Александр Тамоников - Комбат
– Если только немного. Ты давай раздевайся и в душ, а я подогрею ужин и накрою стол.
Стрельцов закрылся в ванной комнате. Быстро набрал воду, в меру горячую, лег в ванну. Проговорил:
– Господи! Как же хорошо дома, где тебя любят и ждут.
Он закрыл глаза, наслаждаясь теплом воды и предвкушением предстоящей близости с Катюшей. Необыкновенно сладостной близости, во время которой забываешь обо всем на свете. Вот что значит настоящая любовь! Она способна на все. Как же он благодарен замполиту, что тот чуть ли не силой приказа отправил Стрельцова в школу, где старшего лейтенанта ожидало счастье. Счастье, за которое он будет бороться до конца.
Глава вторая
Из воспоминаний Героя России, подполковника ВДВ Голубятникова С.Н.:
В 1994 году полк не имел собственного военного городка, компактного района проживания семей военнослужащих. Холостяки и некоторые молодые семьи жили в офицерском общежитии, кому-то досталась квартира в единственном доме офицерского состава, но большинство семей военнослужащих снимало квартиры и комнаты в городе. Часть оплаты производилась за счет МО, но основную часть приходилось платить из того скудного денежного содержания, что получал офицер, прапорщик или контрактник. В этих условиях, да еще вкупе с практически постоянной занятостью военнослужащих, нахождением их в длительных командировках, не все семьи выдерживали проверку на прочность. Быть женой офицера – это непросто. Некоторые женщины не выдерживали такой необустроенной, необеспеченной жизни. Уходили, уезжали. Разводились. Одновременно женились молодые офицеры, кто-то создавал новые семьи. Другими словами, офицеры и их женщины пытались обеспечить крепкий тыл, который просто необходим человеку, чья профессиональная деятельность сопряжена с тяжелыми физическими и моральными нагрузками, с огромной ответственностью за подчиненных и зачастую со смертельным риском для жизни. У кого-то это получалось, у кого-то нет. Но это жизнь. Это реальность. Это нормально…
Из состояния блаженства Стрельцова вывело внезапное появление в ванной комнате Катюши. Она открыла дверь, извинившись:
– Прости, но я совсем забыла, что не повесила полотенце!
И воскликнула:
– А это еще что такое?
Катя увидела синяки, покрывшие всю правую сторону тела офицера:
– Господи! И это ты называешь легким ушибом?!
– О чем ты, Катюша?
– Да ты весь в синяках.
– Ну и что? Это же естественно, ведь я говорил, что неудачно приземлился.
– А по-моему, ты не приземлился, а падал с большой высоты. Что произошло, Юра?
– Да пустяки, Кать!
– Нет, не пустяки, и ты должен мне все рассказать. Жду на кухне!
Екатерина вышла, Юрий помылся не без труда, все же боль давала знать о себе. Но десантнику не привыкать переносить боль. Одевшись, он проследовал на кухню. Присел за стол, на котором Катя выставила бутылку шампанского и тарелку с отбивными и вермишелью, хлеб, бокалы. В сторонке поставила пепельницу. Рядом положила оставленные Стрельцовым в прихожей сигареты и зажигалку. Не те, что отдал комбат, а те, что купил Юрий у ресторана. Он взял шампанское, бесшумно открыл бутылку, разлил шипящую и пенистую жидкость по бокалам. Поднял свой:
– За тебя, Катенька!
– За нас, Юра! За наше будущее и настоящее.
Выпив, Стрельцов проговорил:
– Гадость. А ведь кто-то только и пьет эту шипучку.
– Я тоже не люблю шампанское.
– А что предпочитаешь, чтобы я знал на будущее?
– Коньяк.
Стрельцов удивился:
– Коньяк? Не ожидал.
– Немного коньяку. Кстати, у меня припрятана бутылка настоящего коньяка.
– Откуда?
– Подруга, бывшая однокурсница, из Франции привезла.
– И что это за подруга?
– А тебе какая разница?
– Ты уходишь от вопроса.
Катя улыбнулась:
– И не надейся, не познакомлю.
В ее голосе отчетливо звучали игривые нотки:
– Впрочем, подруга замужем. Она женщина расчетливая, еще с института мечтала выйти замуж за богатого мужчину. И это ей удалось.
– Расчетливая, говоришь? Как же она стала твоей подругой, ведь ты совершенно другая.
– А может, и я расчетливая. Ухватилась же за женатого мужчину? И ничего. Особых угрызений совести не испытываю.
– Это еще вопрос, кто за кого ухватился. Скажи, и давно ты виделась со своей подругой?
– До встречи с тобой. В июле. Она с мужем, известным банкиром, и его то ли компаньоном, то ли товарищем приезжала в Рязань. Позвонила мне, в выходные ездили на природу, шашлыки жарили, отдыхали, а заодно и общались. Больше говорила, конечно, подруга, все расписывала жизнь свою беззаботную, мне же рассказывать было нечего.
Стрельцов отставил бокал, прикурил сигарету:
– А товарищ банкира за тобой, случаем, не ухаживал?
– Ухаживал.
– И тебе это нравилось?
– До определенного момента да. Потом надоело – слишком он усердствовал и был до тошноты любезен.
– И ты что, отшила его?
– Юра, что за вопросы? Что за допрос ты мне устроил? Все это было, да ничего, по сути, и не было, до тебя. До того, как ты появился в моей жизни.
– И тебе нравились ухаживания того хлыста лощеного. Как же, богатенький буратино, а стелется перед тобой…
– Ты никак ревнуешь?
– Да, черт побери, ревную! И в этом есть что-то странное?
– Юра, мне, конечно, приятно осознавать, что ты любишь меня, но ревновать не надо. Не к кому!
Стрельцов угрожающе произнес:
– Будет не к кому! Если этот урод еще раз появится здесь, то я его просто прибью!
– Ну что ты?! Успокойся. И дернул меня черт рассказать о подруге. А все шампанское – хоть и гадость, но по мозгам бьет. Так выпьем коньяку или мне выбросить его?
– А ты выбросишь?
– Если скажешь, выброшу. Вернее, в раковину вылью, прямо при тебе.
– Не надо. Давай этот коньяк, посмотрим, чем он от нашего отличается.
Екатерина принесла пузатую бутылку с простенькой этикеткой, убрала шампанское и фужеры, выставила рюмки. Минут пять мучился Стрельцов с пробкой: французы запечатали свой марочный товар крепко. Не то что наши. У нас свернул пробку и пей, а у них, видно, специальный нож или штопор нужен. Справившись, наконец, с пробкой, Юрий разлил коньяк по маленьким рюмкам. Кухню сразу же заполнил аромат черной жидкости. Стрельцов сказал:
– Да! Это не наш клоповник. Хотя аромат еще ни о чем не говорит. Одеколон тоже хорошо пахнет.
Но, опустошив рюмку, оценил напиток:
– Хорош! Ничего не скажешь. И крепкий, и пьется легко.
После ужина Екатерина быстро убрала все со стола, вымыла посуду, бокалы, рюмки, расставила и разложила все по привычным местам. Шампанское и коньяк поставила в холодильник, сварила кофе.
Стрельцов все это время курил, любуясь Катей, отмечая ее ловкие, доведенные до автоматизма действия.
Она поставила чашки на стол, присела, отложив на соседний стул передник:
– Ну а теперь, ревнивый ты мой, расскажи мне о том, что произошло на прыжках.
– Может, не надо?
– Ты же обещал! И я все равно рано ли поздно, но сама все узнаю!
– Да? Ладно, только давай договоримся, никаких охов и ахов в ходе рассказа.
– Так, значит, все-таки произошло нечто серьезное?
– Да как сказать… В общем, нештатная, конечно, ситуация, но и ничего особенного.
– Я слушаю тебя.
– У меня во взводе трое молодых солдат, которые сегодня прыгали в первый раз. Ну, один из них допустил ошибку. Боялся слишком, забыл напрочь, чему учили. Вышел из борта нормально, а вот кольцо дернул рано. Кольцо, Катя, это такая скоба, которая крепится вот тут, – он указал на левую часть груди, – и с помощью которой открывается основной парашют. Это тот, на котором спускается десант. По телевизору, наверное, видела?
– Видела.
– Есть у десантника и запасной парашют. На случай, если не откроется или не наполнится основной. Он тоже открывается с помощью кольца. Или штырей. Подробности я тебе объяснять не буду, на это и ночи не хватит. Короче, боец рано рванул за кольцо. Парашют вышел из ранца, но не наполнился воздухом и начал гаснуть. Солдат растерялся вконец. И запасной открыть не смог. Полетел вниз. Купол, даже не наполнившийся, снижает скорость падения, но не настолько, чтобы десантник мог приземлиться, не разбившись. В общем, летит мой солдат. А я ниже его, первым прыгнул, так положено. Вижу такое дело, ну и перехватил его за лямки. Так вместе на одном парашюте и приземлились. У бойца опыта меньше, он сломал ногу. Я бы обошелся вообще без повреждений, но тут подвернулся бугор, черт бы его побрал. Ну и ударился об этот бугор. Вот и все! Солдат в госпитале, я дома. Ничего особенного. Синяки через неделю пройдут.
Катя тихо произнесла:
– Ты же мог погибнуть, Юра…
– Я – нет, а вот солдат погиб бы точно, если бы я не перехватил его в воздухе. Но командир обязан беречь подчиненных. Так что я сделал только то, что должен был сделать.
Поигрывая зажигалкой, Стрельцов выронил ее на пол. Нагнулся, чтобы поднять, и охнул – боль пронзила правую сторону грудной клетки. Катя тут же оказалась рядом:
