Антиквар - Бушков Александр Александрович
– А ты сам чего хочешь?
– Отношений, – сказал Смолин, глядя ей в глаза.
– Вот совпадение, и я тоже… – Инга уже совсем уверенно протянула руку, коснулась указательным пальцем его единственной татуировки на предплечье. – Это что? Вроде бы медведь, но на чем он расселся, я никак понять не могу… Мне еще вчера было интересно, если честно…
– На льдине он сидит, – сказал Смолин. – На льдине…
– А зачем?
– Ну, это такой зоновский символ, лапка, – сказал он без улыбки. – Один на льдине. Человек, который сам по себе на сто процентов: ни с блатарями, ни с «мужиками», ни уж тем более с администрацией. Ни в какие «семейки» не входит, ни за тех, ни за этих… Одним словом, один на льдине…
– Здорово… Это ж позиция…
Вот именно, продолжил про себя Смолин. Только не стоит рассказывать, каких трудов обычно стоит такую позицию отстоять и существовать ей в масть… Тяжеленько, мягко говоря.
– А я думала…
– Что?
– Ну, трудно сформулировать… Думала, ты мне сунешь сотку на такси и небрежно выпроводишь…
– Эт-то с какой стати? – искренне удивился Смолин. – У меня с женщинами бывало всякое, но нет как-то привычки небрежно их выпроваживать… С лестницы спускал, это – было. Но исключительно за дело. Заслужила, знаешь ли…
– Просто… Ты какой-то жесткий…
– Я не жесткий, милая, – сказал Смолин. – Я просто-напросто душой не расслабляюсь… ну, или очень редко.
– А я?
– А ты мне нравишься. Чертовски. Вот и вся сермяжная правда. Если тебя не пугает мужик на тридцать лет старше…
– А почему это он должен меня пугать? До сих пор не напугал… и не разочаровал…
Ее улыбка была не лишена лукавства – настолько, что в следующий миг простыня оказалась сброшенной на пол, девушка – сграбастанной, а малолетняя овчарка Катька – очень долго некормленой…
…Шевалье не выглядел удрученным или подавленным, но безусловно хмурым.
– Ты прости, что я раньше избегал конкретики, – сказал он, на миг отводя глаза. – Не всё было понятно…
– Что-то случилось? – спросил Смолин осторожно.
– То, что случилось, как раз кончилось… Я, знаешь ли, две недели ходил под статьей и подпиской о невыезде.
– Бывает, – сказал Смолин. – А можно полюбопытствовать, какая статья?
– Незаконное хранение огнестрельного оружия.
– Ну что же, – сказал Смолин. – В общем, вполне благопристойная статья для солидных людей вроде нас с вами. Ни пошлого «хулиганства», ни позорной «педофилии», ни чего-нибудь откровенно юмористического вроде «потравы посевов»… Комильфо… Шевалье, я и мысли не допускаю, что вы сдуру прикупили китайскую «тэтэшку», с которой собирались брать сберкассу. Дело пахнет антиквариатом, а?
– Именно, – старик улыбнулся чуть смущенно. – Огнестрелом я не увлекаюсь, в отличие от клинков, но ведь каждый человек имеет право на безобидный бзик… Короче говоря, пару месяцев назад совершенно случайно попался продажный наган. Смешно, но мне вдруг отчего-то чертовски его захотелось. Чтобы был, чтобы лежал в столе, чтобы его можно было время от времени достать и пощелкать… Отец вспомнился, быть может, я его наган с трех лет помню… Смешно, а?
– Ничуть, – искренне сказал Смолин. – Каждый второй вас поймет, не считая каждого первого – за исключением законченных пацифистов. Открою страшную тайну: я в жизни продал, наверное, с полсотни стволов – от кремневых восемнадцатого века до более-менее современных. И всегда, если время позволяло, на пару деньков оставлял себе поиграться. Это исконно мужское, Шевалье, что тут смешного…
– Роскошный был наган: девятьсот десятого года, самовзвод, с клеймом Сестрорецкого оружейного… Следовало бы, конечно, его привести в негодность, но я решил повременить. Можно было достать патроны, я хотел пострелять в тайге… Но ко мне неожиданно нагрянули. Нашли. Полное впечатление, знали, что искать. Тебе ничего не говорит такая фамилия – Летягин?
– Еще как говорит, – сквозь зубы процедил Смолин. – Слышали краем уха про наши неприятности? – Он зло покрутил головой. – Шевалье, и они вам начали тупо шить статью? Как примитивному ольховскому блатарю?
– Пожалуй, все так и выглядело… – он улыбнулся не то чтобы хищно, но определенно не по-стариковски. – И протекало крайне серьезно… правда, по моим впечатлениям, этот майор Летягин человек все же чуточку примитивный и пробовал на мне свои следаковские штампы так, словно я этакий интеллигент-пианист, а не старый хрен гораздо более забавной биографии… Но, ты правильно подметил. Прессовал он меня всерьез.
– И вы ни словечком не обмолвились? – негодующе вскинулся Смолин. – Рапиркой со мной махали как ни в чем не бывало?
– А зачем?
– Я бы обязательно что-нибудь придумал…
– Не сомневаюсь и ценю… – Шевалье тонко улыбнулся. – Однако, если мне память не изменяет, кто-то совсем недавно категорически отказывался от всякой помощи, заверяя, что привык свои проблемы распутывать сам… Мне это тоже свойственно. Ситуация была не самая провальная. Другое дело, что мне отчего-то настойчиво шили в продавцы этого самого нагана именно тебя. То-то я тебя и предупреждал намеками… извини, что намеками, но тогда еще все обстояло не так явно. Это позавчера означенный майор Летягин из кожи вон лез, чтобы я признался: ты мне его продал, и точка, им, мол, точно известно, чуть ли не свидетели есть… Ну, а поскольку истине это никак не соответствовало, я на дурацкий манок не поддавался. Стоял на том, что купил его у неизвестного мужичка, коему он, по заверениям, достался от деда-унтера…
– И на какой стадии всё?
– Да, можно сказать, в стадии полного завершения, – не без законной гордости сказал Шевалье. – У меня, Базиль, масса бывших учеников и просто людей, по-доброму ко мне расположенных… Как-то так получилось, что, когда наган попал к экспертам, в стволе уже красовалась изрядного диаметра дыра, боек был спилен, а в дуле имелась заглушка, что моментально выводило данный предмет из категории огнестрельного оружия… Для господина Летягина это было большим шоком. Но кто ж ему виноват? Протокол изъятия они писали сами – а там ни словечка не было о наличии дыры… но и не словечком не упоминалось о ее отсутствии… Оказались настолько благородны, что даже вернули вчера.
Он выдвинул ящик стола и положил перед Смолиным глухо стукнувший наган, и в самом деле украшенный просверленной в дуле, под шомполом, внушительной дырой не менее пяти миллиметров в диаметре. Смолин взвел курок – боек и в самом деле был спилен на добрую треть (причем и боек, и дыра старательно замазаны чем-то вроде машинного масла с пылью, чтобы выглядело так, будто проделано все давненько).
– Тут моментально возникают закономерные вопросы, – сказал Смолин. – Кто-то должен был, пардон, заложить. Вряд ли вы его показывали всем и каждому и таскали в кармане повсюду…
Шевалье развел руками:
– Ну, от подобного никто не застрахован. Вряд ли кто-нибудь закладывал. Скорее уж кто-то оказался несдержан на язык…
– А у кого вы его купили, секрет?
– Секрет, извини, – сказал Шевалье. – Коли уж я человеку обещал никогда в жизни словечком не проболтаться – придется выполнять, сам понимаешь…
– Может, сам человек и проболтался?
– Да если так – что тут поделаешь? К таким вещам нужно относиться философски, поскольку есть существеннейшая разница меж понятиями «умышленно заложить» и «проболтаться по пьянке». Согласен?
– Согласен, – проворчал Смолин. – Как говорилось в бессмертной комедии – ох, добрый ты, боярин… Я лично, по крайней мере, хоть разок болтуну в ухо залез бы…
– Не вижу надобности, – сухо сказал Шевалье.
– Хорошо, ваше право… Значит, пытались меня приплести?
– Вот то-то и оно. Речь шла только о тебе, других антикваров не затрагивали… а впрочем, с остальными-то я знаком шапочно… Но тобой интересовались так, что слюнки у них текли.
– Гурманы… – проворчал Смолин.
– Но это, мсье Базиль, еще не самое интересное… На другой же день после того, как мне предъявили обвинение и торжественно сообщили, что против меня заведено уголовное дело, ко мне заявился в гости занятный типчик. Честь-честью вручил визитку, отрекомендовался адвокатом… Мелкий такой человечек, суетливый, одним словом, ни за что не тянул на серьезного крючкотвора. Но вещи говорил интереснейшие. Заверял, что моя персона привлекла внимание крайне серьезных людей, которым приглянулся этот домишко, – он обеими руками сделал замысловатый жест. – Ну, понятно, центр города, старинная постройка, дореволюционная, купеческая, площадь немалая… Короче говоря, мне в глаза предлагали сделку: либо я здание им продаю – и даже получаю при этом некоторую сумму – либо мне на старости лет светит зона, от которой мне никакими усилиями не отбиться. Э т о т тоже со мной разговаривал, как с интеллигентным старым пианистом, полнейшим профаном в бытовых вопросах…
