Михаил Зайцев - Рысь в капкане
Трое в чужой квартире сосуществовали сейчас, как незнакомые пассажиры поезда, случайно попавшие в одно купе.
Юноша и девушка собираются, им пора выходить, кондуктор объявил о прибытии на нужную станцию. Зрелая, симпатичная, сурово-деловитая женщина украдкой бросает взгляды на молодых попутчиков и сосредоточенно занимается своими делами. Все трое стеснены обществом друг друга и тяготятся последними минутами перед расставанием. Быть может, навсегда…
– Мы пошли? – Костя задержался у порога, исподлобья взглянул на мать, устало прислонившуюся к стене в прихожей.
– Идем быстрее, – прошептала Илона, автоматически потянулась больной рукой к дверному замку и тихо вскрикнула от боли.
– Идите, – разрешила Рысь. – На всякий случай какое-то время погуляйте пешком. А потом постарайтесь пользоваться только общественным транспортом и не ленитесь почаще менять средства передвижения. Звонки делайте только из уличных автоматов и разговаривайте не больше минуты. Не знаю, как ты, Костя, собираешься искать адрес отца, но помощь друзей и знакомых исключена. Никаких старых контактов. Представьте, что вы первый раз очутились в незнакомом враждебном городе, и ведите себя соответственно. Ясно?
– Ясно.
– Тогда счастливо. Привет отцу от меня передай, не забудь.
Костя открыл дверь, Илона пулей вылетела на лестничную площадку. Загудел лифт, девушка громко ойкнула. Опять забыла про травму руки, нажала кнопку вызова и поплатилась за это невинное движение болевой атакой в плечо.
– Очень больно, Илона? – Костя повернулся спиной к Раисе Сергеевне и поспешил к любимой девушке, оставив дверь нараспашку. – Очень больно? Как тебе помочь? Скажи, я все сделаю…
Раиса Сергеевна закрыла дверь. Не было сил слушать далее Костины причитания. Ее сын – циничный мерзавец, но эта девица – его ахиллесова пята. Ради нее он готов на все, ей в угоду он станет еще более циничным, он и так уже предал ради нее родную мать. Сделал выбор.
Раиса Сергеевна припала щекой к холодному дерматину входной двери и разрыдалась. Она плакала беззвучно и самозабвенно. Так плачут на похоронах, понимая, что слезами горю не поможешь, что нельзя ничего изменить, никого вернуть. Слезы отчаянного бессилия – самые горькие слезы.
Раскаленной иголкой кольнуло в сердце. Рысь не сдержала стона.
Нет! Так дело не пойдет! Сентиментальной, разбитой горем мамаше не удастся спасти сыночка-мерзавца от верной гибели. Пока жив Акела, пока Евграфов винит Костю во всех смертных грехах (и заслуженно винит!), она обязана оставаться Рысью, хладнокровной боевой машиной. И она спасет сына Раисы Сергеевны во что бы то ни стало! Вопреки всему, наперекор больному, истерзанному материнскому сердцу!
Она тряхнула рыжей головой, стиснула зубы и пружинистым шагом прошла на кухню. Прежде чем сражаться с внешним врагом, необходимо отладить все механизмы боевой машины. И, самое главное, сделать так, чтобы хоть часов на восемь-двенадцать забыть о слабостях насоса для перекачки крови, именуемого сердцем.
В ящиках старинного кухонного буфета она приметила, когда искала ножи, битком набитую лекарствами коробку.
Рысь запустила пальцы в ворох разноцветных упаковок. В частях, где она служила, занятия по фармакологии проводились регулярно. Тогда еще Рысь вникла в биохимию действия препаратов. В принципе, на гражданке она с успехом смогла бы работать прозектором, составлять лекарства из химических и биологических компонентов.
На приготовление средства, стимулирующего работу сердца, а заодно и функционирование всех остальных жизненно важных органов, ушло около получаса. Кое-какие лекарства пришлось растворять в воде, затем кипятить воду и дожидаться, пока кипяток остынет. Зато коктейль из доброго десятка ингредиентов подействовал практически мгновенно – на свою удачу, она отыскала среди лекарств одноразовый шприц и впрыснула стимулятор в вену. Только сейчас она вспомнила, что со вчерашнего утра не ела. И от души этому порадовалась: будоражить составленным ею стимулятором организм лучше всего на пустой желудок. Конечно, потом, через много часов, когда действие лекарств закончится, за вмешательство в естественные процессы организма придется расплачиваться. Но… кто знает, наступит ли для нее это «потом»? А удастся выжить и добраться до Полторака – он поможет. Военные медики умеют нивелировать побочные эффекты и не таких стимулирующих средств.
На лестничной площадке загудели-затрещали двери лифта. Кто-то поднялся на восьмой, и этот кто-то не спешил звякать ключами, открывать соседние двери. Осторожно ступая по скрипучим половицам, она вышла в прихожую, подошла к двери, заглянула в глазок и увидела знакомую физиономию Ястреба. Ей показалось, что и он ее увидел, разглядел сквозь выпуклое стекло глазка женщину с пистолетом, но, конечно, то была иллюзия. Ничего он не видел и, что естественно, не слышал, хоть и прикладывался ухом к замочной скважине.
«Дилетант! – подумала Рысь, когда за Ястребом закрылись створки лифта и кабина отправилась вниз. – Поднялся бы по лестнице на цыпочках, я бы вполне могла его проморгать, а приезжать на лифте – все равно что громогласно объявлять о своем визите. Приперся один дилетант, жди остальных. Поди ж ты, учинят штурм, идиоты! Милости просим, у меня для вас в качестве угощения приготовлена полная обойма свинцовых конфеток, кушайте на здоровье!»
Ждать пришлось недолго. Вскоре послышался шум на лестнице. Гангстеры поднимались пешком. Раньше нужно было ножками топать, и топать не так, а тихонечко! Глазок некто залепил, должно быть, жевательной резинкой или пластилином. Кто? Какая разница! Она стояла в глубине прихожей, прямо напротив входной двери, изготовившись к стрельбе. Ждала. Когда лифт загудел, Рысь поняла – «мясо» выдвигалось на позиции двумя группами, дабы не «светиться» всей толпой на случай нечаянной встречи с жильцами дома. Наивная до смешного стратегия – штамп из голливудских боевиков-киносказок.
За дверью слышались шепот и возня. Звякнул дверной замок. С секунды на секунду начнется.
Она затаила дыхание, расслабила плечи, пристроила подушечку указательного пальца на самом кончике металлической загогулины спускового крючка.
Началось! Глухой хлопок, всполох пламени, и колесико дверного замочка рассыпалось на мелкие кусочки. Удар, дверь распахивается настежь. На пороге балансирует Скворцов, силится не упасть, удерживаясь на ногах.
Она ожидала увидеть Акелу, Ястреба, Кречета, какого-нибудь вовсе незнакомого здоровяка в длиннополом гангстерском пальто, кого угодно, только не Витю!
А он ее не видит и не замечает. В прихожей темно. Она предусмотрительно закрыла двери в комнаты и в кухню.
Сказать, что она разгадала их замысел в считанные секунды, что мгновенно поняла, какую роль противник отвел Скворцову, – значит, ничего не сказать. Она не разгадала и не поняла ход противоборствующей стороны. Она его считала, как японец иероглиф. Быстрее, чем за секунду, практически синхронно. Нельзя описать ее реакцию словечком «мгновенно», ибо оно производное от слова «мгновение»! Мгновения не прошло после появления в дверном проеме Скворцова, как Рысь нажала на курок. Сзади, за спиной Виктора, на бетонный грязный пол лестничной площадки упал раненый Ястреб. Пуля попала ему в руку – в единственную цель на теле Ястреба, доступную Рыси в обход живого щита. Попала удачно. В локоть, в кость, задела нервный узел. От болевого шока Ястреб сразу же потерял сознание.
Пока он падал, нарисовалась вторая мишень: Кречет метнулся из-за прикрытия дверного косяка под прикрытие живого щита по имени Виктор. Он двигался быстро, только пуля – быстрее. Рысь сумела поразить Кречета в корпус, попала в живот, свинец прошил плоть, едва не задев ребра. Тяжелое ранение, смертельное, но в пылу схватки почти что не ощутимое. Боец обречен, но боеспособен.
Кречет выстрелил, припав грудью к спине Скворцова и подняв вооруженную руку над его плечом.
Полицейским, основным потребителям резиновых пуль, запрещено стрелять «мягкими» боеприпасами: первое – в живот, второе – в голову, третье – с близкого расстояния, ибо резиновая пуля не предназначена для убийства, но, попав в живот или в голову, выпущенная с близкого расстояния, она может стать причиной смерти.
Резиновая пуля попала в голову Рыси с расстояния меньше двух метров. Чудо, что она осталась жива, и закономерно, что она лишилась чувств, не успев осознать своего поражения.
Слишком долго жила Рысь в образе советской бухгалтерши Раисы Сергеевны. Не смогла бы Раиса Сергеевна утопить слепого котенка, не смогла и Рысь выстрелить в Скворцова, подсознание не позволило смести беглым огнем человека, безвинно попавшего в переплет по вине ее сына. И по ее вине, вине матери, проглядевшей в Костике-малыше подрастающего негодяя.
Огневой контакт на сверхмалой дистанции длился ровно четыре секунды, если принять за точку отсчета время взрыва дверного замка. Виктор ни черта не успел понять, осознать, осмыслить.
