Красное Зеркало. Легенда сумасшедшего - Ватутин Денис
— А я кого буду тут играть? — громко спросил я.
— Одного человека, — осветил голос и продолжил: — Вылепив голема из глины, раввин Леви семь раз обошел вокруг него против часовой стрелки и прочитал формулу из второго стиха седьмой главы книги Бытия, где говорится о сотворении человека, затем произнес то же самое, но в обратном порядке. Дабы вдохнуть жизнь в мертвую материю, с началом рассвета раввин вложил в рот голема так называемый шем — shem-ha-m-forash, Тетраграмматон, или Имя Неназываемого, которое можно вычислить, обладая высокой мудростью. Шем раввина Леви состоял, как положено, ровно из семидесяти двух слов.
— Я не понял, — вновь спросил я, — а где все? Массовки не будет, что ли?
— Обернись, — раздался голос.
Я послушно обернулся и увидел, как за мной ровной шеренгой идет наша туристическая группа с застывшими лицами, как у манекенов: сразу за мной шла Ирина и улыбалась. Я вздрогнул и остановился, и все, слегка покачнувшись, остановились, утыкаясь носом в спины идущих впереди.
И вдруг раздалось многоголосое поскрипывание и шорох открываемых сотен дверей: вокруг нас во всех домах вдруг стали открываться двери и ставни окон. Оттуда появлялись фигуры всех оттенков терракоты: светло-бежевые, кирпично-красные, коричневатые, зеленовато-болотные. Черты их лиц были почти неотличимы в своей грубой геометричной рублености форм, словно скульптор-авангардист создавал их в порыве изобразить схему человеческого лица как можно проще. Но их глаза… они горели сотнями красных огней. Казалось, их застывшие взгляды хотят прожечь нас насквозь.
Сверху раздался свист крыльев и дикий, резкий хохот сумасшедшего. Я поднял глаза, вскидывая автомат и передергивая затвор, присел на одно колено, изготавливаясь для стрельбы. Над крышами парил, беспорядочно размахивая крыльями, растущими вместо рук, сам Леви бен Бецалель. Хоть я не разу с ним не встречался, но узнал его с полувзгляда: глаза его горели безумным огнем, кипа съехала набок, а пейсы развевались на ветру вместе с ярко-расшитым алесом [23]. На концах его крыльев я увидел поросшие мелкими перьями кисти рук, в одной из которых он держал кольцо уробороса.
Змей кусал свой хвост, и его единственный изумрудный зрачок ехидно щурился.
Раввин сложил свободную ладонь в персте указующем, выкрикнул каркающим голосом какую-то команду, изобилующую свистящими и шипящими звуками, — и сотни големов, вышедших из дверей своих домов, синхронно развернулись с глухим стуком и зашагали вперед, гулко и сочно стуча по мостовой глиняными ногами…
— Ими надо просто научиться управлять! — выкрикнул раввин, глядя мне в глаза.
Кожа на моей спине похолодела, и я, поймав его лицо на мушку прицела, выпустил в него очередь. Пули прошли сквозь него, а он сам вновь раскатисто захохотал и начал растворяться в воздухе, а в моей голове заговорили сотни голосов…
Мы с Йоргеном прогуливались по залу с колоннами. Верблюды прядали ушами и пофыркивали, сопя. Некоторые из них лежали на своих сложенных длинных ногах, свернув шею вокруг согнутых передних колен. Рядом высились громады седел с сумками и рюкзаками.
Ночью, после импровизированной вечеринки, Йорген не выдержал и заснул, так что дежурили Сиб с полковником.
Моя вахта с Йоргеном прошла спокойно, туристы должны были просыпаться через полчаса.
Небо в огромном проеме перетекало из синего в лиловый: наступал вечер. Где-то у горизонта, над силуэтами далеких барханов, лежали слоями фиолетовые облака. Я отключил камеру, а Йоргена послал снять в коридорах датчики движения.
Плечо уже стало зарастать: на мне все как на цербере заживает. Уже почти не болело, только если резко шевелить — больно покалывало.
— Как двинем-то отсюда? — спросил Йорген деловито.
— Да я думаю, перейдем русло, — сказал я, вытянув ладонь по направлению к тридцатиметровому экрану, в котором разворачивалась панорама вечера, — а там надо на север повер…
Я прервался на полуслове, потому что с верхней границы дыры посыпались мелкие камешки, и раздалась какая-то возня. Затем внезапно появились пять силуэтов людей, спускавшихся по разматывающимся веревкам.
Я схватил в руки автомат, скинув с плеча ремень, передернул затвор и метнулся к стене, заняв позицию в одной из ступенчатых ниш, и заметил, что Йорген поступил так же.
Пятеро мужчин были почти голыми: только в берцах и с набедренными повязками, поверх которых с поясов свисали армейские подсумки с боекомплектом, запасные рожки и гранаты. В руках эти парни сжимали разнообразные автоматы, вставая на одно колено и изготавливаясь к стрельбе. Волосы у них были длинные и спутанные, тела крепкие, стройные и мускулистые, лица скрывала тень.
Вдруг послышался какой-то ритмичный шорох, и сзади этих диких автоматчиков стали возникать на площадке голубовато-белесые фигуры с выпуклой грудью и длинными, ниже колен, руками, сплошь поросшие мохнатыми перьями, как у птиц. Это были юварки.
— Стрелять по моей команде, — сдавленно просипел я Йоргену, сделав ладони рупором.
Йорген, прижавшийся к противоположной нише в стене, выпучив глаза от ужаса, быстро закивал.
Автоматчики встали с колен и синхронно и слаженно вошли в зал, образуя своим строем что-то вроде полукруга. Юварки вошли следом за ними.
В моей голове, да я уверен, что и в Йоргеновой тоже, стала вибрировать какая-то тонкая звуковая волна, словно ультразвук, — она не столько раздражала, сколько, наоборот, приятно и медитативно расслабляла. Они были в состоянии настороженности. Это было особое свойство юварков: ослаблять внимание противника в радиусе пяти-семи метров. Именно из-за этого их качества многие их и боялись — Йорген, допустим, вообще мог впасть в оцепенение. Некоторых людей они могли ввести в состояние транса. Жестокость им была несвойственна, но могли обобрать до нитки. Они ели сырое мясо, зубы у них были острыми, как бритва, хотя по строению они относились к homo sapiens.
В самом начале нашего путешествия, когда Йорген ехал в конце смены, они ввели его в состояние глубокого транса и сожрали его верблюда, прямо рядом с бесчувственным телом его хозяина. Йорген чуть не поседел, когда очнулся и увидел, что рядом с ним жрут его дромадера. А в смене не сразу заметили это происшествие, потому что все происходило максимально беззвучно и тихо. Летать они не могли, но планировать на небольшие расстояния наловчились очень умело. Да и малое тяготение помогало им в этом. Они так и охотились, поджидая своих жертв рядом с дорогой, сидя на выступах скал или на гребнях высоких дюн. Причем перья росли только у женщин — так странно проявила себя мутация. И было у них некое подобие матриархата в кланах.
Ходили слухи, будто юварки — это потомки специально клонированных людей с измененным генотипом. Их-де готовили как первых специальных колонистов, под надзором которых должны были трудиться роботы Первой Волны. Да и сами они были крепкими, выносливыми и рослыми: радиации они почти не боялись, поэтому охотились в основном днем, на спящих, или вечером и утром — на запоздавших или ранних одиноких путников и малочисленные группы.
Насчет клонирования верилось: у всех их мужчин и у женщин были какие-то сходные черты и лиц, и фигур — все они были рослые, высокие и стройные.
В контакт с ними вступать было почти бессмысленно, так как они очень быстро подавляли волю и разум человека, да и обладали ярко выраженной ксенофобией. Говорили, будто они очень интеллектуально развиты, хотя по их диковатым повадкам трудно было такое сказать.
Мне посчастливилось испытывать это воздействие не в полной мере, за это юварки меня побаивались в стычках, но вот рукопашную с их мужчинами я себе не представлял особо сильно: уж больно они напоминали культуристов.
Больше всего я сейчас боялся, что выйдет кто-то из рано проснувшихся туристов и на такое зрелище отреагирует неадекватно. И понять человека можно: ряд автоматчиков-качков и усеянные перьями голые женщины с крыльями, от которых исходит странное гудение, — на неподготовленную психику это может произвести неизгладимое впечатление.
