Б. Седов - Рок
Она презрительно посмотрела на него и глубоко затянулась.
Пока Маргарита курила, пепел падал ей на ноги, и Марафет следил за тем, как серые невесомые комочки скатывались на ее гладкие бедра, едва прикрытые и без того короткой, а теперь, после возни с привязыванием к креслу, высоко задранной белой юбкой.
Докурив сигарету до самого фильтра, Маргарита выплюнула окурок, и Марафет, проследив за тем, как он закатился под стол, сказал:
- Это вам не идет. Впрочем, скоро вам мало что пойдет. - И вдруг, подавшись к ней, заорал: - Ты что, курва, о себе думаешь? Ты думаешь, что я так и буду играть с тобой в джентльмена? Сука!
И, так же неожиданно успокоившись, он усмехнулся и сказал:
- Посмотри на свои гладкие ухоженные ногти. Я вырву их плоскогубцами, и ты будешь всю оставшуюся жизнь прятать свои изящные пальчики. Это, конечно, если они успеют зажить до того, как ты превратишься в холодное гнилое мясо. А еще… - Он посмотрел на ее грудь. - А еще я возьму кусачки и откушу твои соски. Твои прекрасные крупные и твердые соски. Как, нравится?
- Нет, не очень. А ты сам собираешься делать это? Не стошнит?
- Не стошнит. А если стошнит, то позову кое-кого из своих пацанов. Некоторые любят такое.
- А самому, значит, слабо, - разочарованно протянула Маргарита.
- Ну и слабо, - согласился Марафет, - только для тебя от этого ничего не меняется. А еще… Ты знаешь, что значит - осквернить рану?
- Пока не знаю, хотя слышала это выражение.
- Так я тебе расскажу, - кивнул Марафет и, достав сигареты, закурил. - Это когда грязный бандит всаживает тебе в бок нож, а потом, вынув его, начинает трахать тебя в эту дырку. В горяченькую и мокренькую. Сечешь?
- Ага. Так меня еще не трахали.
- Могу устроить.
- А что еще можешь, кроме этого?
- Я много чего могу. Но в первую очередь тебя будут трахать до тех пор, пока у тебя матка через рот не вылезет. Это - точно.
- Так меня тоже еще не трахали.
- Уверяю тебя, это не так приятно даже для нимфоманки. Первые несколько часов ты, может быть, еще сможешь получать удовольствие. Но потом начнется кое-что другое. А часиков через тридцать… Ну, сама увидишь.
Маргарита посмотрела на Марафета и сказала:
- Дай еще сигарету.
- Да сколько угодно! - ответил он и вставил ей в губы прикуренную сигарету, но на этот раз уже без фокусов.
Прищурившись от дыма, попавшего в глаз, Маргарита задрала голову, выпустила дым в потолок и спросила:
- Хорошо. А если я расскажу тебе все, что тогда? Ты меня отпустишь?
- Не знаю. А что - ты уже готова рассказать? А как же партизанская твердость, верность присяге, я уж не знаю, кому ты там присягала, а как же это, как его… умираю, но не сдаюсь?
- Ты знаешь, Марафет, - Маргарита впервые назвала его так, - все бы ничего, но вот соски… Понимаешь, я очень люблю ходить в футболке и без лифчика. И чтобы соски торчали. Понимаешь?
- Понимаю, - ответил Марафет и уставился на ее соски, - очень даже понимаю. И одобряю.
- А еще я скажу тебе кое-что другое. И это изменит твои планы, очень сильно изменит.
- О-о-о… Я слышу в твоих словах угрозу, - улыбнулся Марафет, - это уже интересно. Ты хоть понимать, что сейчас ты, как говорят злодеи в кино, в моих руках?
- Конечно, понимаю. А ты понимаешь, что в твоих руках может оказаться ядовитая змея или, например, граната с выдернутой чекой?
- Ого! Это как понимать?
- Сейчас поймешь. Ты хотел узнать все? Сейчас узнаешь. Принеси пива.
- Что-о? А устриц тебе не хочется?
- Сейчас - нет. Давай, шевелись. Ты хотел разговора - ты его получишь. Считай, что ты меня уговорил. Или - испугал. Это как тебе больше нравится.
Марафет изумленно покрутил головой, но обернулся к двери и крикнул:
- Лысый!
Дверь открылась, и на пороге показался человек, полностью соответствовавший этому прозвищу. У него не было ни прически, ни бровей, ни ресниц, и, если бы его выкрасили в зеленый цвет, он стал бы вылитым Фантомасом, но раза в два помощнее.
- Принеси пива.
Лысый молча кивнул и ушел.
- Освободи мне руки, - потребовала Маргарита.
- А больше ты ничего не хочешь? - ехидно поинтересовался Марафет.
- Ты что - боишься меня? У тебя же тут полный дом вооруженных бандитов, а я - всего лишь слабая женщина.
- Знаем мы таких слабых женщин, - недовольно пробурчал Марафет, но все же взял из канцелярского набора, стоявшего на офисном столе, небольшой ножичек и разрезал скотч на руках Маргариты.
С треском отодрав руку от кресла, она немедленно всунула палец в ухо и стала яростно чесать его. При этом она бормотала:
- Ни хрена-то ты не понимаешь в пытках. Все тебе - щипцы, мясо, ногти… Вот китайцы - молодцы. Таракана в ухо, и все дела. А ты - мясник, вот ты кто.
Марафет с удивлением и интересом уставился на Маргариту, чувствуя, что она снова начинает завладевать им. В это время за его спиной открылась дверь и прозвучал хриплый голос Лысого:
- Я пиво принес.
- Поставь на стол, - сказал Марафет, не поворачиваясь.
Лысый поставил поднос с пивом и стаканами на стол, бросил жадный взгляд на задорно прыгавшую в такт чесательным движениям обнаженную грудь Маргариты и вышел, закрыв за собой дверь.
Наконец Маргарита закончила чесаться и сказала:
- Ты лопух, Марафет. Оно чесалось уже полчаса. И через какие-нибудь десять минут я и так рассказала бы тебе все. Без всяких пыток, только за возможность почесаться. Давай, наливай.
Марафет был в восторге. Злость прошла, нервы успокоились, и он снова восхищался этой женщиной и получал неописуемое наслаждение от общения с ней. Правда, теперь оно было окрашено в иные тона, но общество Маргариты по-прежнему опьяняло его даже в этих малоприятных обстоятельствах. Налив пиво в стакан и протянув его Маргарите, Марафет развернул стул в нормальное положение и удобно уселся на него.
- Ну, я слушаю тебя, - сказал он и приложился к пиву.
Маргарита опустошила свой стакан, деликатно рыгнула и, взглянув на Марафета, сказала:
- А говорить-то особенно и нечего. Ты, я вижу приготовился слушать двухчасовую исповедь… Расслабься. Ничего такого не будет.
И она протянула Марафету пустой стакан. Он послушно наполнил его, и Маргарита, сделав глоток, сказала:
- Боярин и Знахарь. Это они подставили тебя на пятьдесят миллионов. Они хотят прибрать тебя к рукам. И они это сделают, будь уверен. Раз решили - сделают, им не слабо. А я работаю на Знахаря. - Она с сожалением посмотрела на Марафета и добавила: - Ну что, разговор окончен? Или сказать тебе еще что-нибудь?
Марафет не слышал ее.
Боярин и Знахарь… Ни хрена себе!
Это серьезно. Это более чем серьезно. Это так серьезно, что дальше ехать некуда. Боярин - ладно. А вот Знахарь… Под ним уже половина русских в Америке, после его приезда начались непонятные и неприятные дела и посыпались трупы - Алекс, Крендель, Геринг, Берендей… И каждый раз после смерти очередного авторитета его хозяйство переходило к Знахарю.
И теперь, когда к Знахарю присоединился Боярин, будущее Марафета оказалось под угрозой. Марафет понимал, что этот неожиданный для него союз двух сильных и богатых людей вовсе не грозил ему риском оказаться на улице и рыться в мусорных ящиках, но… Положение подчиненного совершенно не устраивало Марафета, а кроме того, кто этого Знахаря знает, может быть, он решит для надежности грохнуть Марафета, да и дело с концом. Он же не чикался ни с Герингом, ни с Берендеем, а чем Марафет лучше этих уже мертвых людей?
Дела, подумал Марафет, дела…
Он посмотрел на Маргариту новыми глазами.
Во- первых, было совершенно очевидно, что она его не боится. Во-вторых, в ее глазах прыгали какие-то непонятные огоньки, и Марафету показалось, что она даже получает удовольствие от ситуации. А кроме того, он понял, что был на волосок от гибели. Если бы он начал калечить ее, то Знахарь…
- Говоришь, работаешь на Знахаря… Это значит… Блядь, это очень плохо!
- Конечно, плохо, - согласилась Маргарита. Марафет помолчал, потом на его лице отразилась решимость, и он, глядя Маргарите в глаза, сказал:
- Понятно. Все понятно. Я оказался в капкане. А ты знаешь ли, красотка, что загонять зверя в угол нельзя? Что он может потерять страх и броситься?
Маргарита кивнула.
- Ну вот и хорошо, раз знаешь. И я сейчас нахожусь как раз в таком положении. И дальше будет происходить следующее.
Марафет с силой потер ладонями лицо и, снова посмотрев на Маргариту, сказал:
- Теперь ты будешь у меня заложницей. Если такая баба, как ты, работает со Знахарем, значит - это его баба. Иначе и быть не может. Это очень хорошо. Это значит, что ты ему дорога. Я буду договариваться со Знахарем, и я не позволю разменять себя, как пешку. Если мы со Знахарем не договоримся, с тобой произойдет все то, о чем я только что говорил. Бля буду! И я не посмотрю на то, какая ты красивая да изящная, какая ты умная и какой у тебя высокий полет. Я изуродую тебя, как бог черепаху, и отпущу. И весь остаток жизни ты будешь корчиться, как раздавленная лягушка. Ты мне веришь?
