Андрей Воронин - Я вернусь...
За окном по случаю раннего времени было еще темно. В черноте горел фонарь над подъездом. Сам фонарь не был виден – только размытый полукруг зеленоватого света с жемчужным отливом мельтешил в облаке густо летящего снега. Бледные серо-зеленые блики неподвижно лежали на полированных гранях стола, таинственно поблескивали на фотографиях и на круглом хромированном корпусе будильника. На потолке отпечатался четкий, скошенный влево светлый четырехугольник, перечеркнутый тенью оконной рамы. Часть его криво налезала на стену, предоставляя Юрию вдоволь налюбоваться извилистой трещиной в штукатурке и слегка отставшим верхним краем выцветших обоев в архаичную полосочку. Обои эти Юрий клеил вместе с мамой – дай бог памяти, в каком же году? Он тогда приезжал в отпуск, вот только откуда? После Афгана, что ли, это было? Да, похоже, что так. Давно было. Давненько... Обои-то уже не мешало бы и обновить...
Под одеялом было тепло и уютно, безнадежно ныла простреленная нога, за окном мело, и лениво думать, нежась в кровати, о ремонте, который все равно никто не станет делать, было приятно. Намного приятнее, чем метаться в замкнутом круге, беспокоиться о каких-то ворованных миллионах и пытаться на глаз, ничего толком не зная о человеке, определить, порядочный он или, наоборот, жулик. Юрия так и подмывало махнуть на все рукой, заснуть по новой, а проснувшись, прямиком отправиться к Лузгину и решить вопрос с деньгами раз и навсегда. Ну их к дьяволу, эти деньги! Украдут? На здоровье! Может, на дело пустят или хотя бы удовольствие получат...
Юрий просто так протянул руку и щелкнул клавишей ночника. Стрелки жестяного будильника показывали четыре сорок четыре – отличное, редкостное сочетание цифр. Что такого редкостного было в этих трех четверках, Юрий толком не знал, но ему почему-то показалось, что это вот и есть наилучший момент для начала нового дня. Встать, умыться, соскоблить щетину, выпить кофе, привести в порядок растрепанные волосы и мысли, а потом обнаружить, что времени на часах всего-то половина шестого – не только весь день впереди, но и, можно сказать, все утро...
Он торопливо отшвырнул одеяло и встал, пока минутная стрелка на часах не успела уйти с магической отметки. Успел, кажется. Ну да, точно, успел. Вот оно: четыре сорок пять. Доброе утро, жизнь!
Он прошлепал босиком в ванную, принял душ, побрился, а потом, посвежевший и окончательно проснувшийся, отправился на кухню варить кофе. Посуду он с вечера не помыл – как-то к слову не пришлось, не о том весь вечер думалось, – и, выковыривая из бренчащей груды тарелок и кастрюль старую медную джезву, уронил ее ненароком. Черная кофейная гуща щедро расплескалась не только по крышке кухонной тумбы, но и по полу, заскользила вниз по обшарпанному пластику дверцы, и Юрий заметался в поисках тряпки. Потом он вспомнил, что пришедшую в окончательную ветхость тряпку выкинул накануне в мусорное ведро, а ведро вынес на помойку. Искать новую тряпку было недосуг, да и не держал он в доме запасов ветоши, и Юрий, присев перед тумбой на корточки, запустил руку в хранившуюся на нижней полке пачку старых газет, которыми обычно выстилал мусорное ведро.
Он схватил первую попавшуюся газету, откуда-то из середины пачки, и, ненароком глянув на разворот, озадаченно покачал головой. В руках у него был прошлогодний номер "Московского полудня", и с разворота прямо в глаза Юрию прыгнул набранный жирным шрифтом заголовок: "Сказ о том, как некий гад урезал МКАД". Под статьей стояла знакомая подпись: Д. Светлов. Статью Юрий перечитывать не стал – он хорошо знал все, что там было написано. Чепуха там была написана, обычная заказная провокационная чушь, и отличало статью от других подобных опусов лишь то, что оплатить эту чепуху заказчик пытался не долларами, а пулей. Не вышло...
Газетку эту Юрий хранил как память о той истории. В общем-то, на память он не жаловался, и фетишизмом тоже не страдал, но все-таки... Да нет, в самом деле, что, у него других газет нету? Да есть! Навалом!
Он отложил ценную газетку в сторону, взял из пачки другую и кое-как затер кофейную лужу. Использованную газету он бросил в ведро, а вторую, памятную, вернул в пачку, подсунув для верности под самый низ. После этого Юрий все-таки сварил кофе и уселся пить его на свое любимое место у окна.
"Однако, – думал он, прихлебывая терпкую горечь из фаянсовой кружки, – в собирании памятных сувениров все-таки есть определенный смысл. Вот я только что удивлялся – зачем, дескать, мне газетка на память, когда склероза еще и на горизонте не видать? Мне, мол, костыли для воспоминаний не требуются, все мое ношу с собой. Оно-то, конечно, так, да разве вспомнил бы я сейчас про Светлова, если бы не газетка? А между тем Димочка Светлов – паренек неплохой, умный и цепкий, и достаточно опытный, и с компьютером на "ты", и жареный петух его уже клевал, и даже что-то вроде совести у него имеется. К тому же он в некотором роде мой должник и, если его как следует попросить, не станет совать любопытный нос в мои дела. Мирон – тот стал бы, а разнюхав, что к чему, потешался бы надо мной до самой смерти. Да и недосуг сейчас Мирону, не до того ему. Он, чудак, носится по всему городу хвост задравши, неприятностей на свою голову ищет..."
Юрий задумался. Да, Мирон... Надо же, какие мудреные узлы вяжет порой жизнь! И, между прочим, след, по которому пустился сейчас господин главный редактор, проходил в неприятной близости от Андрея Никифоровича Лузгина – постоянного члена Клуба и личного адвоката Адреналина. Мирон говорил, что Лузгин не раз вытаскивал своего клиента из жутких передряг. Можно себе представить, что это были за передряги и к каким уловкам приходилось прибегать господину адвокату, чтобы выручить этого чокнутого! Да, чокнутого, потому что изобрести адскую мясорубку в грязном подвале мог только законченный псих с отменными ораторскими способностями. Гитлер, говорят, обладал такими способностями да еще Геббельс...
Адреналин, несомненно, был маньяком. Весьма своеобразным, обаятельным, но маньяком. И адвокат маньяка не мог не знать, что представляет собой человек, чьи интересы он столь блестяще защищает в суде. А если вспомнить странные смертельные случаи в Клубе, тайную видеосъемку поединков, тотализатор, если только предположить, что занимался всем этим Адреналин и что Лузгин обо всем знал, то вопрос о порядочности господина адвоката вставал с небывалой остротой. Словом, следовало сейчас же, не откладывая дела в долгий ящик, навести подробнейшие справки о репутации адвоката Лузгина.
Юрий посмотрел на часы и попытался припомнить, как работает редакция. Вторник, утро... Раньше по вторникам в половине девятого утра Мирон проводил планерку, на которой присутствовали все сотрудники редакции. С одной стороны, это хорошо, поскольку гарантировало Юрию встречу со Светловым, но, с другой стороны, Мирон... Посвящать Мирона в свои дела Юрию не хотелось, а провести его было делом невыполнимым.
Впрочем, в последнее время Мирон явно манкировал своими обязанностями, а тут еще это его расследование, ни дна ему, ни покрышки... В общем, надежда посетить редакцию и не нарваться там на Мирона была, а альтернативы, увы, не существовало: встреча с Лузгиным была назначена на сегодня, и явиться на нее следовало подготовленным.
Юрий явился в редакцию в восемь утра, и никакого Мирона там, естественно, в помине не было, а Светлов, наоборот, присутствовал – повзрослевший, возмужалый, с изменившимся взглядом и без знаменитых каштановых кудрей. На безымянном пальце его правой руки скромно поблескивало обручальное колечко, и Юрий мог поспорить, что знает, на чьей руке поблескивает второе колечко, парное. Короче говоря, за полгода Светлов заметно подрос, и планерку, кстати, проводил именно он – в редакции уже привыкли к тому, что если Мирона нет на месте, то его лучше не ждать. Нагуляется – сам придет, а не придет, так и не надо, без него спокойнее.
Как и ожидал Юрий, Светлов с радостью вызвался ему помочь. Чтобы разжиться информацией о Лузгине, в компьютер лезть не пришлось – информация эта хранилась у Светлова в голове и постоянно пополнялась новыми скандальными фактами. Адвокатом Лузгин был и впрямь блестящим, но репутацию имел, что называется, с душком. Чтобы не быть голословным, Светлов подсел-таки к компьютеру, покопался в файлах и распечатал для Юрия кое-какие материалы, иллюстрирующие быстрый взлет уважаемого Андрея Никифоровича по ступенькам карьерной лестницы. Юрий пробежал глазами один листок, пробежал второй, заглянул в третий, присвистнул и, кое-как распрощавшись с озадаченным Светловым, спешно покинул редакцию.
В начале двенадцатого он уже приближался к конторе Лузгина. Ехал он туда с твердым намерением извиниться, компенсировать господину адвокату потраченное время – компенсировать, само собой, в денежном эквиваленте, – сказать, что передумал, образумился и ничего более от господина адвоката не хочет, и вежливо откланяться. Звонить адвокату и предупреждать о своем визите Юрий не стал – какого черта? Такое вот неожиданное появление в конторе послужит дополнительным тестом на вшивость. Клиент, от которого нечего ждать, кроме хлопот, может и подождать в приемной под наблюдением секретарши, зато человека, которого намереваются обобрать до нитки, встречают, как правило, с распростертыми объятиями и невзирая на любую, самую сильную, занятость.
