Сергей Зверев - Бастион: Ответный удар
– Пошли…
Выскользнули разом, из трех дверей. Одеты по-простому. От костюмированных представлений (вроде камуфляжа, белых халатов и прочей муры) отказались сразу. Не до концертов. Акцию замышляли как предприятие строгое и отнюдь не карнавального типа. Темная одежда, удобная обувь, удостоверения корпуса охраны высших должностных лиц «новой» России.
Особняк, чуть в стороне от Каширки, ничем не выделялся. Роскошный, как и все. Елочки, оградка, на территории – акация, витая беседка. За беседкой – мезонин, венчающий крышу. От ельника отделилась тень. Материализовалась в человечка и стала быстро нарастать.
– Порядок, новостей нет… – свистящий шепот, будто ветра порыв. – Свет погас в половине первого… Семья в Ницце… Охранник заступил полчаса назад, сменщик ушел…
– Черта с два он ушел, – буркнул Суховей, надевая перчатки.
Сдавший смену охранник действительно далеко не ушел. До конца аллейки – это недалеко… Парализованное от страха тело извлекли из багажника, поставили на ноги, насилу вырвали кляп (Суховей перестарался, не затыкал, а утрамбовывал).
– Решайся, парень, – шепнул Суховей. – Идем по пути сотрудничества или шлепаем на месте. Просто, как обрезание.
– У тебя одна дорога, товарищ, – поддержал Багурин, упирая ствол в трясущуюся шею. – Туда, – показал головой за калитку. – Другой дороги, пока живой, у тебя, извини, нет.
– Да, да… – охранник лихорадочно закивал. – Я все сделаю…
Туманов первым пересек ограду. Постоял на мраморной дорожке, послушал тишину (тишина как тишина) и осторожно двинулся в обход беседки. Охранника тащили волоком – под белы рученьки. Он не отказывался идти – просто ноги не слушались.
Входная дверь с матовым глазком-«иллюминатором» была сработана из дуба и, по всей видимости, из пистолета не пробивалась. Не на дурака.
– Звони, – Суховей подтолкнул охранника. – Помнишь волшебные слова?
Парень продолжал кивать. Багурин заботливо поправил на нем кепку.
– Давай, малыш.
Рассыпались по стеночке. На звонок отреагировали без задержки.
– Чего надо? – заворчали под дверью.
– Витек, это я, Архипов…
Выходило у охранника не ахти, но для начала нормально.
– Архипов?.. – за дверью задумались. – Ты ничего не напутал?
– Пархомов приказал… усилить охрану Вадима Андреевича… – насилу выговорил парень. – Откуда я знаю, зачем…
Сработала задвижка «иллюминатора». Охранник вздрогнул. Внимание…
– Улыбочку, – прошипел Суховей. – Да поширше, дружок, поширше…
Свет в оконце осветил синий оскал охранника. Лязгнул замок. Суховей толкнул дверь и боком влетел вовнутрь. Последовал шлепок выстрела: что-то, без сомнения, массивное и безмозглое, сдавленно охнув, упало на пол… Туманов вошел вторым, перешагнул через тело. За ним Багурин втолкнул Архипова и закрыл дверь. Охранник был бледен, как шлакоблочная плита.
– Мужики…
– Тихо, тихо… – Суховей прижал палец к губам.
Архипов облизнул губы. Волновался он, впрочем, недолго. Стоящий за его спиной Багурин приставил глушитель к виску. Опять шлепок… Кровяные брызги залепили дубовые панели. Архипов повалился неуклюже – боком, умерев мгновенно и без мук. Туманов отвернулся. Разве так договаривались?
– Осмотрите первый этаж. Я – наверх…
Свет от фонаря плясал по роскошным стенам с переливами солнечного камня. Вычурная лестница, офорт девы Марии в золоченом окладе (явная дань моде, едва ли хозяин истово набожен). Два лестничных марша… Мягкая спальня, обложенная коврами и синим бархатом, густой воздух с запахом ароматизатора. Неудивительно, что местный барин не слышал шум – спальня звукоизолирована, в ней кажется, что ты попал в одно из сопредельных измерений, где про наше еще не проходили…
На комоде семейное фото в рамочке. На фоне бирюзовой волны – он, постаревшая она и вдумчивое чадо лет шестнадцати. На широком «траходроме» – он самый, один из фигурантов. Крепкий, но в больших годах мужик под пуховым одеялом.
Фигурант, безусловно, спал. Мясистый нос астматически сопел волосатыми ноздрями. Руки, сплетясь ладонями, покоились над головой. Очевидно, человек уснул в процессе размышлений. Туманов перевел фонарь на рассеянный свет, дабы не беспокоить спящего, и некоторое время внимательно его изучал, пытаясь ассоциировать простые человеческие черты с чертами едва представимого вершителя зла. Нет, с воображением у него сегодня туго. Не вырисовывалось оно – зло.
Человек вздохнул. Правая рука выбралась из-под головы и вальяжно обустроилась в районе подбрюшья. Там теплее. Туманов отступил. Поднял пистолет (неужто и их жизнь – медяшка?), дважды выстрелил. Не теряя времени, сместил линию прицела и произвел контрольный выстрел.
После чего развернулся и заторопился прочь, предпочтя не любоваться творением рук своих.
Следующий адрес был необычен. Жилмассив в Терехово, панельный короб по соседству с оврагом, восьмой этаж. Железная дверь и совершенное отсутствие охраны.
Суховей с Багуриным остались у лифта, Туманов подошел к двери. На звонок долго не отвечали. Наконец послышалось едва уловимое шарканье.
– Кто?.. – Голос вопрошающего был тих и по-стариковски надтреснут.
– Белая кровь, – вежливо произнес Туманов.
Пароль, выбитый у Беляева, был хорош и днем, и ночью. Одного не успел сообщить генерал: был ли он средством связи исключительно членов Ордена или же допускал определенный доступ «шестерок». Так или иначе в деле присутствовал риск. Хотя и небольшой. Усилиями заинтересованных лиц данный абонент с часу ночи был отключен от АТС, а в багажнике микроавтобуса наготове держался гидродомкрат для выдавливания металлической двери вместе с рамой.
Впрочем, пока текло гладко. Дверь отворилась, и в свете мутного плафона лестничной клетушки объявился слепо щурящийся старик.
– Я приношу извинения, Алексей Васильевич, за ночной визит, но дело весьма важное и срочное, – учтиво сказал Туманов. – Можно войти?
– Входите, молодой человек…
В старческих глазах блеснуло запоздалое понимание. Впрочем, ход его мыслей и озарение святой истиной уже не имели значения.
Отодвинув старика, Туманов вошел в квартиру, включил свет и был несказанно удивлен, не узрев в интерьере особых причин для причисления старца к представителям имущего сословия. Большую часть крохотной двухкомнатной квартирки занимали книжные шкафы. В коридоре, на кухне… Из кабинета, уставленного стеллажами, выглядывал широкий письменный стол с кипами бумаг и фрагмент компьютера.
– Позвольте, молодой человек… – Из спальни вышла сухонькая старушка в трогательном чепчике.
За спиной уже шумели. Суховей без особых церемоний втолкнул старика в прихожую. Инвариант этой ночи оставался в силе: пуля. Покачнувшись, старик упал, ударившись тщедушным тельцем о тумбочку с телефоном.
– Алеша!.. – Старушка рухнула на колени. Подползла к мертвецу и закопошилась, расстегивая дрожащими пальчиками пижаму.
– Бабушка дедушку очень любила, – опечалился Суховей.
– Пошли, – бросил Туманов, чувствуя, как колючий болезненный ком образуется в области горла. Странно, он никогда не замечал за собой подверженности к идиосинкразии.
Отвернулся и поспешил убраться в прихожую, пряча пистолет за пазуху. Позади опять сухо щелкнуло. Как по открытому сердцу. Он не стал оборачиваться – и без того явственно представил, как катится по полу чепчик…
– Не имеем права, – пробормотал Суховей. – После нас сегодня – пустыня, прости нас, Господи…
– Истинно, – одобрил Багурин. Интересно, они перекрестились?
Может быть, их прозомбировали? Внушили бредовую идею и снабдили средством ее реализации? А чистое сознание Туманова и подколки подельников – отнюдь не признак свободы выбора? Никто не видел психотронного оружия. Никто не держал его в руках и не знает, как оно действует. Внушение расположено в глубинах мозга, сознание о нем не ведает. Некие «психокорректоры», сидящие за тридевять земель, вводят директивы в твой мозг, и он начинает работать независимо от сознания. Смещаются нравственные ориентиры, переоцениваются ценности, отдыхает совесть. Ты действуешь в полном согласии с заложенной программой…
Ожесточение взыграло над страхом прокола. Что осталось трезвого в умах? Шиш да маленько. Они рассекали ночную Москву, как катер рассекает стоячую воду. Суховей – из местных оперов – указывал кратчайшую дорогу. На Малой Филевской, у бывших торговых палат братьев Кармановых, ныне прозванных в народе «Синг-Синг-2» – благодаря исходящей стоном тюрьме, – их попробовал остановить патруль. Хором обматерив нелюдимых чоновцев и пообещав нажаловаться генерал-полковнику Каретникову на незрячесть его подчиненных, врубили мигалку и покатили дальше. Ветер выдувал из головы последние крохи разума… Очередного «клиента» накрыли в ночной сауне на Барышникова. Ответственный товарищ оттягивались. Его право. Завтра воскресенье – день со всех сторон красный. Сауна была не просто сауной, а борделем, «нумерами» и просто отличным местечком для ночного (и не только) отдыха. Персонал не расстреливали. Опомнились. Двух служителей неопределенного пола (это про них говорят – голубее только небо…) вырубили с гарантией на два часа и сбросили в подпол, где хранились разные вкусности. Сонных шлюшек насмерть напугали, позатыкали рты, потом попарно привязали друг к дружке и убедительно посоветовали до утра не лягаться. Получились два голых «тяни-толкая» с жалобными глазами. И с четырьмя попами. Красиво. Сам виновник налета был найден в опочивальне турецкого типа. «Янычара», стерегущего покои, убили наповал. Он попытался было встать в напряженную позу типа вот я, банзай-сенсей… Но только и успел. Телефонную линию перерезали. Очередной вершитель судеб и режимов, окруженный спящими гуриями, возлежал на перинах с улыбочкой познания всего и не совсем внятно рассматривал вошедших.
