Бехеровка на аперитив - Корецкий Данил Аркадьевич
Делаю знак бармену.
– Кофе по-ирландски с двойным виски!
Тот кивает.
Погуляв в пределах видимости несколько минут, Вацлав принимает решение и лёгкой походкой переходит улицу, направляясь ко входу в бар. На миг он скрывается из поля зрения. Я с улыбкой смотрю на входную дверь. Напротив дымится пахнущий виски кофе.
Но миг затягивается. Затягивается! Затягивается!! Затягивается!!!
Улыбка исчезает сама собой, а через несколько секунд женский крик срывает меня с места. Выскакиваю в тамбур. Вацлав лежит на полу вниз лицом, щегольские брюки задрались, открывая приспущенные носки, шляпа откатилась в сторону. Какая-то тетка стоит над ним, прижав руки к груди, и нескончаемо верещит, как раненый заяц.
Оттолкнув тетку, выбегаю на улицу, смотрю влево, вправо, вперед… Нервы натянуты, мышцы напряжены, пальцы полусогнуты, как клешни стальных манипуляторов, – сейчас я готов разорвать на куски любую хищную тварь!
Но рвать некого. Мимо, как и прежде, идут расслабленные курортники. Две женщины средних лет, молодой парнишка, грузный мужчина, страдающий отдышкой… Седой старичок, опираясь на трость тёмного дерева, украшенную металлическими вставками, медленно ковыляет в сторону Колоннады. Две молоденькие дурочки в белых майках с надписью «ТАТУ» обнимаются и целуются на ходу, не обращая ни на кого внимания и балдея от самих себя. Никто не бежит, не прячется…
Двенадцать ноль пять. Возвращаюсь назад. Тамбур забит зеваками, Вацлава перевернули на спину, обмахивают платками и газетой, но мне ясно, что ему уже не поможешь.
– Больному нужен воздух, не толпитесь, освободите помещение! Вызовите полицию и «скорую помощь»! – громко приказываю я.
Люди склонны подчиняться четким и властным командам, особенно в критической ситуации. Тамбур пустеет. Став на колени, прикладываю ухо к груди старого друга. Сердце не бьется. Быстро обшариваю карманы, забираю телефон. Больше ничего, представляющего интерес, при нем нет. Остановившийся взгляд синих глаз Вацлава устремлен в потолок. Провожу ладонью по спокойному лицу сверху вниз, закрывая веки. Как в кино. Даже не «как». В кино я этот жест и видел.
Захожу в бар, смешиваюсь со взволнованно гудящей толпой, пытаюсь поучаствовать в обсуждении чрезвычайного происшествия. Сейчас нельзя выделяться, держаться особняком или казаться более осведомленным: мне вовсе не улыбается оказаться в роли подозреваемого или главного свидетеля. На моем столике еще дымится кофе по-ирландски с двойной порцией виски…
Вскоре появляется полиция – молодые парень и девушка в форме, с торчащими из открытых кобур пистолетами. Потом с воем подъезжает «мерседес» скорой помощи. Врач – толстый, и на вид добродушный усач, профессионально чётко осматривает тело.
– Мертв, – говорит он полицейским. – Видимых повреждений нет. Возможно, сердечный приступ…
Тяжелые, как камни, слова плюхаются в зеркальную гладь напряженного ожидания. «Сердечный приступ… – кругами расходится по бару. – Сердечный приступ…»
Что за фигня?! Такого не бывает! Днём раньше, днём позже, но не за минуту же до конспиративной встречи!
В голове низко бухали какие-то африканские барабаны, отдаваясь в сердце и печени. Уютный бар милого курортного городка исчез. Я находился в душных, зловонных от болотных испарений Амазонских джунглях. А мой друг, такой же охотник, как и я, лежал ничком, погрузившись лицом в грязную жижу. Никакой это не сердечный приступ. Просто анаконда узнала про охотников, вот и все.
Над телом уже работали детективы в штатском. Вспыхивали блицы фотоаппарата. Офицер криминальной полиции профессионально диктовал в микрофон протокол осмотра. Судя по хватке, он был опытным сыщиком. Но он ничего не знал ни про конспиративную встречу, ни про анаконду.
– Вы родственник? – усталый взгляд пожилого паталогоанатома без удивления и понимания маятником переходил с моего лица на стоевровую купюру и обратно. – У него были проблемы с сердцем?
– По-моему, никаких, – первый вопрос я предпочел оставить без ответа. И поскольку пауза затянулась, сунул деньги в карман халата. Врач скривился, но возражать не стал. Хотя последнее слово он всё-таки оставил за собой:
– Без халата вход запрещен. Наденьте этот…
Вацлав лежал без одежды на мраморном столе, мужественные черты окаменели, и белое лицо напоминало мраморный профиль греческого героя.
– Красивый мужчина, – проговорил доктор. – И выглядит совершенно безмятежно. Так редко бывает. При сердечном приступе на лице застывает печать тревоги…
Я промолчал. Сердечный приступ тут ни при чем. Вацлав выглядит как человек, схвативший за хвост анаконду.
Было душно, пахло лекарствами, резиной и чем-то еще. Неприятным. Противоестественным. Страшным.
Развивая начатую тему красоты, паталогоанатом начал медленный осмотр по раз и навсегда утвержденной методике: ощупал кости черепа, шейные позвонки, потрогал грудину, осмотрел подмышечные впадины и паховые вены…
– Мне только два раза в жизни встречались красивые женщины, – тихо бубнил он – или рассказывая мне, или напоминая сам себе. – Одну убило током, а вторая утонула…
– Не повезло вам, доктор, с женщинами, – я в очередной раз проявил бестактность, но врач пропустил ее мимо ушей.
– Теперь осмотрим спину…
Доктор вздохнул, мягко отстранил меня, привычно перевернул тело и с прежней занудливой тщательностью продолжил свое исследование.
– Развитые трицепсы и широчайшие мышцы… Он явно занимался атлетизмом… Хотя, это было давно… Шейные позвонки и позвоночник в норме. Ребра, лопатки, тазовые кости – целы. Кожные покровы чистые, без повреждений…
Я опередил его бормотание и уже осмотрел Вацлава с головы до пят. Больше того: нашел то, что искал. Маленькое красное пятнышко чуть выше левой щиколотки. То самое «повреждение кожного покрова»… Через пару минут его обнаружил и паталогоанатом.
– Так, а это что? Похоже на след от укола… Или укус насекомого… Но от такого еще никто не умирал…
«Еще как умирали! В семьдесят восьмом, в Лондоне – болгарский диссидент, писатель Антонов. В восемьдесят шестом, в Тунисе – перебежчик из „МИ-6“ Арнольд Смит. Это только достоверно известные случаи»…
Обтянутый резиновой перчаткой палец уткнулся в красное пятнышко, нажал, отпустил, опять нажал… Покраснение исчезало и опять появлялось.
– Какое-то уплотнение… Или это содержимое инъекции, или я не знаю что…
«Полый титановый шарик диаметром 2,5 миллиметра – вот что! А в нем… В Лондоне был рицин, в Тунисе – более современный лизин, а что здесь – не знаю… Может быть, извлекать его надо в противогазе»…
На всякий случай, делаю шаг назад.
– Знаете, доктор, пару дней назад я ловил карпа на Плецких прудах, и меня ужасно искусали москиты… Да, комары. И у меня все ноги были в красных желваках… Боюсь, что это действительно сердечный приступ.
– Но при внезапном инфаркте синеют губы, а склеры глаз…
Геннадий Поленов устало пожал плечами.
– Не знаю, доктор. Я в этом ничего не понимаю. До свидания.
Я быстро направился к двери. Пока паталогоанатом не начал выковыривать шарик, надо унести ноги подальше. Навсегда врезавшиеся в память сводки спецсообщений подтверждают, что с ядами лучше не шутить. В шестьдесят девятом, в Москве, агент ЦРУ «Тритон» отравил свою невесту – после вскрытия умерли и судмедэксперт, и его помощник. А в середине девяностых компаньон необычным способом устранил столичного банкира: нанес боевое ОВ [30] на телефонную трубку. Крохотное пятнышко «VX» – два миллиметра в диаметре. Пять погибших: сам банкир, его секретарша, следователь и два оперативника, осматривавших место происшествия…
Выйдя на улицу, я перевел дух. Сейчас чистый осенний воздух казался особенно вкусным и ароматным. Пройдя несколько кварталов, я им надышался, и воздух снова стал обычным.
Как там доктор? Конечно, я – бессовестная скотина. Но большего для него сделать не мог. Ни подсказать, ни намекнуть. Только пустить по следу комаров. Правда, скорей всего, в шарике обычный яд – индивидуального применения. И он уже всосался в ткани. А раз так – я уже не кажусь бессердечным типом!
