Олег Приходько - Запретная зона
— Да, но никто не знал об этой встрече, кроме нас. А мы не самоубийцы, чтобы сообщать о ней кому бы то ни было.
— Нам всем хочется в это верить.
— Петр Иванович, — заговорил Рудин, не отводя взгляда от своего отражения в полированной крышке стола, — если не секрет, хотя какие могут быть от нас, посвященных во все это, секреты? Позвольте узнать, как к вам попали эти документы? Это так называемые «сгустки», или «итоговые карты» — тоненькая книжечка Конституции, за которой стоят десятки кодексов. А промежуточные, «поэтапные карты» у вас тоже есть?
— Честное благородное, Вячеслав Рудольфович, не потому, что это секрет, и не потому, что я не хочу занимать ваше время, но я вам не отвечу. Во-первых, вы мне все равно не поверите, а во-вторых, вам ни к чему быть носителем посторонней, не относящейся к вашим непосредственным обязанностям информации, хотя бы из соображений безопасности. Что касается «поэтапных карт», то их у нас нет. Но будь они у нас, мы все равно бы не разобрались без вашей помощи и обязательно познакомили бы вас с ними. И последнее, что я хочу вам сказать, чтобы отчасти снять напряжение. Сегодня же по возвращении в Москву я познакомлю с вашими заключениями исполняющего обязанности генерального прокурора, и он, я полагаю, доведет ход расследования до сведения Президента. Теперь мне хотелось бы услышать от вас все подробности в популярной форме. Как вы сами понимаете, учебников, по которым я мог бы подготовиться к восприятию научной информации на эту тему, не существует… Вы позволите, я покурю там, в форточку?
Швец и еще несколько человек закурили, сгрудившись у окна.
— Хорошая погода, — негромко сказал Лунц.
— Последние деньки, — с сожалением вздохнул Фай, раскуривая трубку. — А там — спячка до весны.
— Почему спячка, Иосиф Борисович? — улыбнулся Боков.
— Не люблю холодов. Зимой у меня мысли замерзают…
Швец был хитрым и скрытным следователем. Хотя любой, с кем ему приходилось общаться, не угадал бы этого ни по его внешнему виду, ни по манере держаться. Но манера эта входила в тактику расследования. Плох тот сыщик, считал он, который не может просчитать ситуацию ходов на пять вперед, а лучше — на десять. Любой преступник — сознательно или нет — готовит пути к отступлению, в числе которых, как минимум, алиби или легенда. Те же, с кем чаще всего приходится иметь дело «важняку», делают это всегда сознательно и готовят по нескольку легенд, да еще с использованием видеоматериалов, компьютеров, больших денег, прочных связей, открывают счета в зарубежных банках, а уж распознать психологию следователя для них и вовсе пустяк. Поэтому даже для тех, с кем Петр работал бок о бок, он был всегда закрыт наполовину — на ту самую половину, в которой оставались эти пять запасных ходов.
Он отлично знал о содержании и значении документов, отданных в ИБФ на экспертизу. В течение нескольких часов выписывал из восстановленных копий формулы и термины, провел с бессонную ночь за тщательно подобранными в библиотеке ака-демическими журналами «Кибернетика», «Биофизика», «Радиотехника и электроника», за учебниками Ландау, словарями и многочисленными копиями статей, касавшихся психотронного оружия, половина которых была переснята для него из зарубежных изданий. За прошедшие сутки Петр не потерял ни одной минуты. ЗИЛ был единственным местом, в котором он позволил себе вздремнуть и расслабиться. Определяя состав комиссии, не покидавшей института в силу ограниченности временем, он составил перечень отраслей промышленности, которые могли иметь причастность к созданию психотронного оружия; знал наперечет все НИИ Украины и России, где проводились парапсихологические исследования. Швец не взял с собой никого, кто был сведущ в этих вопросах больше Лунца, Воронкова и Шевелева, не говоря уж о Бокове: они были в составе бригады, работавшей под грифом «совершенно секретно», любое же новое лицо не гарантировало сохранности информации в тайне.
Собственно, просьба Рудина и Гардта о встрече не удивила его, он догадался, что они отнесутся ко всему с настороженностью и даже страхом. Поэтому выход сейчас был один: как можно меньше говорить и как можно больше слушать, не переставая разыгрывать дилетанта. «Помогите, братцы, — словно взывал он к экспертам, — видите, какой я беспомощный? Меня на это дело бросили, а я в нем — ни в зуб ногой…» «Братцы» проникались доверием и состраданием, раскрывались без остатка, поучая простоватого, но искреннего дядьку и чувствуя при этом свое превосходство. «Весь мир — театр…» Людям надо почаще давать возможность чувствовать свое превосходство.
Это была та самая следственная тактика, которую никак не хотел перенимать Женька Столетник. Он просчитывал ситуацию максимум на два хода, действовал методом «тыка», поэтому у Петра были основания всерьез опасаться за жизнь детектива-одиночки, деятельность которого, конечно же, обречена на провал.
Швец и Боков просмотрели тридцать шесть страниц заключений, набранных на компьютере, и проверили приложенную Гардтом дискету. Остальные обменивались впечатлениями о материале, содержавшем уникальную информацию, стараясь не мешать следователю. Так прошло полчаса. Когда предварительное ознакомление было закончено, все вернулись за стол.
— Скажите, — бросив взгляд на Шевелева, спросил Боков, — можно ли считать, что мы имеем дело с разработками психотронного оружия?
Ответ последовал не сразу.
— Я бы сказал со всей определенностью: и да, и нет, — пошутил Рудин. — Да — потому что мы действительно имеем дело с оружием, воздействующим на человеческую психику. Нет — потому, что сказать об этом означало бы не сказать ничего. Психотронное оружие уже давно перестало быть бредом сумасшедших фантастов. В любимой мною «Комсомолке» генерал Кобец, отличившийся в достопамятном августе девяносто первого, сообщал о наличии у подразделений ОМОН магнитотронных генераторов СВЧ такого диапазона, что толпу у Белого дома можно было разогнать простым нажатием кнопки. — Заметив улыбки на лицах Швеца и Шевелева, Рудин осекся и пожал плечами: — Ну, не знаю, не знаю, вам это должно быть известно лучше…
— Да что уж там август девяносто первого, Вячеслав Рудольфович, — усмехнулся Столбов. — Дуров в присутствии бехтеревских психиатров демонстрировал эксперименты, подтверждавшие наличие связи между мозгом дрессировщика и животного, еще до революции. А для фантастов это уже и вовсе не представляет интереса, достаточно вспомнить Александра Беляева с его «Властелином мира»…
— Между прочим, я знавал Бернарда Кажинского, который послужил Беляеву прототипом главного героя, — деликатно напомнил о себе Фай. — У него в Киеве была лаборатория по биологической радиосвязи.
— В Киеве? — заинтересованно посмотрел на него Швец. И тут же поспешил добавить: — Друзья, я заранее прошу меня извинить, если какие-то из моих вопросов покажутся вами наивными… Так вы говорите, Иосиф Борисович, лаборатория в Киеве?
— Ну и что? — спросил Фай, словно обрадовавшись представившейся возможности восполнить пробел в его знании географии парапсихологических исследований. — И в Киеве, и в Николаеве, и в Харькове… Работы Кажинского были опубликованы Украинской академией… последняя, кажется, году в 1962-м.
— Что вы говорите? Киев, Харьков, Николаев… Украина располагает базой для подобных работ или имеет какую-то особую заинтересованность в создании психотронного оружия?
— Учитывая ту легкость, с которой она отказалась от ядерного… — улыбнулся Столбов.
— Не думаю, — пожал плечами Фай. — В конце концов, лаборатория по изучению радиобиологической связи была и у Владимира Михайловича Бехтерева.
— Помнится, он странным образом ушел из жизни, — задумчиво произнес Лунц и, почувствовав на себе напряженные взгляды, тут же поспешил исправить оплошность: — Простите, кажется, это не имеет отношения к делу. Так вот, в Психоневрологическом институте, который сейчас носит его имя, над комплексным изучением мозга и рефлексологии работало сто пятьдесят человек. Так что я вовсе не уверен, что оружие, которым еще Лаврентий Берия угрожал Бухариной на Лубянке, заставляя ее осудить «шпионскую деятельность» мужа, было задумано и разработано в Киеве.
Боков шумно вздохнул и покачал головой:
— Ах, Иосиф Борисович! Как бы нам легко было работать, располагай мы такими средствами. Кнопку нажал — и все подписано, и обвиняемый все признал, показал место преступления, выложил связи, толпа от Белого дома, распевая песни, направилась в пивной бар «Жигули»…
— Что ж, если это как-то облегчит вашу работу, обязательно постарайтесь найти авторов этих документов, — полушутя, полусерьезно сказал Веренеев. — Такой прибор, сменивший легендарный «детектор лжи», для них сейчас все равно, что велосипед в сравнении с изобретением Циолковского.
