливо покосился на длинноволосого мужика, но перечить только что оравшему на весь этаж подполковнику не решился. Отперев замок, он снял наручники и вернулся на прежнее место.
Захарьин подвинул поближе листок, взял авторучку, склонил над столом голову…
Абрашкин довольно поглядывал то на пишущего Глеба Абрамовича, то на стоявшего поодаль прапорщика. Кажется, внезапно нарисовавшееся преступление против сотрудников правоохранительных органов обещало быть оперативно и мастерски раскрытым.
«Что ж, лишняя галочка в графе «раскрываемость» не помешает, — размышлял он, мысленно проговаривая доклад вышестоящему начальству о взятом с поличным опасном преступнике. — Прапорщику, так и быть, выдам небольшую премию. А генералу намекну об освободившейся должности начальника ОВД Митино. Чем черт не шутит — вдруг замолвит за меня словечко?..»
Замечтавшись, подполковник не заметил, как Захарьин перестал писать, отложил ручку и поднял на него тяжелый пронзительный взгляд. Ощутив на себе этот взгляд, он вдруг понял, что сознание стремительно мутнеет.
— А ты чего стоишь? — резко обернулся задержанный. — Ну-ка иди сюда. Бери стул и садись рядом с ним.
Прапорщик беспрекословно подчинился и устроился слева от кресла начальника.
— Внимательно смотрите на мои ладони, — заполнял пространство кабинета ровный, повелевающий голос.
Абрашкин с прапорщиком послушно уставились на шевелящиеся пальцы осоловевшими глазами…
— Вам хорошо. Вы ничего не помните и потеряли ко мне интерес. Вы подписываете мне пропуск. Вам наплевать на обязанности и работу. Вы хотите спать и только спать…
Спустя некоторое время Захарьин вышел из кабинета заместителя начальника ОВД. Пройдя по пустовавшему коридору, он спустился по лестнице на первый этаж и подал дежурному пропуск.
— Так быстро? — покрутил тот в руках клочок бумаги.
— А чего мне тут делать, коль ваше начальство ошиблось?
Посмотрев на подпись, дежурный пожал плечами и, нажав клавишу на пульте, зажег на турникете зеленую стрелку.
Глеб Абрамович беспрепятственно покинул здание отдела, спустился по короткому крыльцу и зашагал в сторону ближайшей станции метро…
Глава четвертая
Российская Федерация. Москва; район Южное Тушино. Настоящее время.
— Спрашиваю в последний раз: вы собираетесь расплачиваться? — грозно повел бровями старший из двух охранников — широкоплечий, накачанный парень лет двадцати восьми.
Я уже мысленно выбирал место на его угрюмой роже, куда врежется мой кулак, когда Глеб произнес тихим, но в то же время звучным, строгим голосом:
— Смотрите на мои руки.
Затем приподнял ладони и сделал несколько пассов. Это были движения, похожие на колдовство кондитера. Или на труд массажиста, поглаживающего не человеческое тело, а воздух. Так или иначе, но парочка охранников и стоявший позади них бармен заткнулись. Ссутулив плечи, они следили потухшими взорами за движениями рук моего странного приятеля…
Действо длилось секунд десять или пятнадцать, хотя мне показалось, что время остановилось и Глеб совершает магические пассы несколько часов.
— Все. Двигаем отсюда, — шепнул он, покончив с ритуалом.
Охранники с барменом так и остались стоять в прежних позах.
А мы растворились в толпе, взяв курс на выход из ночного клуба…
Желающие запечатлеть на камеру мою жизнь в течение последнего года умрут от скуки. Вот Евгений Арнольдович получает пенсию и бежит в дешевый магазинчик за продуктами. Вот он подрабатывает на разгрузке фуры у соседнего гипермаркета, а на ужин жарит в убогой однокомнатной квартирке яичницу с салом. Вот с наступлением темноты топает в ближайший кабак под названием «Сытопьяно», а под утро возвращается со смазливой барышней. Наконец, Женя спит…
Впрочем, у меня есть одна договоренность с любителями покопаться в чужом грязном белье: я не делаю в своей жизни ничего сенсационного, а они перестают меня преследовать. Это спасает.
Если бы сегодня меня заставили заполнить подробную анкету, ее начало выглядело примерно бы так: Семья — прочерк. Дети — прочерк. Родственники — мама, проживающая в Саратове; остальные — прочерк. Судимости — прочерк. Даже друзья, и те — почти равнозначный прочерк.
«Почти», потому что в моей жизни все-таки оставался Жора Устюжанин и еще два-три дорогих для меня человека. Во время службы во «Фрегате» дружба с сослуживцами была таким же естественным явлением, как восход солнца или смена зимы весной. Ее наличие и крепость были обусловлены сложностью работы, постоянным риском, необходимостью без лишних слов понимать друг друга на глубине. После ликвидации «Фрегата» народ разбросало по разным уголкам страны. Теперь мы изредка перезваниваемся, но до встреч в реале доходит крайне редко.
Не курил я уже порядком, после того как слетел на «десятке» с моста. А на улице после ночного клуба вдруг нестерпимо захотелось затянуться и зачесалось чуть ниже спины.
— Дай сигарету, — буркнул я.
Новый знакомец зашуршал пачкой «Hilton Platinum», протянул мне сигарету и щелкнул позолоченной зажигалкой.
Табачок был что надо, но я все же закашлялся…
Небо светлело. На тротуарах первые дворники гоняли вениками сереющий воздух. Местами штормило, земля была неокрепшей, молодой, буйной.
— Я не дойду, — честно признался Глеб. — Возьми такси.
— А деньги?
— Не проблема.
Я постучал в стекло, разбудил водилу. Тот завел мотор, и мы двинулись по сонным улочкам…
— Как у тебя это получилось? — спросил я, ошалело оглядываясь назад, как будто за нами могли организовать погоню.
— Видишь ли, мозгом наделен каждый из нас, — ответил он, не открывая глаз. — Просто не все разобрались с его инструкцией.
Таксомотор гнал по Яна Райниса. Внезапно я вспомнил, что мы не назвали таксисту адреса — ни моего, ни Глеба.
— Он знает, куда ехать, — словно прочитав мои мысли, успокоил товарищ. И вдруг, посмотрев мне в глаза, спросил: — Хочешь узнать свое будущее?
— Чего? — обомлел я от вопроса.
— Хочешь узнать, что с тобой станет через несколько месяцев? — повторил он. — Могу понострадамить.
Возгоравшийся интерес заставил сказать:
— Давай.
В его гипнотических возможностях я успел убедиться на все сто. А вот по поводу предсказания будущего почему-то сомневался.
— Зря не веришь, — опять без труда разгадал он мои мысли. — Твое будущее предречь не так уж трудно.
— Ладно, слушаю…
— Не пугайся, но тебе осталось от силы полгода.
— Сколько? — поневоле перестал я дышать.
— Месяцев пять-шесть.
— Почему так мало?
— Не догадываешься? — хохотнул он, откинув назад голову. — Ты сам выбрал такой короткий путь.
Отсмеявшись, Глеб промокнул глаза платком не первой свежести и объяснил вполне серьезным тоном:
— Пока ты выглядишь здоровым мужчиной: красивое тело, накачанные мышцы, планы на пару лет вперед… Но следы нездорового образа жизни уже оставили свой отпечаток: шрамы, сломанный нос, мешки под покрасневшими глазами, одышка…
Я слушал вводную часть монолога и с сожалением признавал обидную точность каждой фразы. Слова Глеба больно били по самолюбию подобно облезлому березовому венику, хлещущему по голому, распаренному баней телу.
— …Пробираясь между стеллажами, висящей на плече сумкой ты снесешь стоящую посреди прохода пирамиду из бутылок, — монотонно вещал он, прикрыв глаза. — С расстройства ты отдашь злым работникам магазина последние пятьдесят штук и весь остаток месяца будешь пить воду из-под крана, потому что чайник тебе тоже придется продать…
«Блин, а ведь так уже было! — изумился я очередному пророчеству. — Только в магазине отдал не полтинник, а около семидесяти штук. И действительно, потом жрать было нечего и я пил одну воду из-под крана…»
— …Ну а закончишь ты на казенной коечке в Городской клинической больнице имени Сергея Петровича Боткина. Скорее всего, от цирроза печени.
Я насторожился. После моих ночных загулов печень по утрам действительно изнывала, как от ранения картечью.
И все же мне захотелось возразить:
— С какой стати? Я здоров как гладиатор!
— Тебе так кажется, — скривил он губы в усмешке. — У тебя на теле развиваются сосудистые звездочки, а на ладонях — эритема.
— Какая к черту эритема?!
— Покраснение ладоней и подушечек пальцев. Я заметил это, когда пожимал твою руку в ресторане. Если слегка надавить на покрасневшие области, то они кратковременно бледнеют.