Евгений Сухов - Убить Сталина
— Они говорят по-немецки? — повернулся Шелленберг к начальнику школы.
— Конечно, господин оберштурмбаннфюрер! В разведшколу оба уже пришли с хорошим знанием немецкого языка.
Губы Пюхавайнена дрогнули, и он заговорил низким невыразительным голосом:
— Мы три месяца жили в Берлине на конспиративной квартире и шлифовали произношение.
Шелленберг улыбнулся:
— У вас почти берлинский выговор.
— Спасибо, господин бригадефюрер!
— Присаживайтесь, товарищи, — указал Шелленберг на свободные стулья. Когда курсанты, нервно шаркнув стульями, устроились за столом, оберштурмбаннфюрер, продолжая играть в радушие, признался: — Никогда не думал, что буду сидеть за одним столом с советскими офицерами.
— Для нас это честь, господин оберштурмбаннфюрер, хотя мы тоже о подобном не мечтали, — тут же ответил Маликов.
— Что может объединить солдат двух противоборствующих армий? Только добрая выпивка! Краузе, у вас найдется что-нибудь выпить? Да покрепче…
— Найдется, господин оберштурмбаннфюрер! — Начальник школы мгновенно поднялся, быстро подошел к сейфу и распахнул его дверцу. — У меня есть очень хороший французский коньяк. Надеюсь, что вы его оцените. — Он поставил бутылку на стол, присоединив к ней четыре крохотные рюмки.
— Позвольте, я разолью, как младший по званию, — вызвался Маликов.
— Пожалуйста, — великодушно разрешил Шелленберг.
— Когда после победы я стану рассказывать в своей деревне о том, что пил за одним столом с самим Вальтером Шелленбергом, то мне просто не поверят.
Коньяк капитан разливал умело. Чувствовалась немалая сноровка. Наверняка он разлил море водки, прежде чем оказался за одним столом с самим Шелленбергом.
— А где именно находится ваша деревня?
— Под Рязанью.
Капитан слегка приподнял голову, и Шелленберг увидел его светло-голубые глаза.
— После победы мы вместе поедем в вашу деревню, так что ни у кого не будет повода усомниться в ваших рассказах.
Как-то совсем неожиданно взгляд капитана застыл. Теперь это уже был не озорной деревенский ухарь, что пощипывал девок на завалинке, перед Шелленбергом сидел бывалый солдат, немало повидавший на войне. В личном деле капитана было написано, что он добровольно перешел к немцам. Но сейчас Вальтер Шелленберг очень сильно сомневался в этом. Такого солдата можно было пленить только в бессознательном состоянии.
— Боюсь, что они не очень обрадуются нашему появлению.
Шелленберг поднял рюмку. Следом подняли рюмки и остальные.
— Вы готовы выполнить наше задание? Например, ликвидировать Сталина? — спросил Шелленберг.
— Так точно, господин бригадефюрер!
— Тогда давайте выпьем, чтобы все прошло благополучно.
Шелленберг, коротко выдохнув, одним глотком выпил коньяк. Слегка пошевелил губами, как бы смакуя аромат и вкус, и аккуратно поставил рюмку на стол.
— Теперь давайте считать, что все условности между нами сметены, и попробуем поговорить откровенно. Вы не возражаете, господа?
— Никак нет, господин бригадефюрер! — ответил Маликов. Пюхавайнен молча кивнул.
— Я хочу спросить вас, если вам в итоге придется умереть, то, следовательно, вам придется умереть за Третий рейх и Гитлера?
— Это не совсем так, господин бригадефюрер.
— Поясните.
— Вы хотели откровенности, и я вам отвечаю так, как есть. — Маликов наклонился вперед. — Если нам суждено умереть, то в первую очередь мы умрем за свободную Россию. Свободную от большевиков! А Гитлер к нашему делу не имеет никакого отношения. Если так можно выразиться, то мы с ним временные попутчики. После того как большевизм падет, то вы пойдете своей дорогой, а мы своей. И Сталина я пойду убивать, если получу такое задание, совсем не потому, что это требуется рейху. Не будет Сталина — большевистский режим даст трещину. Ну а если я погибну при этом… Что ж, очень надеюсь, что моя жертва будет не напрасной.
— Значит, это ваш осознанный выбор?
— Я рад, что судьба распорядилась мной именно таким образом.
— Вам приходилось встречаться со Сталиным?
— Я встречался со Сталиным четыре раза, как офицер Генерального штаба, и один раз, как выпускник академии. Мне довелось даже участвовать в разговоре со Сталиным.
— И каковы ваши впечатления от этой беседы?
— Сталин обладает невероятно сильной харизмой, более мощной я ни у кого не встречал. Только одним своим появлением он мгновенно заполняет все окружающее пространство. Любая даже самая сильная личность в его присутствии просто растворяется.
— Весьма исчерпывающая характеристика… Но чтобы это как следует переварить, мне кажется, нужно выпить еще одну рюмку. Вы не возражаете, товарищи?
Капитан все так же расторопно разлил коньяк.
— Давайте тогда выпьем за похороны большевистского режима.
Тост понравился, за это выпили охотно. После того как рюмки опустели, Шелленберг спросил:
— А каков Сталин как организатор?
— На мой взгляд, другого такого организатора, как Сталин, в современной истории найти невозможно. И большевистской России с ним очень повезло. Он берется за все дела сразу и каждое из них всегда доводит до конца. Для него не существует второстепенных деталей, во все дела он вникает подробно и очень глубоко. Я считаю, что, пока есть Сталин, немцам с Россией не справиться!
— Интересное суждение. А что вы скажете? — посмотрел Шелленберг на майора Пюхавайнена. — Действительно ли Сталин так опасен?
— Если бы он не был так опасен, тогда бы вы не разрабатывали план его устранения. Но, на мой взгляд, вам не победить Советы, даже если вы убьете Сталина. Не подумайте, что это я говорю под воздействием алкоголя или большевистской пропаганды. У меня имеется гораздо больше оснований ненавидеть большевиков, чем даже у вас.
— И это верно, — вновь вмешался капитан. — Ведь Сталин у вас ничего не отнял… А у нас отнял! Вот взять хотя бы мою семью. Прежде она была самая богатая в волости. Отец мне рассказывал, что у него в хозяйстве только три сотни батраков трудились. А умирал он от голода! Все большевики отобрали! — Говорил Маликов по-немецки хуже, чем его напарник, но объяснялся бегло, легко подбирая нужные слова. — У меня с Советской властью личные счеты!
— Советский Союз — это тюрьма народов, — заговорил Шелленберг, — и как только мы победим, то на его территории возникнут несколько самостоятельных государств. От прежнего Союза ничего не останется.
— Останется, — с прежней горячностью возразил капитан. Алкоголь не прошел для него бесследно, его глаза полыхали азартным блеском, ясно было, что перед ним отчаянный спорщик. — Даже если на территории Советского Союза возникнут независимые государства, то это не значит, что вам покорится вся Россия. Вы только на время утвердите там свое господство. Но русские — отважный народ, они уйдут в подполье, в леса… Они готовы к длительной войне и будут воевать с вами до тех пор, пока не вытеснят со своей территории последнего немца!
— Хм… На какое-то мгновение мне показалось, что я беседую с убежденными коммунистами. В вашем личном деле ничего не написано о партийной принадлежности.
— В этом не было необходимости. В военной академии не бывает беспартийных. Но это совсем не значит, что все там думают точно так же, как товарищ Сталин, — сдержанно заметил Маликов. — С коммунистами мне всегда было не по пути. И как только представилась возможность, так я сразу начал сражаться против них.
— Хорошо, вы меня убедили. Но давайте вернемся к нашему разговору. Почему вы все-таки считаете, что победа будет за Советами? Ведь мы владеем самой совершенной в Европе военной машиной, за нами новейшие военные разработки, блестящие операции и победы. Так что в скором времени ситуация может переломиться и наши доблестные войска дойдут до Тихого океана.
— Вам никогда не удастся преодолеть российское пространство. Пусть вы захватите значительную часть территории, вам все равно не удастся на ней закрепиться. Даже если предположить, что местное население встретит вас с восторгом, то вы не сумеете его прокормить, и оно рано или поздно отвернется от вашей власти, и вы станете самыми заклятыми их врагами. А прокормить их, как это ни прискорбно, может только социалистическая система. Поэтому ваше дело проиграно изначально.
— Что ж, на первый день знакомства достаточно. Коньяк можно убрать.
Начальник школы мгновенно поднялся и упрятал бутылку в сейф.
— Вы можете идти, товарищи офицеры. — Дождавшись, пока Маликов и Пюхавайнен выйдут из кабинета, бригадефюрер Шелленберг, гася улыбку, сказал: — Хорошие пропагандисты. Они едва не сделали из меня коммуниста. И вы считаете, что они не провалят задание?
— Если у меня и были какие-то сомнения, так только до сегодняшнего разговора. Враги так себя не ведут и предпочитают разговаривать более осмотрительно.
