Анатолий Афанасьев - Монстр сдох
Пошуровала отмычками, ни одна не подошла. Железный уродец не поддавался новейшим механическим приспособлениям. Лиза присела на порожек и закурила, расстегнув кожушок и ворот рубахи. Прикидывала, сколько людей набежит, если расстрелять замок из браунинга. Ее взгляд упал на шляпку большого гвоздя, высунувшегося из притоптанного снега. Подержала гвоздь на ладони, очарованно вглядываясь в загадочную конфигурацию, вывернутую в спираль с короткой закорючкой на конце. Конечно, это не гвоздь, а ключ, но в таком случае, сама судьба ей подыгрывает.
Затаив дыхание, ввела гвоздь в отверстие замка, покрутила: уперся плотно, жестко, как в родном гнезде.
Достала из чемоданчика пассатижи, ухватила гвоздь поудобнее и надавила против часовой стрелки. Замок отозвался жалобным всхлипом, дужка выскочила едва ли не наполовину. Молодец, похвалила себя Лиза, справилась.
С заледеневшей решеткой получилось неладно: пока сдвигала, сорвала ноготь на большом пальце, но это пустяки. Перед ней открылась черная яма, с железными скобами по одной из стенок. Лиза огляделась — ей удивительно везло, не меньше часа провозилась, никто так и не помешал. Опустясь по скобам, попыталась задвинуть за собой решетку, но такая операция под силу разве что Сергею Петровичу, который все-таки изрядный качок.
Ступени-скобы привели ее в темную подсобку — она зажгла электрический фонарик. Дощатая дверь с задвижкой, глинобитный пол, кирпичные сырые стены — больше ничего. Если дверь заперта снаружи, все ее усилия насмарку.
Отомкнув задвижку, легонько нажала плечом на дверь: открыто! В узкую щель проступил кусок коридора, загроможденного газовыми баллонами и опутанного шлангами — в отдалении маячила фигура мужика с автоматом. Сколько всего в коридоре народу — не узнаешь, пока не выйдешь. Лиза придвинула чемоданчик с инструментами к стенке, растрепала волосы, приняла по возможности озабоченный вид. Открыла дверь пошире и ступила наружу. Мужик с автоматом стоял боком и не заметил ее появления, зато в пяти шагах двое мужчин в рабочих комбинезонах возились с каким-то громоздким агрегатом, подключая его к электрическому щитку.
Не дожидаясь, пока они сообразят, что к чему, Лиза раздраженно спросила:
— Клементина куда пошла, хлопцы?
— Какая еще Клементина?
— А-а, — Лиза махнула рукой, дескать, что с вас возьмешь, с новеньких. — Носится, как угорелая, бегай за ней.
— У тебя закурить не найдется, сестричка?
— В другом халате. На обратном пути захвачу.
— Окажи любезность, без курева остались. Клементина — это такая толстуха, командует тут?
— Ага, командует.
— Недавно пробегала.
Лиза обогнула рабочих, благополучно дошла до конца коридора, свернула за угол. Войдя в детскую палату, притворила за собой дверь. Картина предстала зловещая, почти ирреальная. Две пожилых женщины в синих, туго затянутых поясами халатах готовили пацанву к эвакуации: пеленали в коконы из простынь и складывали штабелями возле стены. Работали слажено, почти все двухъярусные койки уже опустели, одна из женщин как раз подступила к дальнему отсеку, где, обнявшись, светились яркими глазенками Наташа и Сенечка. В руках у женщины огромный шприц, почти как в фильме "Кавказская пленница".
— Эй, — окликнула Лиза, направляясь к ней. — Погоди-ка, сестра. Этих не трогай. Этих я забираю.
— Почему это?
Они встретились глазами, и Лиза увидела знакомое выражение наркотической дури.
— Клементина распорядилась. Велела к ней отвести.
— Марусечка, — позвала женщина товарку, — двух шпанят забирают, а бумаги никакой нету.
Та, которую звали Марусей, сбросила в штабель еще два детских кокона и пошла к ним. Глазами "плыла", как и подруга, но видно было, что им обеим наркота не мешает усердно работать, жить и размышлять.
— Нам-то какое дело, — сказала Маруся солидным басом. — Пусть тащит, если Клементина велела. Но без бумаги нельзя.
— Тем более, мы отчитываемся поштучно, — пояснила вторая женщина. Лиза уже прикинула, что возни с ними будет немного, только боялась напугать детей, ее смущало, что они молчат, не издали ни звука, хотя явно узнали ее.
— Вы их чем-нибудь кололи?
— Чем их колоть? — удивилась женщина. — У нас токо это, вот, — протянула Лизе гигантский шприц.
— Это что? Снотворное?
— Чего допрашиваешь? — возмущенно вмешалась Маруся. — Беги за бумагой. Или дай потянуть. У тебя есть заправка?
Лиза их заправила, но у нее не было в руках такой мощи, как, допустим, у Сергея Петровича, поэтому ей пришлось нанести с пяток стремительных, парализующих ударов, чтобы повалить бабок на пол. Но она справилась, как и с замком. Даже дыхание не сбила. Обернулась к детям. У Наташи в ужасе приоткрылся бледный ротик, Сенечка важно произнес:
— Надо их связать, тетя Лиза.
— Не надо, малыш. Они не скоро очнутся.
— Но они же не мертвые?
— Нет, живые.
— Лучше всего их кокнуть, — внес более солидное предложение Семен.
Лиза подняла малышей с койки, поставила на ноги.
Наташа ухватилась тоненькой ручкой за ее рукав.
— Сможете идти? — спросила Лиза.
— Обязательно, — ответил Семен и уточнил:
— Это побег?
— Да, Сенечка, побег. Все нужно сделать очень аккуратно. У вас есть какие-нибудь пальтишки?
— У меня нет, — сказала Наташа. — Только пижама.
— Я уж не надеялся, — признался Сенечка. — Еще бы немного и нам грабли в бок.
Лиза укутала их в одеяла и вывела в коридор. Без приключений добрались до подсобки, правда, девочка запуталась в одеяле, и Лиза понесла ее на руках. Рабочие уже подключили загадочный агрегат к щитку. Встретили Лизу приветливо:
— Сигарет надыбала?
— Ой, закрутилась с этими. Сейчас сбегаю... Детишек в чуланчике запру, чтобы не выскочили... Я мигом...
Втолкнула детей в каморку.
— Сеня, остаешься за командира. Ничего не бойтесь.
Я только туда и обратно.
Наташа таращилась вверх, в скважину, откуда лился слабый свет. Семен спросил:
— Мы туда полезем?
— А что? Трудно?
— Как бы Наталью не пришлось на веревке тащить.
— Фу! — фыркнула девочка. — Какие глупости!
Лиза поцеловала ее прохладные, настороженные глаза, провела ладонью по взъерошенному чубчику Семена.
— Все хорошо, молодежь. Сидите тихо, как мышки.
Перед дверью "ординаторской" Лиза помедлила. То, что она собиралась сделать, было необходимо, этого требовала ситуация, а также высшая справедливость, но сердце вдруг онемело. Кто она такая: всего лишь молодая женщина с трудной судьбой, но ведь не терминатор, нет!
Клементина Егоровна возвышалась за письменным столом, разложив перед собой какие-то бумаги, и вид у нее был такой, словно рассчитывала план предстоящего сражения. Напротив расположился Денис Степанович Крайнюк, соратник Поюровского, живоглот с лоснящейся рожей и свинячьими глазками. Увидев Лизу, он мерзко сощурился.
— Гляди-ка, Климуша, какая гостья к нам пожаловала!
— Эта тварь здесь с утра шныряет, — ответила Клементина. — Говорила тебе, Денис, меченая она. Только знать бы — кем?
— Сейчас узнаем, — пообещал Крайнюк, понюхав зачем-то ладонь. — Проходи, девушка, присядь, небольшой допрос с тебя снимем. Ты чего прибежала-то?
Лиза защелкнула дверь на "собачку". Подвинулась к столу.
— Денис Степанович, остановите заваруху. Дайте отбой.
— Вон даже как? — Крайнюк искренне удивился. — Это чье же распоряжение?
Клементина потянулась к телефону, и Лиза достала пистолет из ременной петли.
— Не надо, Клементина Егоровна. Это лишнее... Денис Степанович, дайте команду бандюкам. Пусть убираются.
— Ты что же, девушка, пальнуть можешь? — удивление Крайнюка разрослось до голубого, яркого свечения в очах. Он сразу помолодел.
— Только это я по-настоящему и умею, — вздохнула Лиза.
— Кто ты такая? Откуда взялась?
— Неважно. Отдайте команду, потом поговорим.
— Если стрельнешь, людишки сбегутся.
— В подвале такой шум, никто не поймет.
Клементина затрясла головой, как лошадь при налете слепней, побагровела и начала подниматься со стула, тяжело опираясь локтями.
— Ты, козявка, на меня, на Егоровну?! Пушкой грозишь? Да я тебя давить буду, как клопа, медленно давить...
Отборный сермяжный мат оборвался на середине, потому что Лиза нажала спуск. Кусочек свинца, чмокнув, впился под левый сосок воительницы. Клементина, охнув, опустилась на стул, озадаченно почесала грудь.
— Денис, тварь меня убила!
— Не может быть! — возразил Крайнюк, но отрицал он очевидное. Иссяк могучий напор, Клементина Егоровна уронила голову на бумаги и притихла.
— За что ты ее? — спросил Крайнюк. — Она никому зла не делала.
