Родерик Торп - Крепкий орешек
Проблема состояла в новизне этого места. Еще совсем недавно, в пятидесятые годы, большая часть Лос-Анджелеса и его пригородов лежала нетронутой. А лет десять назад, когда Лиленд впервые приехал сюда, еще только предстояло возвести самые важные участки скоростной автомагистрали, а в самом городе то здесь, то там велось разрозненное строительство. Теперь Лос-Анджелес считался первым мегаполисом постиндустриального общества, гигантским городом будущего, спавшим безмятежным сном младенца под пенистыми облаками порочного неба.
— Вы живете в Лос-Анджелесе?
— Нет, сэр. Я живу в Комптоне, штат Калифорния.
Калифорнийцам нравится произносить это слово. Если бы дело происходило в Нью-Йорке или Чикаго, он не услышал бы в ответ: «Вэли-Стрим, штат Нью-Йорк» или «Сисеро, штат Иллинойс». Складывалось впечатление, что здесь, в Калифорнии, люди хотели убедиться в том, что все по-прежнему находится на своих местах, как будто за ночь кто-то мог разбить, разорвать или уничтожить это «все».
Для полиции Лос-Анджелес был сущим кошмаром. То, что город недостаточно разросся и растянулся, объяснялось тем, что Лос-Анджелес — единственный известный Лиленду город, который как бы разрезан горной цепью Санта-Моника, протянувшейся с востока на запад и окаймлявшей такие городки как Бел-Эйр, Шерман-Оукс и Студио-Хилс, а также стоящий особняком Беверли-Хиллз. Наземное патрулирование во многих отношениях было неэффективным, поэтому полиция пересела на вертолеты. Идея оказалась стоящей. Можно было на время убежать от стрекочущей машины, повисшей у вас над головой, но спрятаться от нее было нельзя.
«Кадиллак» миновал скоростную автомагистраль и теперь направлялся на восток, к Уилшеру, через фешенебельный район Уэствуд. Слева возвышался Бел-Эйр, укрывшийся за фасадами роскошных особняков. На протяжении следующих пяти миль то и дело встречались дома стоимостью в миллион долларов. В этом городе жили люди, у которых раньше не было ни гроша за душой, и вдруг они по-настоящему разбогатели; поэтому теперь они имели все, что хотели, и им было наплевать, сколько это стоило. «Роллс-ройс» выглядел здесь уместнее, чем в Индии в период всемирной славы Раджа Капура. По всему миру рушились старые режимы, и деньги текли сюда непрерывным потоком. За несколько лет Лос-Анджелес превратился в самый дорогой, коррумпированный и опасный город на планете.
— Что вы будете делать на Рождество?
— Буду смотреть телевизор, все программы подряд. Мой сын установил широкоэкранную аппаратуру и проектор.
— Он занимается электроникой?
— Нет. Это мой младший сын, ему двадцать один год. Он артист, но у него золотые руки. Он взял обыкновенный телевизор, линзу, экран, и — пожалуйста, готово. Четыре фута по диагонали, как в кино. Рамы сдохнут от зависти в этом году. Знаете, наш старый мир становится каким-то другим.
Лиленд согласился, но не поддержал разговора. Он уже наслушался сегодня о случаях из личной жизни незнакомых ему людей. Было приятно сознавать, что молодое поколение больше не испытывало страха перед новой технологией, как это бывало с ним, когда предстояло освоить модель "А" или биплан. Но между его поколением и нынешним было существенное различие. Старая технология бросала людей по всему свету и заставляла общаться друг с другом. Современная же — разъединяла; она предназначалась для потребителей, уединившихся в отгороженных ячейках многоквартирного муравейника, и живших, как скот, выращиваемый для бойни.
Даже люди здесь были другие. Встречались эксцентричные, как англичане: они с завидной энергией копались в себе в поисках каких-либо талантов. Отсюда по всему миру пошли хула-хупы. И скейтборды. И рестораны и кинотеатры для автолюбителей на открытом воздухе. Здесь попадались люди, которые столь трепетно относились к изобретениям, сделанным некогда для себя, что каждое Рождество приезжали сюда, чтобы поваляться на пляже и пожариться на солнышке, и неважно, что вода была слишком холодной для купания.
Уилшир выглядел совершенно пустынным. Изредка то там, то здесь проезжала машина. Какая-то женщина тащила за поводок безобразно жалкую собаку. Рождественский город. Один квартал магазинов сменялся другим, в каждой витрине — обилие ненужных украшений; промелькнул Беверли-Хиллз и снова — погрузившийся в темноту Лос-Анджелес. В Лиленде крепло ощущение, что это — его город. За два квартала до «Клаксон-билдинг» им попался единственный на всю округу автомобиль — грузовик, припаркованный у тротуара. Светофор переключился, и «кадиллак» остановился на другой стороне улицы, напротив главного входа в здание.
— Мистер Лиленд, вы идите, а я отнесу ваш багаж в гараж, в машину миссис Дженнаро. Скажите ей, что ключи будут лежать под передним сиденьем — она знает. А вам я желаю счастливого Рождества.
— Спасибо. Желаю вам того же. И берегите, глаза.
— Буду помнить. — Он широко улыбнулся, этот счастливый отец любящего сына. — Спасибо.
Лиленд заметил, как вдалеке кто-то медленно подъехал к тротуару. Это был большой седан марки «ягуар». Когда-то у него был такой же, но, увы, это было в конце шестидесятых годов. Правда, машина доставляла ему одни неприятности, а радости — никакой, поэтому и пришлось избавиться от нее. Эта же была в отличном состоянии. В машине кто-то сидел. На капоте — антенна. «Кадиллак» выехал вперед на освещенное пространство перед «Клаксон-билдинг».
Лиленд попрощался с водителем и поднялся по небольшой лестнице, но снова подумал о машине и обернулся. Человек за рулем держал у лица микрофон переговорного устройства и, несмотря на то, что находился на значительном расстоянии, заметил, как Лиленд смотрит на него. Микрофон поспешно опустился. Значит, Лиленд увидел нечто такое, чего не должен был видеть. Вся беда была в том, что этот парень тоже так подумал. Лиленд пересек небольшую площадку, расположенную на возвышении, и подошел к стеклянным дверям, у которых за столом сидел белый пожилой человек в серой униформе и читал газету. Что ж, возможно, это чистая случайность, но все-таки интересно. Сейчас он находился вне поля зрения «ягуара». Старик увидел Лиленда и поднялся, чтобы открыть ему дверь.
— Меня зовут Джо Лиленд. Меня ждут. Вы бывший полицейский?
— Да, сэр.
— Я тоже. Сейчас достану бумажник.
Старик внимательно ознакомился с удостоверением Лиленда.
— Раньше не приходилось видеть таких, правда, уже пятнадцать лет как я не служу. Солидный вид и печать хорошая, выпуклая. Я знаю, что вас ждут. Чем могу помочь?
Лиленд рассказал ему о «ягуаре». Старик прищурился и посмотрел в сторону Уилшера, хотя с того места, где он стоял, ничего не было видно.
— На противоположной стороне улицы находятся ювелирный магазин, семейная лавка по продаже спиртных напитков и гастроном. Сегодня все закрыто. Хорошо, я позвоню куда следует. Вам надо подняться на тридцать второй этаж вон на том лифте. Не понимаю, черт возьми, что нынче происходит с людьми. Помните, раньше дежурство в рождественскую ночь было отдыхом? Ну, один-двое порежут кого-нибудь и все.
— Вот-вот. А когда вы приезжали на место преступления, то убийца сидел на стуле и продолжал объяснять своей жертве, как она была неправа.
— Да, такого Рождества уже больше не будет. Все это — в прошлом.
— Сегодня у них много работы? — спросил Лиленд.
— Эх, если бы люди знали, как приходится вкалывать полицейским несколько ночей в году, они согласились бы платить им сумасшедшие деньги. Если у вас есть оружие, мы можем сами потревожить этого типа.
— Ладно, оставим это, — сказал Лиленд. — Столько детей празднуют Рождество, ведь с ними как-то надо управляться? Я посмотрю сверху. Оттуда видно?
— Нет, вечер проходит с противоположной стороны здания.
— Вечер?
— Да, там происходит нечто необыкновенное. Они провернули какое-то дело с арабами или еще с кем-то. Там полно молодежи, детей, да кого там только нет! Около полуночи, перед тем как индюк начнет кулдыкать, я должен подать сигнал.
Подражая индюку, старик сорвался на фальцет. До Лиленда дошло, наконец, что он изображал Гарри Купера в кинофильме «Сержант Йорк», но тут двери лифта закрылись, и Лиленд, щелкнув пальцами, громко выругался:
— Черт!
С кем разговаривал этот сукин сын в «ягуаре»? Где тот находился? Грабить ювелирный магазин или гастроном им вроде бы ни к чему. Что же они замышляют?
* * *19.14, тихоокеанское поясное время
Лиленд действительно не знал, как Стеффи получила эту работу. Она приехала сюда с Дженнаро, своим мужем, после окончания колледжа. В тот момент она не разговаривала со своей матерью, а отношения с отцом только начали налаживаться. Дженнаро был поразительно похож на Лиленда: аккуратный, с коротко подстриженными темными волосами — тогда длинные волосы еще не были в моде. Лиленд к тому времени уже почти поседел, но можно было безошибочно сказать, почему его дочь свой выбор остановила на Дженнаро. Возможно, неосознанно, но Дженнаро из кожи вон лез, стараясь произвести хорошее впечатление. Он относился к числу тех парней, которые преданно смотрели в глаза собеседнику. Для полицейских это было верным признаком лгуна, но Лиленд закрыл на это глаза, поскольку переживал период компромиссов с самим собой. Он считал, что замужество, особенно первое, будет для Стеффи шагом вперед.
