Виталий Гладкий - Жизнь взаймы
"Пусть считает, что готовить ее мужа научила скитальческая жизнь. Впрочем, фиг его знает, за кого она меня держит…"
Спустя полчаса они уже сидели за столом. Паленый постарался блеснуть своими поварскими способностями, благо свежие продукты завезли еще утром по указанию Анны Григорьевны, которые она дала по телефону.
Главным украшением стола были большой лобстер в обрамлении зелени и бутылка шампанского в ведерке со льдом. А еще на столе присутствовали разные закуски, черная икра и фрукты. Кроме того, в холодильнике дожидалось своей очереди мороженое.
Сказать, что Анна Григорьевна было удивлена, значило ничего не сказать. Она была приятно шокирована. И уж совсем Анну Григорьевну добили свечи, которые Паленый зажег при ее появлении.
– По случаю чего у нас праздник? – с напускной небрежностью спросила она, принюхиваясь к аппетитным запахам.
У нас! Паленый неожиданно понял, что это ее выражение весьма приятно для его слуха.
– А без случая нельзя посидеть за прилично накрытым столом? Просто так.
– Почему нельзя? Можно. Спасибо тебе…
– Рад был услужить, – ответил Паленый, мягко улыбаясь.
Ужинали они недолго. И не потому, что Анна Григорьевна торопилась лечь спать. Просто у них не клеился разговор.
Что-то встало между ними, какая-то невидимая преграда, сотканная из потаенных мыслей и желаний, которые материализовались в самый неподходящий момент. И прорвать ее они никак не могли…
Паленый лег в постель с чувством неудовлетворенности своим поведением. Он все еще не мог понять, как ему относиться к Анне Григорьевне. Ситуация явно была тупиковой. И главное – он сам себя загнал в этот тупик, откуда не желал выбираться.
Так пролежал он без сна не менее получаса, когда неожиданно отворилась дверь и на пороге появилась Анна Григорьевна. Паленый не видел ее лица, только фигуру, подсвеченную сзади. Она стояла неподвижно, как статуя.
Паленый затаил дыхание. Но его сердце заколотилось со страшной силой. Что ей нужно? Никогда прежде Анна Григорьевна не приходила к нему ночью. Хочет поплакаться в жилетку?
– Ты спишь?
Голос Анны Григорьевны напряженно подрагивал.
– Нет, – ответил Паленый непослушными губами.
– Скажи, я по-прежнему тебе нравлюсь?
Вот те раз! Ничего себе заявочка, подумал Паленый, совсем сбитый с толку. Что ж, если хочешь начистоту, дорогая Анетт, скажу тебе правду, пусть этот вопрос и относится не ко мне, а к твоему покойному мужу.
– Очень.
– Что-то не видно…
– Да, ты права. Неплохо бы включить свет.
– Перестань ерничать! Ты понимаешь, о чем я говорю.
– Не совсем. Объясни.
– Хорошо. Если ты такой непонятливый…
Анна Григорьевна закрыла дверь, и в комнате воцарилась чернильная темень. Послышались легкие шаги, и она присела на кровать у ног Паленого.
– Тогда я задам вопрос по-другому – ты еще любишь меня? – сказала Анна Григорьевна с надрывом.
Черт побери! Этого Паленый никак не ждал. Анна Григорьевна захватила его врасплох – хотя бы потому, что он не знал (или забыл) как это любить и быть любимым.
Личностные отношения, которые показывали по телевизору, на любовь никак не тянули. Это был грубый животный секс, совершенно не предполагающий какие-либо душевные переживания. Люди ИГРАЛИ в любовь, притом чаще всего бездарно и пошло.
Больше узнать о любви ему было негде, да и недосуг.
Конечно, он не раз думал об Анне Григорьевне как о желанной женщине, партнерше, но в его эротические мысли постоянно врывался образ Князева с пулевым отверстием в голове. Таким Паленый запомнил его, наверное, на всю свою оставшуюся жизнь.
И вот сейчас ему нужно ответить на этот весьма непростой вопрос..
Что ей сказать? Любит, не любит… От имени кого она ждет ответ? Вот в чем весь вопрос.
Если Анна все-таки считает его своим настоящим мужем, а не подделкой, это одно. Тут, в принципе, все ясно. Он не вправе отвечать за Князева даже будучи под его личиной.
Но если Анетт подразумевает человека, который живет с ней под одной крышей и выдает себя за ее мужа – это другое дело. Могла ли она полюбить обманщика? В принципе, да. Но тогда эта любовь дурно пахнет и больше похожа на брачный контракт из серии "Ты – мне, я – тебе".
Паленый отдавал себе отчет в том, что сейчас Анне Григорьевне нужно крепкое мужское плечо как никогда. Она убедилась, что ему можно доверять, в отличие от тех, кто ее окружает. По крайней мере, на каком-то жизненном этапе. Сейчас он единственный ее защитник.
А что дальше? Что будет, когда положение фирмы стабилизируется, а его инкогнито раскроется? Такой поворот событий вполне вероятен.
Эти мысли пронеслись в голове Паленого, как вихрь. "С ума сойти! – думал он в отчаянии. – Я предполагал, – нет, даже знал – что женщины категоричны и непредсказуемы, но не до такой же степени…"
А, была, не была! Семь бед – один ответ. Не знаю, как насчет любви, решил Паленый, но во всем остальном лучше и милее Анны я не встречал. Она по душе мне – и весь сказ.
– Да… люблю… – Эти слова он буквально вытолкнул из глотки.
Затем Паленый словно взорвался. Уже совершенно не помня себя и не понимая, что делает, он заключил Анну Григорьевну в объятия…
… И наступило утро.
Это была сумасшедшая ночь. Она пролетела, как один миг, и выжгла Паленого и Анну Григорьевну до самого донышка. Они любили друг друга в каком-то исступлении, словно ночь была последней в их жизни. И все это происходило молча, если не считать страстные стоны, – у них просто отнялась речь.
Наверное, так было лучше. Потому что в голове Паленого даже не мелькала ни одна толковая мысль. Он плыл, купался в неземном эфире, где все слова и чувства передавались телепатически.
Достаточно было одного прикосновения, чтобы понять намерения друг друга; их тела переплетались так тесно, что, казалось, происходило взаимопроникновение душ. И Анна Григорьевна, и Паленый отдавали друг другу всю свою страсть, копившуюся долгое время.
… И наступило утро.
Это была безумно прекрасная ночь. "Теперь можно и умереть… – отрешенно думал Паленый, чувствуя себя безмерно уставшим и счастливым. – Потому что такая ночь может быть только раз в жизни".
Глава 28
Анна Григорьевна уехала на фирму когда Паленый еще спал. Его разбудил телефонный звонок. Все еще во власти сна, он поднял трубку и услышал голос Тимошкина:
– Алло, Александр Игнатьевич, это вы?
– А то кто же… – пробурчал Паленый, глазами разыскивая свои плавки.
– Мне нужно вас видеть.
– Приезжайте…
Тимошкин выглядел здорово уставшим. Его красные, как у вурдалака, глаза беспокойно перебегали с предмета на предмет, иногда с непонятной тревогой останавливаясь на входной двери, словно капитан ожидал, что вот-вот на пороге появится нечто неприятное и даже устрашающее.
– Что это с вами, Емельян Степанович? – не удержался, чтобы не спросить Паленый. – Вы какой-то весь дерганый…
– Меня пытались убить.
– Ого! Даже так… Кто?
– Ну и вопрос… – Тимошкин шумно сглотнул слюну. – Самому хотелось бы это знать. У вас выпить найдется?
– Сколько угодно. Что вам – водку, коньяк, вино?..
– Мне бы чего-нибудь покрепче. Лучше беленькую хорошей очистки и соленый огурец.
– Огурцов не гарантирую, есть маринованные грибы. Водка – финская, так себе, не супер, но холодная.
– Сойдет.
– Тогда держим курс на кухню…
Тимошкин выпил полстакана, как за себя кинул. "Да, здорово мужика достали…" – с неожиданно проснувшейся тревогой подумал Паленый.
– Вчера вечером по мне стреляли, – сказал капитан, пытаясь вилкой подцепить скользкий гриб.
– Как это случилось? Где?
– Дома. Стреляли через окно. Скорее всего, профессионал.
Паленый хмыкнул и недоверчиво сказал:
– Что-то не вяжется. Профессионалы не промахиваются. Или передо мной не вы, а ваш призрак?
– Ага, призрак. Плесните еще чуток…
Подождав, пока Тимошкин оприходует очередную порцию "Абсолюта", Паленый спросил:
– Как же вы остались живы?
– Чутье. Оно редко меня подводит.
– Ну, в таком деле одного чутья мало…
– Верно. Знаете, почему я пошел работать в угрозыск?
– Даже не догадываюсь.
– В детстве разных книжек начитался про доблестных сыщиков и мрачных злодеев. Захотелось быть похожим на Шерлока Холмса.
– Какое отношение имеет книжный герой к нашим реалиям?
– Прямое. В какой-то из повестей Шерлок Холмс подставил под выстрел вместо себя свою копию из воска. Работая над одним делом, я заказал себе бюст. Опасался, – и не без основания – что меня могут грохнуть. Моя квартира на первом этаже, напротив окон сквер, так что для снайпера, у которого ствол с глушителем, расстрелять меня не составило бы никакого труда. Но тогда все обошлось.
– Значит, вы соорудили манекен…
– Вроде того. И посадил на кухне, задернув окно занавеской. Пуля вошла точно в голову.
