Олег Алякринский - Я — вор в законе: Общак
Первые несколько дней пленник пребывал в каком-то ступоре — уж слишком непонятной и неожиданной была вся эта ахинея с его похищением и последующим заточением. Евгений Николаевич не был трусом, но его нынешнее положение заронило в нем истинное беспокойство и даже страх. Он мог только гадать о намерениях Игнатова. Но раз уж тот отважился на такой шаг, как похищение генерала МВД, то от него можно было ожидать чего угодно. И, как рассуждал Урусов, это не предвещало ничего хорошего.
Но дни сменяли друг друга томительной чередой, а ничего не происходило. Сначала генерал терялся в догадках, потом в его душе зародилась надежда, что, может быть, Игнатов со своими корешами занят какими-то неотложными делами, а может, его и самого арестовали или, чего доброго, пришили где-нибудь на пустынном подмосковном шоссе или в глухом закоулке Москвы. А может быть, все обстояло еще проще, ведь у Игнатова недругов хоть отбавляй — это Урусов знал точно. На Игнатова имели зуб многие высокопоставленные милицейские чиновники. Этот деятель криминального мира достал их тем, что на протяжении многих лет его никак не могли в чем-либо уличить и привлечь к ответственности. Все заведенные на него уголовные дела разваливались на корню, как карточный домик. Но в последние пару лет у Игнатова возникли серьезные трения с другими авторитетами воровского мира. Особенно это проявилось после ряда провальных коммерческих предприятий, затеянных Игнатовым. Ну и, самое главное, смотрящий не сумел сберечь оперативную воровскую кассу — находившийся под его личной опекой общак на Никитиной Горе бесследно исчез, возглавлявшийся им концерн «Госснабвооружение» был разгромлен. Также имелась пока непроверенная информация, что нашлись какие-то отчаянные люди, умудрившиеся почистить и основные воровские сбережения, хранившиеся на банковских счетах в офшорных зонах. А это уже не шуточки. Такой потрясающий прокол российский криминалитет Игнатову ни за что не простит…
Из беседы с Варягом, которая состоялась после того, как его привезли в этот загородный дом, Евгений Николаевич понял, что тот связывает исчезновение воровской кассы на Никитиной Горе с деятельностью управления генерала Урусова, а вернее, с его личной корыстной деятельностью. Но генерал вынужден был разочаровать своего визави. Да и вообще в сердцах послал его на три веселых буквы, отказавшись от дальнейшего разговора. Варяг тогда ему ничего не ответил, молча выслушал тираду своего пленника и, ничего не говоря, ушел.
С тех пор прошло уже около двух недель. И Евгений Николаевич решил, что хватит ему сидеть в этом дурацком подвале, прикованным цепью к металлической трубе; Пора действовать, авось удастся выбраться, а уж там, глядишь, можно еще поохотиться за этими самыми денежками «Госснабвооружения» и кое-какими еще. Если фишка удачно ляжет, можно будет с помпой вернуть награбленное родине, а заодно под сурдинку поживиться и самому.
«Спасение утопающих — дело рук самих утопающих» — в последние два дня эта идиотская фраза постоянно вертелась у него в голове. Осталось только. найти ключ к собственному спасению. И Евгений Николаевич придумал самую простую и, как он надеялся, самую безотказную уловку.
Когда утром, как обычно, лязгнул засов снаружи, дверь со скрипом отворилась и в подвальное помещение, пригнувшись, вошел пожилой охранник с подносом, Евгений Николаевич сразу понял, что ему сегодня подфартило. Лежа на своем продавленном тюфяке у стены, он нарочито громко заохал, застонал и прохрипел:
— Слушай, отец, что-то мне нехорошо сегодня. Живот прихватило. Болит страшно, Всю ночь не спал. Ноет и ноет…
— Терпи! — невозмутимо бросил дядя Сема, которому было поручено кормить пленника, но ни в какие разговоры с ним не вступать и, уж конечно, ни в коем случае самому не выводить из подвала по нужде. Конвоировали до сортира Урусова только крепкие вооруженные ребята из числа спецуры, подобранной Чижевским. Но сейчас в доме никого не было, и Урусов это просек: дядя Сема как раз и появлялся в его одиночке тогда, когда больше к нему спуститься в подвал было некому. Уже хорошо, подумал Евгений Николаевич и тихо нащупал цепь, которой он был прикован к идущей вдоль стены толстенной металлической трубе. Цепь и труба были так профессионально сработаны, что избавиться от них Урусов никогда даже не помышлял. Пилить ее он не пытался, да и нечем было. Рвать также было бесполезно. Задумка Евгения Николаевича заключалась в другом — в том, чтобы усыпить бдительность этого пожилого охранника.
— Как это — терпи? — снова капризно простонал пленник. — Скрутило всего. Может, аппендицит, а может, и язва открылась. Ежели я тут загнусь, вам всем сильно не поздоровится…
Дядя Сема поставил поднос с котелком и кружкой на низенький колченогий столик и неуверенно почесал в затылке:
— Ну и что ж прикажешь с тобой сделать?
— Выведи меня, дед, в сортир. Я в маленькой комнатке посижу, может, чего и высижу… вдруг полегчает.
Дядя Сема крякнул и сердобольно покачал косматой седой головой:
— Как же я тебя выведу, коли ты пришпандорен цепкой? А ключа у меня нет.
Урусов занервничал:
— Так ты поищи хорошенько, у них там где-нибудь висит на видном месте!. Тебе ль не знать?
Дядя Сема, разумеется, прекрасно знал, что ключ от цепи лежит в правом ящике серванта на кухне, расположенной прямо над подвалом. Но ему строго-настрого запретили отмыкать цепной замок. Да вот только этот ментовский генерал и впрямь, видать, сильно животом мается. Вон бледный какой. Чего доброго, действительно еще копыта откинет. Вот будет номер! Что ж он, дядя Сема, изверг, что ли, какой?
И старик сторож, кряхтя, потопал наверх.
После того как дядя Сема отомкнул замок и скинул цепь с запястья левой руки, Урусов еще несколько секунд полежал не шелохнувшись. Потом он тихонько шевельнул кистью, и затекшая рука, ощутив блаженную свободу, медленно переползла из-за спины к животу. Потом Урусов обхватил левое запястье пальцами правой руки и несколько минут массировал затекший сустав.
— Ну что, идешь, что ль? — нетерпеливо поинтересовался дядя Сема, сжимая в руках «табельный» (как он его называл) пистолет.
— Иду, иду! — слабым голосом отозвался Евгений Николаевич и медленно, кряхтя, стал подниматься на ноги. Он осмотрелся. В этом сумрачном пыльном подвале он провел без малого две недели. И теперь срок его заключения истек, в этом генерал Урусов уже не сомневался.
Почти без замаха Евгений Николаевич одним коротким сильным ударом свалил деда на пол. Тот не успел даже отреагировать и отключился мгновенно. Бее дальнейшее заняло у Урусова считаные секунды. Подобрав пистолет, валявшийся рядом с незадачливым охранником, он тихо взбежал по лесенке вверх, затворил подвальную дверь и задвинул засов, потом остановился и напряг слух. Все тихо. В огромном доме вроде бы и впрямь никого не было.
В поисках выхода он прошел по длинному коридору и попал в какую-то большую комнату без окон, обставленную дорогой мебелью. Другого выхода из комнаты не было.
Урусов вернулся назад. Снова прошел по темному коридору мимо двери на лестницу, ведущую к его бывшей камере. В другом конце коридора в темноте он нашел металлическую массивную дверь. К счастью, она была не заперта. Отворив ее, Евгений Николаевич оказался в холле большого особняка. От дневного света резало глаза. Но через несколько минут генерал уже смог оглядеться, оценить обстановку. Он искал телефон. Но, к своему удивлению, нигде в доме его не обнаружил. Внимательно через окно осмотрев большой двор, он не увидел там ничего подозрительного. Вроде никого. А значит, до свободы осталось несколько шагов. Нужно было лишь преодолеть расстояние от дома до калитки. Урусов страшно волновался. А что, если все-таки есть охрана?
Но раздумывать было некогда. Да и выбора у него не оставалось. Проверив на всякий случай пистолет, он очень тихо, почти на цыпочках, опасливо оглядываясь вокруг, прошел по тропинке к калитке в высоченном заборе. Отодвинул тяжелый засов. Ну вот и спасение…
Треск, прозвучавший в вечерней тишине, как выстрел, застал генерала Урусова врасплох. От неожиданности и напряжения у бывшего пленника чуть не разорвалось сердце. От волнения он весь покрылся холодным потом и только тут сообразил, что шум наделала большая птица, сорвавшаяся с сухой сосновой ветки.
«Ну прямо как в фильме ужасов, — невольно подумал про себя Урусов и, облегченно вздохнув, шагнул за ворота, аккуратно затворив за собой калитку. — Интересно, где находится этот дом… — Вокруг, насколько хватало глаз, тянулся то ли парк, то ли лес. — И что же это такое? Где я нахожусь?» Везли его сюда не так долго. И хоть у генерала тогда была надвинута на глаза шерстяная шапочка, он запомнил, что они не могли тогда уехать дальше пяти- или десятикилометровой зоны от Московской кольцевой. А возможно, и вообще были где-нибудь в пределах Москвы: может, даже на Лосином острове. Урусов обернулся. Дом за высоким дощатым забором, который две недели служил ему тюрьмой и который генерал сейчас благополучно покинул, со стороны леса казался похожим на старенькую дачу и никак не тянул на шикарный особняк. Черт знает что! Ладно, сейчас не время забивать себе башку всякой ерундой. В любой момент сюда могли нагрянуть охранники, поэтому надо спешить. И он энергичным шагом по прямой направился на юг, наугад, лишь бы подальше от места своего заточения.
