Евгений Сухов - Слово Варяга
Каким-то образом убийца сумел расположить ее к себе (Чертанов поймал себя на том, что подумал об Антоне как-то отстраненно), заинтересовать. Возможно, даже сумел рассмешить ее, рассказав пару анекдотов, а после того как девушка расслабилась, предложил прогуляться. И, конечно же, завел ее в пустынное место, подальше от людских глаз, где и убил.
Девушка была зарыта неглубоко. Можно сказать, была просто присыпана землей, даже странно, что ее до сих пор не обнаружили. Убитая успела пролежать две недели, обряженная в черное платье, как невеста дьявола.
Антон, не сбившись ни разу, уверенно вел оперативную группу прямиком к месту захоронения. Он приостановился только однажды, когда сошел с аллеи, но потом уверенно устремился в глубь чащи, увлекая за собой оперативника, с которым был скован наручниками. Парень старался сохранять спокойствие, но в его серых глазах читалось: «Я бы этого злыдня собственными руками задавил!»
– Вот здесь, – уверенно показал Антон на небольшой участок земли.
На первый взгляд почва нетронутая, и, только присмотревшись, можно было заметить, что грунт слегка потревожен. Точнее, верхний слой срезан. Маньяк к предстоящему убийству готовился с особой тщательностью, прихватив с собой даже лопату. Скорее всего, он привел жертву к уже заготовленной яме, где припрятал лопату. Как говорится, все было продумано до мелочей. Оставалось только задушить беззащитную жертву и реализовать свои безумные фантазии. После чего аккуратно присыпать убитую землей и так же аккуратно уложить сверху срезанный грунт.
До самого последнего момента Чертанов надеялся, что трупа не обнаружится. В глубине души он продолжал верить в невиновность Антона. Но все его ожидания мгновенно исчезли, едва начали копать, – из земли, будто взывая о помощи, торчала девичья ладонь. Дикое зрелище, даже если ты и готов к этому.
А ведь предстояло общаться с этим извергом и дальше. Инструкции требовали, чтобы оперативник задавал вопросы допрашиваемому, не проявляя при этом каких бы то ни было эмоций. Задача трудная, требующая мобилизации всех духовных сил. А ведь так хочется швырнуть маньяка в ту самую яму, в которую он пару недель назад упрятал убитую им девушку.
Техник-криминалист, прильнув к окуляру видеокамеры, снимал происходящее. Скорбные лица его не интересовали. Объектив видеокамеры был направлен на Антона, который, осознав собственную значимость, принялся размахивать руками, рассказывая о совершенном им преступлении. В эту минуту он напоминал лектора, втолковывающего нерадивым слушателям нечто весьма важное. Так все это выглядело со стороны, но стоило только прислушаться к его словам, как леденящие душу подробности пробирали до озноба.
– Как же вам удалось заманить ее сюда? – устало спросил Чертанов, переходя на официальный тон. – Ведь было темно, она должна была как-то догадаться о ваших намерениях.
Антон удивленно посмотрел на Чертанова:
– Бабы вообще очень глупый народ. Их только пальцем помани, так они и побегут. А потом ведь на лбу же у меня не написано, чего я от них хочу и кто я такой! – с некоторым вызовом сказал он.
«Действительно, на лбу не написано и на первый взгляд весьма даже симпатичный парень», – с сожалением подумал Чертанов.
Нехитрая логика укладывалась в схему, которую изложил Шатров. Маньяк, когда выходит на охоту, преображается. Даже если он замкнут от природы, то становится необыкновенно легким в общении, делается необычайно остроумным, не перестает искусно соблазнять жертву. Все эти усилия предпринимаются только для того, чтобы потом погрузить жертву в пучину самого настоящего ужаса. Даже самая подозрительная из девушек каким-то образом попадает под обаяние преступника и перестает прислушиваться к голосу разума и собственной интуиции.
Как правило, маньяки неплохие психологи, а потому способны разыграть перед своими будущими жертвами настоящую личную драму, понимая, что все женщины склонны к сопереживанию и жалости.
Что же за спектакль состоялся в тот раз?
– Верно, не написано, – хмуро согласился Чертанов. – Только как же ты ее уговорил пойти за тобой? – настаивал Чертанов.
– Она читала какую-то книгу… Я попросил у нее разрешения присесть рядом. Разрешила. Потом поинтересовался, что она читает. Оказалось, какой-то женский роман. Так и разговорились. Когда стемнело, она засобиралась было уходить, и я предложил проводить ее. – Замешкавшись на секунду, он добавил: – Сказал, что в городе по вечерам орудует маньяк. Девушка согласилась…
– Что было дальше? – несколько резковато поторопил его Чертанов.
– Когда мы пошли, то я свернул с главной аллеи. Она спросила, почему мы свернули. Я объяснил ей, что здесь короче, что в заборе есть лаз. В общем, она не возражала, а потом все пошло как обычно, – пожал плечами Антон.
Тон какой-то обыденный, почти равнодушный, словно речь шла о пустяках.
– Что значит – как обычно? Как вы убивали девушку?
Труп уже извлекли. Растерзанное тело скрывало черное платье. И здесь все как и в других случаях. Напрашивался нехитрый вывод: убийства дело рук одного и то же монстра.
– Как только мы подошли сюда, я навалился на нее и слегка придушил.
– Что было дальше?
– Когда она была без сознания, я связал ей руки и ноги, в рот сунул кляп.
Чертанов переждал клокотавшую внутри его ненависть, после чего задал следующий вопрос:
– А что было потом?
В глазах Антона плеснулось удивление:
– Ничего особенного. Просто я в подробностях рассказал ей то, что с ней произойдет в ближайшие полтора часа. – Помолчав немного, он добавил с едва заметной улыбкой: – Кажется, она боялась.
Чертанов задумался, одно из двух: или он гениальный актер, или действительно бесчувственный серийный убийца. И то и другое встречается крайне редко.
– Ты упивался тем, что девушка испытывает ужас? – спросил Чертанов. Ему очень хотелось добавить «тварь», но он удержался.
Сейчас арестованный склонен к диалогу, и это следовало всячески поощрять. В противном случае он может просто замкнуться, и тогда вывести его на откровенный разговор будет крайне сложно. А то и вовсе невозможно! Из своей практики Михаил знал, что преступнику надо подыгрывать, где-то даже посочувствовать, дескать, как же это тебя так угораздило попасться. И это несмотря на жгучее желание немедленно сомкнуть пальцы на его горле.
– Было дело… Я всегда так поступаю. Это меня очень заводит.
Кирилл Балашин уже тщательно осмотрел место преступления и что-то быстро записывал в блокнот. В пластиковых пакетиках лежали улики: обрывки ткани, несколько пуговиц, конверт с письмом, которое никогда не будет отправлено, какие-то листки бумаги (кажется, это были наброски стихов) и небольшой кожаный кошелек.
Кирилл стоял неподалеку от них и по тому, как он хмурился, было понятно, что он слышит содержание разговора. Карандаш порой застывал, потом нервно продолжал свой бег по белому листу бумаги.
– Я с ней недолго возился, – признался Антон, взмахнув свободной рукой, – она как-то быстро сдалась. В общем, не получилось того, что ожидал, как-то вяленько все вышло, – почти пожаловался он.
Чертанов отвернулся. Некоторое время он смотрел на молчаливые деревья, застывшие будто в почетном карауле над умершей, потом спросил:
– Значит, чем больше кричит и боится жертва, тем большее сексуальное удовольствие ты испытываешь, так, что ли?
Чертанов резко обернулся. Ему хотелось увидеть глаза маньяка, чтобы удостовериться в собственных догадках. Но Антон, не выдержав его жестковатого взгляда, неожиданно отвернулся.
– Все верно, так оно и есть… Вы это тонко чувствуете. Не зная вас, я бы подумал, что вы тоже имеете склонность…
Оперативник, стоявший рядом, зло прикрикнул:
– Попридержи язык!
– А я что? Я ничего, – пожал плечами Антон. – Как-то само вырвалось. Вы бы убрали ее, что ли, – хмуро попросил он, – а то лежит тут как неприкаянная!
– Убрали, говоришь?! – нахмурился Чертанов. Он подошел к трупу девушки и аккуратно откинул с ее лица простыню. – А ты смотри на нее! Запоминай! Мне хочется, чтобы ты сдох от ночных кошмаров, тварь!
Антон отвернулся:
– Я вам больше ничего не скажу! Так обращаться не положено. Я сообщу вашему начальству о том, как вы себя ведете на следственном эксперименте!
Этого своего состояния Чертанов всегда опасался. Блокиратор, который находился внутри его и умело сдерживал от разного рода безрассудств, вдруг неожиданно разлетелся на мелкие куски. И, конечно же, восстановлению не подлежал. Внешне ничего не изменилось, не дрогнула даже бровь, но он стал совершенно другим человеком.
Техник-криминалист продолжал снимать место преступления. Чертанов невольно отступил и угодил в кадр. Возможно, изменения в его внешности отметила лишь беспристрастная аппаратура.
– Лапин, отцепи ему браслет, – спокойным тоном приказал Чертанов.
