Андрей Таманцев - Леденящая жажда
— Наркотой, что ли, приторговывает? Тут подозрительно встрепенулся Билл:
— Потише вы там, соображать надо, где находитесь! На пути возникло препятствие в виде «дьюти фри».
Трубач было вцепился в бутылку виски, но Пастух не терял бдительности:
— Если тебе деньги карман жгут, купи лучше шоколадку. Хоть мозги заработают.
— Ты на что намекаешь?
— Ни на что. Помолчи лучше. Скоро посадка.
Пастухов мрачно молчал, теребя в руках посадочный талон. Он его, бедный, уже и в трубочку свернул, и пополам сложил, и вчетверо, так что жить клочку бумаги в любом случае оставалось недолго. Пастух нервничал с того самого момента, когда выяснилось, что предстоит ночевка в Париже. Не судьба им лететь другой авиакомпанией, билетов нет, и все тут, а административный ресурс Голубков подключить не может — это ведь неофициальное задание.
— Зато в Эйр Франс вкусно кормят, — пытался утешать Артист. Помогло мало.
В самолете стало заметно, что и Билл себе места не находит. Форсировать ситуацию Пастух не стал, зачем человеку в душу лезть, так или иначе скоро все само собой прояснится.
Пока суд да дело, они заняли свои места в самолете. Хорошо, теперь можно и вздремнуть. Благоразумный американский друг за Трубачом присмотрит.
Последнее на самом деле было необходимо, так что Пастух уже подумывал, что когда «все это» (так он про себя называл засосавшую их передрягу) кончится, надо тащить парня к наркологу, «каплями Морозова» и боржоми здесь, похоже, уже не обойдешься.
Билл действительно с Трубачом почти подружился. Он тоже раньше увлекался игрой на саксе, потом бросил — времени нет на хобби. Трубач во время таких разговоров всегда заявлял, что для него музыка не какое-нибудь там увлечение. А «хобби» вообще дурацкое слово, не русское. Нет, для него, Трубача, музыка — отрада жизни. А все остальное — как бы это объяснить? Просто так получилось. Когда-нибудь он обязательно…
В этот момент Билл, не желавший выслушивать очередную сагу из несбывшейся жизни свободного музыканта, обрывал излияния Трубача, дружески похлопывал его по спине и приговаривал:
— Да знаю я, все знаю.
Короче, парни нашли друг друга, на что и понадеялся Пастух, засыпая в своем кресле у иллюминатора. Ему, несмотря на сотни проделанных прыжков, никогда не доставляло ни малейшего удовольствия созерцание перламутровых облаков, разрезаемых крыльями самолета. Нет уж, гораздо спокойнее сразу вырубиться и проснуться, уже приземлившись.
Остальные предпочитали вяло перекидываться словами все три часа полета. Так что все это время до него сквозь сон доносился не слишком оживленный треп сотоварищей. Кажется, Артист спросил, сколько лет «тетушке» (одна из вариаций на тему тети Розы из Бразилии).
— Около пятидесяти, — ответил Билл. — Судя по досье, она в полном порядке. Пожилые дамы, страдающие проблемами со здоровьем; не занимаются исследованиями в джунглях Амазонии.
— Точно, они по большей части исследуют ассортимент ближайших аптек, — снова попытался пошутить Артист.
— Все, надоели. Это может оказаться не так-то просто. Ведь обвела же она вокруг пальца КГБ, финнов, шведов, да и наших тоже!
— Последнее тебя, наверное, больше всего задевает… Да, просто Колобок, а не баба, всех с носом оставила, — согласился Трубач, жестом подзывая стюардессу: — Будьте любезны… Принесите, пожалуйста, бутылочку «Баллантайнс». Или, может быть, «Джонни Уокер»…
— Так что именно?
— Ни того ни другого, — решительно пресек попытку нарушить сухой закон Билл. — Два стакана апельсинового сока.
— Ну ты и зануда!
Трубач покорно цедил кисловатую оранжевую жидкость.
Они приземлились по расписанию. Время терять не хотелось, но выхода не было — впереди предстояла ночь в третьесортной гостинице рядом с аэропортом. Спать. Сразу спать…
Тут Артист резко встрепенулся:
— Тут что-то не так. Я в театральном французский учил… — Он внимательнее прислушался к звучавшему из динамиков приятному женскому голосу. — Ребята, я не очень хорошо понимаю, но, по- моему, дело дрянь.
Голос повторил то же самое по- английски. В связи с угрозой терактов в Америке все рейсы из Европы через Атлантику отменяются до выяснения обстоятельств. Тут подскочил Билл. Он неестественно вытаращил глаза и открыл рот — как рыба, выброшенная на сушу.
— Не может этого быть!
— Чего не может быть?
— Я прав, значит, я прав все- таки… — Артист не знал, радоваться ему этой правоте или волосы на голове рвать. — Ребята, кажется, отменили все трансатлантические рейсы. Все. Боятся террористов.
Билл молча потянулся за телефоном. Руки дрожали, пальцы нервно прыгали по маленьким кнопкам. Затем последовала череда обреченных «Yes», «No» и «ОК».
Далее все развивалось более чем стремительно. Стекло и бетон аэропорта Шарля де Голля закружились перед глазами, ребята не задавали вопросов — американец стартовал слишком быстро.
Наконец на эскалаторе Пастухов перевел дыхание и спросил:
— Ты мне объяснишь или нет, куда и почему мы бежим? И что это за ерунда с отменой рейсов?
— Сейчас сам все поймешь.
Еще один поворот — на первый взгляд просто молодые парни на самолет опаздывают, обидно ведь терять долгожданный отпуск! И еще один поворот… Уже пошли терминалы, закончились «дьюти фри», провонявшие насквозь французским парфюмом. На пути встает благообразный мужчина средних лет с неумолимо квадратным подбородком:
— Дальше прохода нет.
Пастух не очень хорошо понимал, какого рожна надо Биллу, но на длительные размышления ему просто не хватило времени. Через секунду тележка для багажа смела с пути нежелательное препятствие, после чего Билл спокойно подошел к распростертому на полу телу, не обращая внимания на вопли, обыскал благообразного, вытащил пистолет, хладнокровно треснул рукояткой по черепу и с еще большей стремительностью понесся дальше.
Пастуха осенило только на взлетной полосе:
— Главное — ввязаться в драку, как сказал Наполеон, мы же на французской земле.
Дальше все было довольно просто. Охранники вставали на их пути как кегли, а они стремительным шаром для боулинга сметали их и неслись дальше.
По аэропорту объявили тревогу, кто-то успел позвать на помощь.
Тогда, окруженные со всех сторон полицейскими с автоматами и в бронежилетах, они нашли остроумный выход: Билл просто взял в заложники… Трубача. Артист наверняка уже отрабатывал металлические нотки, с которыми предстоит зачитать текст политических требований.
— Я убью его, я его убью! Пропустите нас к самолету, — кричал Билл.
Артист «взял в заложники» Пастуха и на нетвердом французском заявил:
— Требуем немедленной отмены запрета на курение на всех трансатлантических рейсах.
Их пропустили к самолету.
— Мать честная! Так вот что… А как мы из этого выпутаемся?
Уже в самолете, прижав дуло вальтера к голове пилота, Билл как-то легкомысленно хихикнул:
— Как там у вас говорят? «Нашу взяли»?
— Говорят — наша взяла. Главное, чтобы это по сути оказалось верно.
Пастухов уже ничего не боялся. Он лишь смутно догадывался, чем грозит угон частного самолета. Ничего хорошего, и прикрытия никакого. По крайней мере, его собственная фантазия пасовала перед такой сложной задачей. Трубач с Артистом сидели почему-то на полу — они вошли в роль дикарей, бесшабашных террористов, угонщиков-отморозков.
Билл вроде бы не рвался ничего объяснять, так что Пастухов почувствовал себя мирным заложником.
— Слушай, а не слишком ли мал самолетик для трансатлантического перелета?
— У Чкалова поменьше был.
— А что с нами сделают, когда мы приземлимся, если вообще приземлимся?
Билл объяснил: правительство США уже обо всем договорилось с правительством Франции. Пастух сначала не поверил. Но более чем серьезный взгляд американца убедил — это правда.
Пилот, у которого висок леденел от металлического касания пистолета и капель холодного пота, медленно сползавших вниз, не понимал по- русски. К счастью для него самого, иначе он, наверное, просто выпустил бы штурвал — настолько неправдоподобно звучали слова Билла.
— А ты раньше знал, что так все обернется? — Пастух в принципе был готов к любым поворотам событий, но тут все менялось как-то слишком кардинально.
— В общем, да. На самом деле не очень хотелось впутывать сюда этих «товарищей».
В принципе человек, не имеющий прямого отношения к политике, никак не может уразуметь, какого черта правительство США должно договариваться с правительством Франции чуть ли не на уровне министерств внутренних дел о неприкосновенности каких-то интернациональных раздолбаев, угнавших с непонятными целями частный самолет.
«Облака перламутровые…» — пытался не думать Пастухов, но почему-то это не удавалось — его неуклонно одолевали мысли о человеке, на котором, неизвестно почему, в последние несколько дней буквально свет клином сошелся. Куда ни посмотришь — везде она, бедная тетка, всюду наследить умудрилась…
