Андрей Воронин - Беспокойный
Примерившись, он взялся обеими руками за прочный стальной крюк фаркопа, покрепче уперся в землю широко расставленными ногами, поднатужившись, оторвал задние колеса «тойоты» от земли и оттащил ее в сторону.
Сигнализация при этом, естественно, не молчала. Под ее истошные вопли Рублев отряхнул ладони, без помех сел за руль своего «форда», запустил двигатель и задним ходом вывел машину со стоянки. Сигнализация продолжала орать благим матом и панически моргать габаритными огнями, когда он, выйдя из машины, вернулся к «тойоте» и тем же порядком вернул ее в исходное положение. Как будто удовлетворившись этим, сигнализация коротко пискнула в последний раз и умолкла. За спиной ахнула дверь подъезда, послышался резкий хлопок, и что-то коротко щелкнуло об асфальт в нескольких сантиметрах от правой ноги Бориса Ивановича.
– Вот чудило, – пробормотал Рублев и неторопливо обернулся.
Предчувствие его не обмануло: хозяин джипа был тут как тут. Он бежал от подъезда, тяжело переваливаясь на кривоватых волосатых ногах, торчащих из широких штанин пятнистых камуфляжных шортов. Его брюхо подпрыгивало и тряслось на бегу, пляжные шлепанцы все время норовили потеряться, широкий рот открывался и закрывался, изрыгая грязную брань. В левой руке этот неприятный тип держал брелок с ключом от машины, а правая сжимала рукоятку пистолета, очень похожего на настоящий. Рублев покосился на то место, куда угодил первый выстрел, и не заметил оставленного пулей следа. Из чего следовало, что пистолет травматический и что его владелец совершенно напрасно им размахивает, пытаясь напугать этой пукалкой ветерана множества региональных военных конфликтов.
– Ты чего творишь, козлина?! – с одышкой обратился к Рублеву толстяк, вертя и потрясая у него перед носом своим пистолетом так старательно, словно и впрямь думал, что оппонент до сих пор не оценил его огневую мощь. – Тебе что, зубы жмут? Да я тебя сейчас прямо тут, на месте, в асфальт закопаю!
– Тут какое-то недоразумение, – вежливо ответил Борис Иванович. – В чем, собственно, дело?
– Я тебе, урод, сейчас объясню, в чем дело! – пылая праведным гневом, пообещал толстяк.
– Будьте так любезны, – проникновенно попросил Рублев. – Только, если можно, побыстрее, я спешу. Так чем вы недовольны?
Толстяк слегка замялся: описать вслух то, что он пару минут назад наблюдал из лоджии, не поворачивался язык. Кроме того, увиденное прямо свидетельствовало о том, что подчеркнутая вежливость черноусого оппонента является признаком чего угодно, но только не слабости. Однако толстяк явно не привык отступать, да и пистолет в руке придавал ему уверенности в своих силах. Борис Иванович давно заметил, что оружие обладает опасным свойством вводить людей в заблуждение, заставляя сильно переоценивать свои возможности. Вооружившись, человек, особенно неопытный, начинает чувствовать себя этаким громовержцем, которому море по колено и от которого в страхе разбегается все живое. Именно это, судя по всему, происходило сейчас с его собеседником, который никак не мог взять в толк, почему безоружный оппонент до сих пор не пал перед ним на колени, моля о пощаде.
– По-моему, все в порядке, – предвосхищая очередную бессмысленную угрозу, заметил Рублев. – Все хорошо, что хорошо кончается, верно? Счастливо оставаться. И поосторожнее с этой игрушкой, – он кивнул на пистолет, – не пораньтесь.
Обойдя собеседника, как неживой предмет, он направился к своей машине. За спиной раздался гневный матерный вопль, за которым последовал хлопок нового выстрела. На этот раз свистнуло у самого уха; этот выстрел, окажись он поточнее, мог оказаться смертельным.
– Ну, все, парень, – оборачиваясь, негромко сказал Рублев, – ты меня достал.
Он сделал серию быстрых, почти неуловимых движений. Толстяк сел на землю, баюкая поврежденную кисть и хватая воздух широко разинутым ртом. Борис Иванович подбросил на ладони пистолет, с виду неотличимый от боевого «Макарова», огляделся и, примерившись, по высокой траектории запустил его в сторону помойки, до которой от стоянки было метров тридцать. Пистолет, кувыркаясь, описал в синем безоблачном небе длинную пологую дугу, с отчетливым лязгом ударился о мятый край жестяного мусорного бака, подпрыгнул, напоследок кувыркнувшись еще пару раз, и беззвучно скрылся внутри. Из бака пулей выскочил напуганный неожиданным гостинцем бродячий кот и, струясь над асфальтом, серой молнией метнулся в заросли заполонивших клумбу под окнами многолетников.
– Урою, – сидя на асфальте, просипел толстяк. – Сгною, падла! Ты на кого руку поднял?!
– Иди проспись, – посоветовал Борис Иванович. – Только шпалер свой сперва найди, не надо, чтоб им детишки баловались.
– Пожалеешь, сука, – напутствовал его поверженный стрелок, осторожно щупая наливающийся под левым глазом синяк.
Не удостоив его ответом, Рублев сел за руль, аккуратно, без лязга, закрыл дверцу и наконец-то тронулся в путь. Настроение было испорчено. Мысль, которую он старательно гнал от себя на протяжении всей прошедшей недели: «И на кой бес мне сдался этот день рождения?» – снова вернулась и никак не желала уходить. В самом деле, сообрази он вовремя отказаться от приглашения, сославшись на какой-нибудь вздор, утро выходного дня не было бы испорчено в самом начале.
Кроме того, у него появилось и стало с каждой минутой крепнуть очень неприятное предчувствие, что это еще не конец. Он хорошо знал и себя, и свое везение: если уж неприятности начались, то кончатся они не скоро. И что с того, что облетевший букет и ссора на парковке – пустяки, не стоящие выеденного яйца? Маленький камешек, сорвавшись с вершины горы, способен вызвать обвал, а что может быть пустячнее маленького серого камешка?
Всю дорогу до цветочного киоска с названием, украденным из популярной песни, он уговаривал себя не горячиться, не срывать раздражение на посторонних людях и не затевать межнациональный конфликт из-за такой ерунды, как пучок голых колючих веток. Прибыв на место, он держался со сдержанной вежливостью, но, видимо, выражение его лица было красноречивее любых слов, так что букет ему заменили без единого слова протеста, с отменной обходительностью и прямо-таки волшебной быстротой. Прощаясь с ним, хозяин павильона приглашал заходить почаще; обещать ему это, не кривя душой, Борис Иванович не мог, а потому лишь молча кивнул на прощанье и вышел.
Поскольку очередного инцидента, вопреки его опасениям, не произошло, он немного воспрянул духом. Возможно, обычная последовательность событий, не однажды наводившая его на горькие размышления о некой заложенной в подсознание программе саморазрушения, на этот раз дала сбой, и мелкие неприятности так и останутся мелкими, не получив дальнейшего развития. На всякий случай осторожно встряхнув букет и убедившись, что лепестки роз держатся прочно, он бережно поместил свое приобретение на заднее сиденье и сел за руль.
От этих мыслей настроение у него начало мало-помалу подниматься, и даже выходные, которые предстояло провести в компании полузнакомых и вовсе не знакомых людей, уже не казались такой пустой и утомительной тратой времени, как полчаса назад. В конце концов, именно после таких вечеринок с банькой, водочкой и дамочками незнакомые люди становятся знакомыми. О том, чтобы в своем возрасте, да еще и в Москве, обзавестись новыми друзьями, Борис Рублев, конечно же, не помышлял. Но с тех пор, как он оставил армейскую службу, утекло уже немало воды, а вода, как известно, имеет свойство сглаживать острые углы и придавать обтекаемую форму даже предметам, изготовленным из самого твердого, несокрушимого материала. Несгибаемый Комбат не стал более гибким и податливым за проведенные на гражданке годы, но даже он со временем понял, что полезные знакомства потому так и называются, что периодически и впрямь оказываются весьма и весьма полезными. Да и потом, должен же человек хотя бы время от времени выходить в люди и общаться с себе подобными! Бориса Рублева и так не назовешь светским львом, а если начать искусственно сводить свои контакты с окружающими к минимуму, недолго совсем одичать и начать вести себя точь-в-точь как пресловутый поручик Ржевский – не из «Гусарской баллады», сами понимаете, а из скабрезных анекдотов, сочиненных о данном персонаже…
Букет на заднем сиденье при резких маневрах негромко шуршал целлофаном и распространял такой мощный цветочный аромат, что он забивал даже проникавший в салон через фильтры вентиляционной системы запах выхлопных газов. Солнце поднялось уже довольно высоко и начало ощутимо припекать, мало-помалу превращая салон в раскаленную духовку. Привычно коря себя за то, что сэкономил на кондиционере, Борис Иванович включил вентилятор, а потом, прислушавшись к своим ощущениям, увеличил его мощность до максимума. Воздух громко зашелестел в вентиляционных отдушинах, лица и рук коснулся плотный, не приносящий ощутимого облегчения сквозняк. Рублев свернул с оживленной магистрали на второстепенную улицу, уже начиная мечтать о том, чтобы поскорее вырваться за город – туда, в поля и леса, к хваленому озеру, баньке, свежему воздуху и зелени, – и тут с обочины наперерез ему, требовательно вскинув полосатый жезл, шагнул чертовски неприветливый с виду инспектор ДПС.
