Валерий Горшков - Дискета мертвого генерала
Когда через шесть минут приполз последний сонный «пассажир», старший группы ихтиологов, Прохоров поднялся по ступенькам железной лестницы, сел возле единственного выхода из кают-компании и сказал:
– Внимание, слушайте меня и не задавайте лишних вопросов! Сейчас все вы останетесь здесь, я вас закрою и уйду!..
– Да ты что, охренел, дружок?! – вдруг громогласно рявкнул самый здоровый мужик на корабле, кок Володя, и рывком вскочил с дивана. – В чем дело, почему капитан собрал людей здесь, а сам где-то шастает?! Что за шуточки..
– Может быть, помолчишь, а? – поморщился Прохоров, резким движением вытаскивая засунутый за пояс пистолет. – Ко всем остальным тоже относится!
В кают-компании мгновенно повисла гробовая тишина. Все без исключения присутствовавшие, не моргая, уставились на крепко зажатый и направленный точно вперед «браунинг». Аргумент, неожиданно появившийся в руке у Прохорова, был достаточно веским, чтобы не принимать его во внимание.
– Вот так-то гораздо лучше, – пробурчал Вадим Витальевич, чуть скривив уголки губ. – Ставлю всех в известность, что корабль захвачен. Капитан, боцман и стармех оказались чересчур прыткими, даже сопротивлялись. И где они сейчас?.. – с ядовитой усмешкой спросил Прохоров, несколько секунд внимательно разглядывая испуганные лица, а затем сам же и ответил: – Гуляют по райскому саду вместе с покойными родственничками. Если кто желает последовать их примеру, милости просим. Немедленное исполнение гарантирую! Нет желающих? Как хотите… – Вадим резко развернулся, вышел из кают-компании и закрыл за собой дверь. Несколько раз гулко скрипнула наружная задрайка, а потом раздался громкий, юродивый смех, больше напоминающий карканье вороны. Кому именно он принадлежал, было нетрудно догадаться… Он обозначал, что в процедуре захвата «Пеликана» поставлена большая жирная точка.
* * *Покончив с этим, Прохоров быстро забежал на третий ярус надстройки, сообщил Борису и Игорю об успешном завершении операции, а потом спустился обратно на палубу и не спеша пошел в боцманскую подсобку, на ходу обдумывая во всех деталях предстоящую ему роль римского инквизитора. Настоящему религиозному фанатику было гораздо легче – он требовал ответа на один-единственный вопрос. Славгородскому же предстояло вывернуть наизнанку всю свою профессорскую душу. К тому же сделать это надо всего за шесть минут, так как по истечении именно такого срока введенный внутримышечно скополамин, который гораздо чаще называют «сывороткой правды», у девяносто семи человек из ста вызывает необратимые изменения психики, делая их, по сути, полными идиотами до конца жизни. О таком прискорбном факте Прохорова предупредили еще в Москве, когда в одном из частных зубоврачебных кабинетов вместо правого верхнего резца вставили ничем не отличающуюся от него по виду капсулу с дозой концентрированного препарата. Верховные деятели решили, что добиться всей полноты информации от одиозного профессора, что предполагалось сделать в будущем, когда настанет соответствующий момент, будет весьма проблематично или, по крайней мере, достаточно трудно, если на все про все отпущено только несколько минут. И с тех самых пор Вадим Витальевич Прохоров постоянно имел при себе один из самых совершенных контейнеров стоимостью в несколько тысяч долларов. А перед самым «круизом» он специально прихватил с собой одноразовый шприц. Конечно, такой ерунды вполне хватало и в корабельном медпункте, но отнюдь не всегда могла предоставиться благоприятная возможность воспользоваться его услугами.
Славгородский лежал там же, где и пятнадцать минут назад. Едва появился Прохоров, Григорий Романович отчаянно замычал, испепеляя своего мучителя раскаленным взглядом сверкающих глаз. В руке у Вадима профессор обнаружил пластмассовый шприц с небольшим количеством мутной жидкости, отдаленно напоминающей алмагель, но, несомненно, не имеющей к препарату для диабетиков никакого отношения. Славгородскому не потребовалось слишком много времени, чтобы чисто интуитивно догадаться о цели очередного визита «доктора Прохорова». Он, подобно призраку ада Люциферу, пришел за его душой.
Осознав сей прискорбный факт, а также полную невозможность изменить что-либо в свою пользу, профессор сразу осунулся, лицо его приобрело мертвенно-бледный оттенок, глаза безвольно опустились, уставившись в грязный пол, а где-то в недрах смирившегося со смертью мозга начал отчетливо наигрывать похоронный траурный марш.
– Что-то вы неважно выглядите, больной! – прогнусавил облизывающийся и возбужденный Вадим Витальевич. – Надо сделать вам маленький укольчик, для бодрости.
Прохоров наклонился, разорвал одну из брючин Славгородского в районе бедра, на мгновение задержал в воздухе готовую к внедрению в плоть иглу, с интересом свихнувшегося патологоанатома посмотрел в затуманенные зрачки Григория Романовича и тихо спросил:
– А почему не интересуетесь, какое именно лекарство прописал вам доктор? Вам все равно? И правильно, голубчик, очень правильно! Пациент должен быть послушным, ведь доктор всегда желает ему только добра! – И с этими словами шприц резко впился в исполосованную отвратительными шрамами ногу профессора.
Прохоров медленно, с наслаждением, надавил на поршень, выдернул иглу и забросил, как ее часто называют наркоманы, «машину» в кучу сваленного в углу боцманской подсобки хлама. Не отрывая взгляда, наблюдал, как через три секунды глаза Славгородского увлажнились, заблестели, приобрели осмысленное выражение, а потом осторожно, чтобы не вырвать скомканный в глотке язык, вытащил изо рта оранжевое махровое полотенце. Профессор надрывно откашлялся, пустил обильную слюну, затем вдруг зарычал, словно в него вселился дух бенгальского тигра, и взглядом преданного животного посмотрел на сидящего напротив, на мотке капронового каната, Прохорова.
– Как себя чувствуете, Григорий Романович? – спросил Прохоров, доставая из кармана небольшой блокнот в кожаном переплете и шариковую авторучку. – Можете говорить?
– Да, могу, – покорно кивнул Славгородский. Его безумные зрачки, как привязанные, уставились прямо перед собой. Они смотрели на Прохорова, но не видели его.
– Хорошо. Для начала ответьте – где сейчас находится дискета с программой кодировки на самоликвидацию?
– Она… Она… в сейфе, – едва пошевелил губами Славгородский. Он говорил настолько тихо, что Вадиму приходилось прислушиваться к его словам.
– Конкретней, пожалуйста. В каком сейфе? Где? – Прохоров открыл блокнот и приготовился записывать.
– В каюте капитана. Здесь.
– Шифр знаете?
– GWS, поворот ручки направо до щелчка, SXM, поворот налево до щелчка, затем цифры – 997034. Ключ не нужен.
– Хорошо, очень хорошо. Дальше. Как активизировать самоликвидатор бункера в «Золотом ручье» и есть ли он там вообще?
– Есть. Работает от пейджингового сигнала. Нужно позвонить на станцию, сказать номер абонента и комбинацию из восемнадцати цифр и букв. Через пять минут после активации взрывного устройства оно срабатывает. Отключить его можно сигналом-блокиратором, тоже от пейджинговой связи.
– Вы знаете обе комбинации? Кто еще их знает?
– Знают двое, я и начальник четвертого отдела СБ. Абонент 47033. Комбинация на активацию следующая – DD 455 001 WJ 832 FG 999. На блокировку – то же самое, но в обратном порядке.
– Отлично! – Прохоров торопливо записывал в блокнот строку за строкой. – Едем дальше… Кодовые сигналы, которые должны получить ваши бывшие пациенты, чтобы покончить жизнь самоубийством. Пофамильно. Начнем с Горбатого…
И Вадим Витальевич снова взялся за ручку. Ровные ряды строчек медленно, но фундаментально покрывали одну за другой чистые страницы блокнота. Прохоров то и дело поглядывал на наручные электронные часы, на которых включил секундомер сразу же после извлечения иглы из бедра Славгородского. До отметки критического времени оставалось три с половиной минуты…
Вадим закончил писать, когда импровизированная стрелка из жидких кристаллов завершала шестой круг по циферблату. Профессор заметно сдал, речь его становилась все медлительнее, слова – бессвязнее, глаза – тусклее. Прохоров положил блокнот обратно в карман, облокотился о колено, подперев щеку ладонью, и наблюдал за превращением разумного человеческого существа в глупое, бестолковое создание, способное только есть, спать и нести всякую околесицу. По крайней мере, именно о таких последствиях применения скополамина его предупреждал связник.
Неожиданно взгляд новоявленного инкивизитора снова упал на исчерченную шрамами ногу Славгородского.
– Профессор, что у вас с ногами? Откуда такие отвратительные рубцы?
Григорий Романович медленно, словно спящий коала, поднял взгляд на Прохорова, несколько долгих секунд вникал в смысл вопроса, а потом противным гортанным голосом ответил, с трудом соединяя слова в логическую цепочку.
