Владимир Гриньков - Ментовские оборотни
Ободренный милицейской поддержкой президент уже отдавал приказания. Срочно вызывались юристы с нотариусами, риелторы с охранниками, все они очень быстро прибыли, будто только и дожидались где-то рядом, за дверями, и вскоре квартира заполнилась деловитыми малоразговорчивыми людьми, которые, не обращая никакого внимания на семейство Цыбиковых, бесцеремонно ходили по комнатам, осматривая внимательно потолок, пол и стены, оценивая состояние сантехники и батарей центрального отопления, а кое-где и измеряя что-то им одним понятное с помощью строительной рулетки. При этом в бумаги заносились данные, кто-то важный подписывал какой-то акт, для чего дюжие охранники услужливо освободили половину кухонного стола, бесцеремонно сдвинув в сторону икру с омарами, и обездвижевший Андрей Петрович Цыбиков безвольно наблюдал, как на его глазах в чужие руки уплывает квартира, в которой лично он прожил полжизни. Он окончательно протрезвел, и его теперешнее состояние можно было безошибочно охарактеризовать как тяжелое похмелье после бесшабашной и безудержной пьянки. Выпивали – веселились, а проспались… нет квартиры.
– Ну что, Андрюшенька, допился? – спросила строго мужа Маргарита Петровна.
Цыбиков привычно ужаснулся, но ужас этот был сейчас не сильный, а какой-то вялый, потому что все самое страшное уже произошло, и надо было еще сжиться с тем, что случилось, прежде чем научиться пугаться каких-то новых страхов.
– А я предупреждала! – сказала Цыбикова мстительно.
И уже понятно было, что оттопчется она по незадачливому своему муженьку по полной программе.
– Я говорила тебе, что добром не кончится! – напомнила Маргарита Петровна. – Что отольются тебе мои слезоньки! Ты думал, с рук тебе сойдет? Что куролесить можешь, как цыган на ярмарке?
Цыбиков судорожно вздохнул, предчувствуя разбор полетов. Процедура эта всегда была крайне неприятной для него, а сегодня на все про все еще накладывались квартирные жуткие страсти, и подобный букет несчастий еще надо было как-то пережить.
– Ты ж пьешь, не просыхая! – возвысила голос Цыбикова, оправдывая худшие ожидания Андрея Петровича. – Ты скоро дочерей на водку обменяешь! Ты пропил все! В доме уже только то осталось, что ты не можешь выволочь по слабости здоровья: сервант, диван и холодильник! И если б пить еще умел, а то тоже мне Шварценеггер! С трех рюмок он в беспамятстве! Ты когда слушать меня будешь? Когда поймешь, что я не присоветую плохого?
Андрей Петрович посмотрел страдальчески.
– За ум когда возьмешься? – продолжала терроризировать его Цыбикова. – С какого дня? С какого часа?
Андрей Петрович чуть не всхлипнул.
– Прямо сейчас, может быть, начнем? – требовательно спросила Цыбикова.
Ее супруг молитвенно сложил руки, демонстрируя, что лично он – со всей душой.
– Вот ты пойми, что без меня бы ты давно пропал! – сказала внушительно Цыбикова. – Ты без меня – как хвост без кошки! Ничего из себя не представляешь! Один только срам и словоблудие! Ты это понимаешь?
– Ага! – с готовностью кивнул супруг.
– И что бросать тебе надо свои фокусы!
– Конечно!
– И главная в семье всегда женщина!
– Согласен!
– И что я сказала – только то всегда и будет!
– Ну ясное дело!
Мы со Светланой сидели в припаркованном во дворе цыбиковского дома фургоне и на телемониторах видели все, что происходило в квартире Андрея Петровича.
– Женька! – сказала мне Светлана. – А ведь она нас сделала, эта Маргарита! Веселья, говорит, хочу! И чтоб по телевизору показали! Черта лысого, Колодин! Это она в воспитательных целях. Использовала нас как последнее средство! Достал ее Петрович, видно! Решила с нашей помощью пугнуть его от всей души! Закодировать на всю оставшуюся жизнь!
Светлана догадалась первой. По-женски поняла мотивы поведения крановщицы Цыбиковой. И Маргарита Петровна не подкачала, подтвердила правоту Светланы.
– Я тебя на этот раз прощаю, – сказала мужу Цыбикова. – Последний шанс тебе. Щас все твои беды позаканчиваются, но это только благодаря мне. И ты доброту мою запомни!
Цыбиков еще ничего не понимал, но неясные надежды снова поселились в его душе.
– Иди к окну! – гипнотизирующе велела Цыбикова. – Маши рукой и радуйся, что все обошлось!
Мне было пора появиться. Я распахнул дверь фургона и ступил на разогретый летним солнцем асфальт. Благодаря мониторам я слышал, как в квартире Маргарита Петровна настойчиво повторила:
– Иди к окну, я тебе говорю!
Слышны шаги. В оконном проеме я увидел силуэт Андрея Петровича и приветливо помахал ему рукой. Полная тишина в квартире. Потом голос Маргариты Петровны:
– Чего ты видишь там?
И только после этого – растерянное бормотание Цыбикова:
– Это кто? Колодин?!
Я засмеялся и снова помахал ему рукой.
– Колодин!!! – окончательно уверовал Андрей Петрович. – Так это розыгрыш?! И квартира, значит, снова наша?!
Дальше длинная восторженная тирада, которую всю, без изъятий, придется заглушать писком, и только в самом конце – единственная более-менее приличная фраза, и не фраза даже, а вопль души:
– Вот я теперь на радостях напьюсь, бляха-муха!
Светлана за моей спиной прыснула.
А Маргарита Петровна сказала в отчаянии:
– Ну что же ты за сволочь такая, Цыбиков! Ты же обещал!
* * *Мы собирались разъезжаться, когда из подъезда цыбиковского дома вышел Демин.
– Ого! – сказала Светлана. – Хорош миллионер!
И засмеялась.
Демин был все в том же своем роскошном костюме и в голливудской шляпе, и под мышкой он сжимал вычурную трость, но в руках у него были две кастрюли – обычные, эмалированные, со сколами краски, – и это действительно придавало нашему миллионеру довольно нелепый вид.
– Колодин! – сказал озабоченно Демин. – Две кастрюли икры! Еле спас! Омаров с крабами порастащили, только их и видел! А это уберег! Что делать будем, Женька?
– Раздай людям, – отмахнулся я.
– Ты перегрелся? – оскорбился Демин. – В фургоне было душно и ты теперь немного не в себе? Четыре кило икры!
Он всегда был рачительным хозяином и тиранил окружающих из-за каждого рубля, но сейчас меня его заботы как-то миновали. Отскакивали от меня горохом, нисколько не тревожа. Обнаружив это, Демин поставил кастрюли на пыльный асфальт и демонстративно пощелкал пальцами у меня перед глазами. Я вяло отмахнулся.
– Э-э, плохо дело, – определил Илья. – Ты вправду перегрелся? Или до сих пор той фигней страдаешь?
«Та фигня» – это наше утреннее приключение. Он угадал. Зацепило меня то, что произошло на развалинах монастыря. И Демин понял, что он угадал.
– Ты слишком впечатлительный, Колодин, – сказал он мне со вздохом. – Много сказок в детстве прочитал, а это вредно.
Наверно, он хотел меня таким образом поддеть. Но я упорствовал.
– Он мне сказал давным-давно, что где-то рядом со старой графиней должен быть Ростопчин! – сообщил я мрачно.
– Кто сказал?
– Дворжецкий! Арсений Арсеньевич! Который написал книгу о дворянских родах России! Я рассказывал ему про призрак старой графини! И Арсений Арсеньевич в тот раз сказал, что раз графиня есть… Если ее призрак там бродит… Так и граф Ростопчин где-то рядом! Я думал, это он просто так сказал. Пошутил. И вдруг сегодня – действительно Ростопчин! Ты ведь тоже слышал!
– Дальше – что? – осведомился Демин.
– Поеду к Дворжецкому.
– Зачем?
– Но ведь это он сказал! Про Ростопчина!
– Женя! – ласково сказал Илья и осторожно взял меня за плечи. – Тебе Дворжецкий не нужен. Этот старикан весь в прошлом. Он тебе в сегодняшней жизни не помощник. Сплошные сказки и пыль с паутиной. Мозги тебе запудрит… Да он уже запудрил, как я вижу… Так что к черту этого Арсения! Ростопчин землю продает? Он ее владелец? Так поезжай в районную администрацию, там поднимут все бумаги, и тебе про твоего призрака все в подробностях расскажут: номер паспорта, место прописки и домашний телефон. Двадцать первый век на дворе, Женька! Все призраки учтены, обеспечены паспортами и своевременно квартплату платят! Бесплотный дух землицей не торгует! Землей торгует реальный человек!
* * *По-видимому, какие-то сомнения в отношении меня накрепко засели в голове у Демина, потому что он спасение икры перепоручил Светлане, а сам отправился со мной. Я не возражал. Потому что Демин обладал даром возвращать меня в реальность, если меня вдруг заносило куда-то не туда.
Но в райцентре, хотя Демин и противился, мы сначала поехали в музей, а не в администрацию.
– У меня там знакомая, – туманно обрисовал я ему причину изменения маршрута.
Про то, что эта моя знакомая тоже упоминала о Ростопчине, я благоразумно умолчал, чтобы не нервировать Илью раньше времени.
Директор музея встретила меня, как родного. По крайней мере, выглядела она совершенно счастливой.
– Евгений Иванович! – сказала она. – У нас в музее до сих пор аншлаг! С того самого дня, как вы здесь побывали!
