Евгений Сухов - Казначей общака
Костыль задумался всерьез: если его поймают, то просто прибьют разъяренные солдаты, которые вынуждены будут по его милости шляться в тайге неведомо сколько времени. А потом растерзанный труп выбросят на съедение овчаркам. Эти мохнатые твари очень охочи до человеческого мяса. Или он просто сгниет в тайге… Даже если ему удастся случайно избежать смерти, то он в любом случае не сумеет выбраться на материк, потому что зона расположена на полуострове, затерянном в водах северного моря, а до ближайшего поселения не одна сотня километров.
В общем, шансов выбраться живым никаких. Практически никаких. И вместе с тем хозяин обязан отдавать приказы своей «торпеде» непременно выполнимые. Не может же он распорядиться, чтобы тот слетал на Марс и вернулся через неделю. В противном случае подобный факт можно было бы отнести к разряду западло, а для человека с понятием, каким считал себя Аркаша Печорский, такие приказы немыслимы. Следовательно, отдавать подобный приказ у него были веские основания.
Костыль – Паша Фомичев понял, что не ошибался, когда получил от Печорского еще одну маляву, в которой был расписан подробный план действий. Вор не без удовольствия убедился, что его «господин» не лишен фантазии. Само по себе интересно, что малява была доставлена на зону в кратчайшие сроки, преодолев при этом пару тысяч километров всего лишь за несколько дней. Такое впечатление, что письмо доставили прямо по воздуху и передали начальнику колонии, чтобы тот лично позаботился о вручении послания своему узнику. Во всяком случае, один из надзирателей – угрюмый сержант, с широким разворотом плеч – незаметно сунул Костылю конверт, прошитый по всей поверхности суровыми белыми нитками, и тут же отошел.
Из второй малявы следовало, что бежать Костыль должен не один, а в компании двух приятелей, один из которых должен сослужить роль «барашка», чтобы другим не околеть в тайге от голода. В этом плане имелся определенный резон: во-первых, бежать вместе просто веселее, а во-вторых, в компании легче выжить.
На подготовку к побегу Аркаша Печорский отводил более месяца. Чтобы подготовиться к тому самому времени, когда землю прошивает трава-мурава, а в ветках хвои начинают жизнеутверждающе чирикать птицы.
В письме Аркаша Печорский утверждал, что будет следить за его передвижением. Интересно, как это он будет делать, на вертолете, что ли? Определенно, Аркаша страдает манией величия.
Первым человеком, к которому подошел Паша Фомичев, был Артур Резаный, крепкий зэк тридцати с небольшим лет, блатной. Кличку свою он получил не случайно, его живот был безжалостно изрезан, имелись глубокие порезы и на запястьях. По утверждению самого Артура, каждое из них являлось свидетельством его клинической смерти. Если собственный живот он ковырял просто так, чтобы угодить в лазарет и передохнуть, так сказать, от тюремного бытия, то раны на руках были вещами серьезными: первый раз он перерезал вены ножом только потому, что не сумел отдать карточный долг, посчитав, что проигранная сумма вполне соответствует небытию. Во всяком случае, это более почетный выход, нежели обживать петушиный угол в бараке. Второй шрам он получил в драке, сцепившись с бандитом, возомнившим, что имеет право распоряжаться в камере точно так же, как это привык делать среди собственной братвы.
Артур Резаный был очень опытным побегушником. Даже рассказывая о колониях, в которых ему пришлось побывать, он говорил не о царящих в них порядках, а о способах, которыми легче всего уйти на волю. Порой он украшал свои рассказы немыслимыми подробностями: где находится охотничья избушка, в которой всегда можно найти кусок прокопченной лосятины, и с какой стороны удобнее прорывать на зоне лаз. Но что действительно вызывало уважение к побегушнику, так это его неуемная, почти фантастическая тяга к свободе; подобное нечасто можно было встретить у блатных, воспринимающих очередную отсидку как некий своеобразный рабочий момент. Так сказать, издержки опасной профессии.
В его побегах была еще одна странность, а может быть, всего лишь обыкновенное везение – его не пристрелили во время побегов, не забили прикладами солдаты, а собаки не разодрали горло. Он отделался всего лишь несколькими вполне безобидными ушибами.
Выслушав план побега, Резаный с минуту ошарашенно таращился на Пашу Фомичева, потом нервно заморгал. Его взгляд говорил больше, чем самые красноречивые слова, – неужели в этом чертовом краю, находящемся далеко за пределами медвежьего угла, можно встретить человека, способного рассуждать так же здравомысляще, как и он сам. Если двое думают об одном и том же, то их трудно назвать сумасшедшими.
– Мы почти на острове, – сказал Резаный.
Паша Фомичев улыбнулся:
– Здесь все в порядке, у меня есть кое-какие наработки. Не хотелось бы открываться раньше времени.
– Без базаров, – охотно согласился Артур, зыркнув по сторонам.
Место для разговора Костыль выбрал глухое – самую окраину промзоны, где штабелями были свалены бревна, завезенные прошлой осенью с материка для какого-то очередного строительного прорыва. Сюда редко кто заявлялся, разве только что летом, чтобы под крик пролетающих птиц перекинуться в картишки.
– Нам нужен третий, – не без значения произнес Костыль.
– «Барашек», что ли? – гоготнул Артур.
– Он самый, если все пойдет не так, как планируется, – подтвердил Костыль.
– По личному опыту хочу тебе заметить, что «барашка» нужно выбрать помоложе. Потолще в наших условиях не получится, но помоложе – это реально. Хочешь, я сам подберу «барашка»? – предложил Артур.
Поначалу Костыль хотел было согласиться, но его насторожил неожиданный оптимизм Резаного. Не тот случай, чтобы доверять ему безоглядно, так и самому можно оказаться в роли закуски.
Костыль сделал озабоченное лицо, как бы раздумывая над предложением, потом произнес:
– Я держу одного лоха на примете, он подойдет нам по всем статьям.
Артур неопределенно пожал плечами, что должно было означать: твоя идея, ты и распоряжайся.
– Ты уж присмотри, я тебе доверяю. Здесь важно не ошибиться, а то потом этими костьми и поперхнуться можно. Знавал я одного такого, «быка»… Взяли на свою шею, так он во время побега троих своих сокамерников слопал. И такое вот случается. Если что от меня потребуется, дашь знать.
Третьего человека Паша Фомичев подбирал особенно тщательно. Идеально было бы выбрать стопроцентного лоха, доверяющего каждому слову, или неисправимого романтика, мечтающего о кусочке южного солнца с тем же вожделением, с каким девственник думает о первой брачной ночи. Но такие экземпляры на особом режиме встречаются редко, а если и появляются, то больше напоминают мезозойский реликт. Придется работать с тем материалом, что имеется в наличии.
Свой выбор Паша Фомичев остановил на двадцатипятилетнем баклане с обидной кличкой Альфонс. Несмотря на полярную стужу, он сохранил юношеский румянец, пробивавшийся через его белую кожу алым наливом. Его цветущая внешность была обманчива, на зону он пошел по третьему сроку, причем впервые с «чалкиной деревней» познакомился в пятнадцать лет, откуда вышел вором отряда. Второй раз сел по банальному поводу – ковырнул собутыльника ножом, правда, сумел быстро выйти по амнистии; третий раз вышло серьезно: организовал притон с десятком девиц – голимая лимита, имеющая где-нибудь в ближнем зарубежье, в качестве приданого, древний курятник.
Через год стахановской работы троих из них нашли в подмосковном лесу с перерезанными горлами. Именно таким образом сутенеры наказывают своих рабынь, наградивших постыдной болезнью уважаемых людей.
Сутенеры – не самая почитаемая специальность в преступном мире, и потому блатные только морщили нос, когда Альфонс предпринимал попытки сближения. На зоне свои законы…
Разговор состоялся после ужина, незадолго до вечерней проверки. Отозвав Альфонса в сторонку, Костыль коротко изложил суть задуманного.
Альфонс почесал коротко остриженный затылок. Зевнул разок, а потом безразлично буркнул:
– Что мне это даст? Мне осталось сидеть четыре года. Как-нибудь протяну.
– Ну-ну, – скептически хмыкнул Паша Фомичев, – кажется, ты проигрался Гоше. Сколько он тебе дал, чтобы ты вернул долг? Месяц?
Порыв ветра хлестко, пощечиной ударил в лицо Альфонсу, он невольно зажмурился и, чуть отвернувшись, хмуро поинтересовался:
– Откуда тебе это известно?
– Мне многое известно. Я знаю, что ты даже выдал ему записочку, что если в срок не отдашь проигранное, то с продырявленной задницей переберешься обживать петушиный угол.
Выступившая на щеках Альфонса кровь в вечерних сумерках выглядела серым налетом.
– Он обещал не говорить…
Костыль невесело хмыкнул:
– А он и не говорил, только за бревнышками, где вы играли, человечек сидел, он все слышал и при надобности сможет подтвердить.
