Санкция на жизнь - Палий Сергей Викторович
– Это же… – Марек поискал подходящее слово. – Неуютно.
Стас кивнул.
– Ты прав. Это неуютно.
– Тогда – зачем?
– Может быть… оно лишь для нас неуютно.
– Я не понимаю. Вот скажи, ты сумел бы полюбить женщину и жить с ней постоянно?
Нужный поежился. Стал быстро сжимать и разжимать кулаки: пальцы рук совсем задубели.
– Не знаю. Никогда не думал о таком, – соврал он. Соврал наполовину: думать-то он думал, а вот знать – действительно не знал.
– А дружить с одним и тем же человеком из года в год? – не унимался чех. – Ведь скучно же.
Стас промолчал. Слишком трудно теоретически рассуждать о том, что практически не случалось в его родном мире. Генетическая связь поколений, воспитание, социальные нормы – все это мешало думать о жизни Игреков непредвзято. Как только мысль перескакивала невидимый рубеж – автоматически включались некие защитные механизмы памяти. Они давили эту мятежную мысль с чудовищной силой.
– Так понравилось или нет? – повторил вопрос Марек, задумчиво почесывая бакенбард.
– А ты случаем не засланный курва-казачок? – усмехнулся Нужный. И осекся. Пристально посмотрел на чеха. Но тот, кажется, не уловил сути русской идиомы.
– Впрочем, ты можешь не отвечать, – сказал Марек. – Мне просто интересно, как…
– Упырятина, пообщаться захотелось?
Тюльпин умел входить тихо, но говорить при этом громко.
– Никак нет! – гавкнули пилоты разом.
– Тяга следующая, – на порядок тише проговорил каптри, застегивая промежуточный комбез под горло. – Штатное боевое патрулирование отменяется.
Он окинул взглядом личный состав на предмет обнаружения несанкционированной радости в глазах. Удостоверившись, что оной в наличии не имеется, продолжил:
– Командование приказало вскрыть красный конверт. Мы с вами, любезные касатики, идем в рейд к Игрекам. Десять минут назад официально началась военно-дипломатическая операция «Санкционер». Объединенный флот с нынешнего момента на военном положении. А посему для вас как для офицеров СКО начинают целиком и полностью действовать законы военного времени. Трибуналы и прочая бодяга, которая отражена в уставе. Вот такая вот тяга, господа мазутики.
Никто из пилотов не произнес ни единого звука. Лишь желваки заиграли на скулах.
Стас почувствовал, как зубы сами собой сжались, а внутренности похолодели и дрогнули, будто их пронзила харонская метель.
Сообщение Тюльпина оказалось жутким потому, что каптри произнес его слишком равнодушным тоном.
Слишком.
Так говорят не о дипломатии. Так говорят о войне.
Лязгнуло. На миг заложило уши от легкого перепада давления. Зашипели, открываясь, переборки внутренних шлюзов стартовых ячеек…
– Подойти к персоналу площадок, – скомандовал Тюльпин. – Надеть внешние каркасы скафов. Обозначить коннект с диспами. И по машинам, эскадрилья! Живо, живо, ненаглядные упырята! Не на учебке сопли жуете!
Их эскадрилья состояла из дюжины боевых единиц. Тюльпин разделил группу на четыре звена. Соответственно, по три пилота в каждом. Назначил ведущими Марека, Геннадия, Руграно и себя. Приказал во время рейда соблюдать клиновидное построение. И напоследок знатно обматерил всех подопечных – просто так, чтобы не расслаблялись…
Двенадцать стартовых ячеек в одном из множества боковых утолщений авианосца.
Двенадцать автоматических контрольно-тестовых комплексов, управляемых инженерами.
Двенадцать малых тактико-штурмовых истребителей «Янус».
Уже облаченный в скафандр, Стас взобрался по трапу к внешнему шлюзу своей машины. Он оглянулся на инженеров, копошащихся возле стойки шасси, и провел перчаткой по заиндевевшему шлангу подачи топлива. Иней покрывал не только патрубок, соединявший шланг перекачки с запорной муфтой, но и обшивку в радиусе полуметра – видимо, герметичность системы была слегка нарушена. Нужный чиркнул пальцем по замороженному сегменту, белесая пыль посыпалась вниз – температура тут явно была ниже минус сотни по Цельсию. Он воровато огляделся и торопливо накарябал на инее семь букв, которые давным-давно не видел на борту своего корабля.
– Здравствуй, Ренегат… – прошептал Стас. – Знаю, тебя так еще не называли. Впрочем, все это глупо, наверное…
«Стас, ты чего там бормочешь?» – раздался в наушниках голос Ильи Шато.
– Ничего. Все в порядке.
«Тогда забирайся и начинай тестировать системы. У тебя старт через десять минут. Я сегодня тебя поведу».
– Это хорошо, диспетчер.
Стас посмотрел на быстро исчезающую надпись. Буквы «р», «е» и «т» пропали, и теперь на обшивке осталось лишь «нега».
– Да уж, смешно, – одними губами проговорил Нужный.
Раздалось шипение, громкий щелчок, и топливный шланг отсоединился от корпуса, уползая в сторону. Стас проводил взглядом его круглый конец, похожий на раззявленную металлокерамическую пасть, и встряхнулся. Все, никаких больше сантиментов. Собранность, реакция, четкий расчет. Впереди – пилотирование одного из самых современных истребителей, поступивших на вооружение российского флота и отданных в распоряжение отдельного гвардейского авиакрыла, прикрепленного к «Данихнову».
Вообще-то Стас не совсем понимал штабистов, которые окрестили «Янус» малым истребителем. Машинка, конечно, уступала по размерам, скажем, стандартному «пеликану», но маленьким этот двадцатиметровый агрегат назвать мог только закомплексованный подросток. И то – исключительно из зависти.
Внутреннее пространство «Януса», как и у большинства кораблей подобного класса, условно делилось на два отсека: силовой и пилотный. Только здесь эти отсеки располагались не совсем обычно: пилотный – сзади, а силовой спереди. Кокпит, соответственно, находился практически в корме, но значительно выступал над воображаемой продольной осью. Фюзеляж по форме походил на тупоносый ботинок.
С первых дней эксплуатации за новой машиной укрепилось четкое прозвище: «дерьмовоз». И дело тут было не только в созвучиях и ассоциациях с официальным названием «Янус». Просто на борту у этой штуковины стояло столько орудий, что с ушами бы хватило для разгрома небольшого фрегата вместе с патрульным эскортом. Кто-то из офицеров, ознакомившись с ТТХ «Януса», ляпнул: «Да это ж целый ассенизаторский набор! Если сразу все вывалить – линкор можно по рубку говном завалить! Дерьмовоз какой-то, а не истребитель…» Вот и прилепилось прозвище.
А набор был и впрямь что надо.
Кроме пары обычных рентгеновских лазеров, на борту «Януса» были установлены подвесные рэки с восьмью увесистыми ракетами класса анти-М, боеголовки которых были начинены сверхплотным антивеществом – позитронами с исправленным, спараллеленным спином, – удерживаемым мощными электромагнитными полями. При попадании такого «сюрприза» в корабль происходила трехфотонная аннигиляция позитронов с ближайшими электронами, и любая цель превращалась в искореженный огрызок, фонящий гамма-квантами, словно эпицентр миниатюрного ядерного взрыва. Оружие страшное, но запрещенное всемирной конвенцией к применению на низких планетарных орбитах и возле массивных космических объектов по причине нестабильности процесса чистой трехфотонной аннигиляции – бахни такую штуковину в атмосфере, и не исключено, что начнется мощная цепная реакция. На всех ракетах класса анти-М стояли системы самоликвидации, которые срабатывали при пуске в любой среде, кроме глубокого вакуума. Антивещество в этом случае «сжигалось» направленным в центр заряда гравитонным потоком. Опасность состояла в том, что при выходе истребителя из строя удерживающие поля могли исчезнуть, и позитронный заряд детонировал прямо под задницей у пилота, превращая его вместе с машиной в кучку свободных g– квантов. Посему корабли с установленными на них ракетами класса анти-М автоматически превращались в летающие гробы. Зато крупные суда их боялись, как прокаженных. Ведь протарань такой камикадзе борт крейсера, и гигантская летающая крепость с пятидесятипроцентной вероятностью исчезнет в яркой вспышке раньше, чем командир поймет, что произошло. Чистая трехфотонная аннигиляция – это не игрушечки.
