Богдан Сушинский - Батарея
К счастью, парень не выдал Женьку, а, наоборот, подтвердил известную ему легенду о причинах появления в деревне этого мальчишки. На какое-то время это сработало, избиение и допросы прекратились, однако на ночь Женьку все-таки закрыли в дровяном сарае, расположенном рядом со зданием, в котором находились староста и жандармы. Причем охрана юного разведчика возложена была на тех же двух часовых, которые были приставлены к обиталищу старосты.
Одному Богу известно, как бы сложилась судьба мальчишки дальше, если бы не внезапный предрассветный артналет, который привел румын в ужас. Как только осколок снаряда и мощная взрывная волна проломили часть стены сарая, юнга тут же воспользовался этим, выбрался на волю и бросился бежать. Один из часовых заметил его и даже выстрелил вдогонку, однако преследовать не решился, видно было уже не до беглеца.
Целый день Женька провел в речных плавнях неподалеку от лимана. Его искали в деревне, прочесывали в поисках юного лазутчика окрестности Беляров, но… при первой же опасности мальчишка прятался под небольшой рыбачий мостик, под которым он буквально зарывался в ил. Но самым страшным оказались не румынские солдаты, которые появлялись то в виде патрулей, то лошадей на водопой приводили, а несметное количество змей – то ли гадюк, то ли ужей, юнга в них не разбирался, которые появлялись то на берегу или рядом, в воде, а то грелись на солнышке, сворачиваясь калачиком на мостике.
Завидев этих тварей рядом с собой, Женька клятвенно обещал себе, что впредь станет уничтожать, где только встретит, однако никакие заклинания не помогали. А вечером он сам ползком, в буквальном смысле ужом, сумел подобраться к лиману. Но и там еще около часа просидел в камышах, почти по шею в воде, дожидаясь, пока уберется остановившийся неподалеку конный патруль; лошадям солдаты дали возможность попастись, а сами по очереди купались.
После этого рассказа Женька был отмечен сразу двумя командирами. Комбат похвалил его за мужество и объявил благодарность за сведения, которые он в свое время сообщил краснофлотцу Родину. А мичман Юраш, на правах отца и командира, сначала нежно обнял его, а затем вполголоса признался: «Надавал бы я тебе сейчас по шее, чтобы лишний раз на рожон не лез, да перед комбатом и бойцами неудобно. Как-никак юнга, да к тому же – разведчик!»
10Под вечер Гродов в сопровождении политрука появился на хуторе Шицли. Полковник и его морские пехотинцы встречали артиллеристов как дорогих гостей, всячески подчеркивая, что перед каждой атакой противника молятся на «береговиков», как они называли пушкарей 400-й батареи, как на богов.
Вместе с командиром полка комбат побывал на оборудованном в какой-то разрушенной усадьбе наблюдательном пункте, чтобы оттуда в стереотрубу и бинокль осмотреть значительную часть румынской передовой и ближайшие подступы к ней. Одно дело – командовать батареей, полагаясь только на глаза разведчиков и наблюдателей, а другое – самому ознакомиться со складками местности, прощупать взглядом районы сосредоточения противника, прикинуть подходы к хутору, который на этом участке, похоже, становился для румын ключевым пунктом обороны русских. Да так оно, собственно, и было.
– И чем радует ваша разведка, товарищ полковник? – спросил Гродов, обращая внимание на то, что НП оборудован рядом с типичным для местных крестьянских усадьб глубоким каменным подвалом, который одновременно мог служить и складом, и холодильником, и надежным бомбоубежищем.
– В районе Булдынки у румын сосредоточено до двух батальонов пехоты при поддержке трех бронетранспортеров, а также не менее двух эскадронов кавалерии и не менее танковой роты. Опасаясь артналетов, в бездействии такое скопление солдат и техники противник долго держать не будет. Можно не сомневаться, что завтра вся эта «непобедимая армада» двинется на мои порядки, наверняка зная при этом, что в двух моих передовых батальонах потери составляют уже до сорока процентов личного состава, а в третьем, резервном, всего шесть десятков штыков.
– Понятно, что румынам нужен хутор, который расположен в долине, ведущей прямо к батарее, а значит, и к морю, – поддержал его Гродов. – Причем в долине, в которой стрелковым оружием с окрестных полей их не достать.
– Но помни, что, захватив Шицли, румыны поведут бои уже непосредственно с гарнизоном твоего батарейного укрепрайона, – предупредил его полковник. – И завтра или послезавтра они этот хутор все-таки возьмут, поскольку никаких резервов в живой силе и технике у меня уже нет.
– Какие в связи с этим возникают мысли?
– Мой полк и так уже держит оборону на пространстве, которое должно удерживаться дивизией. Причем штатной, полнокровной.
– Извините, товарищ полковник, но это все еще констатация фактов, – не побоялся капитан показаться не по чину нескромным. – Что предпринимаем?
– Ты же у нас стратег и тактик. Нет, в самом деле, задумки у тебя бывают интересными.
– Вот только не я определяю суть всей нашей местной стратегии и тактики.
– Предлагаю еще раз связаться со штабом базы, а желательно – с самим контр-адмиралом Жуковым, чтобы высказать наше общее, коллективное, так сказать, мнение.
– Никогда не помешает лишний раз пообщаться с командующим, – решительно поддержал его комбат.
Доклад полковника командующий базой выслушал молча, а главное, терпеливо, как обычно выслушивает человек, который ничего нового для себя в «плачах» подчиненного не обнаружил. Реакция контр-адмирала тоже была на первый взгляд спокойной. Но даже сквозь эту спокойную безынтонационность просматривалась суровая командирская жесткость.
– Ты только панику там у себя, полковник Осипов Яков Иванович, не разводи. «Противник превосходящими силами», «батальоны вконец измотаны и обескровлены»… Ты где фраз этих нахватался, академик от морской пехоты? Понятно, что ситуация сложная, но, что поделаешь, нужно держаться.
– В том-то и дело, что «держаться» больше нечем. Все ресурсы давно исчерпаны. Не поможете подкреплением – завтра враг не только нас сомнет, но и захватит береговую батарею капитана Гродова.
– Так уж сразу и захватит… – проворчал Жуков.
– А какими силами ее защищать?
– Твоими, конечно.
– Ну, тогда извините, товарищ командующий, кажется, «приехали». Комбат, кстати, стоит рядом со мной и может лично подтвердить, что не сегодня так завтра враг ворвется на его огневые позиции. Кстати, то, о чем я докладывал, – наше общее мнение.
– Мародеры вы с комбатом – вот кто, – в том же духе проворчал командующий. – Сначала фактами добили, а затем еще и душу вытряхиваете.
– Да нет же, сложность положения, в котором оказались полк и береговая батарея, а значит, и вся военно-морская база, мы понимаем, – примирительно попятился Осипов. – Потому-то и обращаемся к вам со всем нашим общим сочувствием…
Контр-адмирал вздохнул так, словно только что вырвался из удушающей петли. «Ему бы самому сейчас перед кем-либо поплакаться, – попытался Гродов войти в положение контр-адмирала, – да вот беда, не перед кем. Разве что перед командующим Черноморским флотом, который уже прекрасно понимает, что со дня на день севастопольский штаб окажется в таком же блокадном городе, как сейчас штаб Одесской военно-морской базы».
– Ладно. Возможно, ты и прав, полковник. Сейчас же начнем переброску на твой участок двух батальонов второго, запасного, полка морской пехоты. К тому же завтра кроме «береговиков» Гродова, тебя поддержат огнем канонерская лодка «Красная Грузия» и 29-я береговая батарея Ковалевского.
– Какая немыслимая щедрость, товарищ контр-адмирал… – пробубнил про себя Осипов, прекрасно зная, что по штату в полку этом запасном жуткий некомплект; и необучен он, как следует, и вооружения у него никакого, кроме легкого стрелкового.
– Ты мне еще побузи, – точно так же пробубнил командующий. – Последний резерв свой отдаю, а с твоей стороны никакой благодарности.
– Что же, мне докладывать Антонеску, чтобы он прекращал наступательные действия, поскольку мы уже выдохлись?
– Кому хочешь докладывай, но, если и с переброшенным пополнением ты хутор Шицли не удержишь, пеняй на себя.
– Так ведь сказал уже, что удержим.
– И еще… Сколько раз говорено, чтобы морячки твои не лихачили, а учились воевать. Нужно или не нужно поднимаются в контратаку, идут плечо в плечо, а ни залпового, ни одиночного огня при этом не ведут. Окапываться, как мне докладывают, тоже не желают, передвигаться ползком так и не научились, переобмундировываться на общеармейский лад не хотят, хотя ясно, что черные бушлаты и вообще черная форма их демаскирует. Да, в рукопашную они дерутся прекрасно. Но ведь какие потери несут еще до того, как сблизятся с противником! Ты вспомни, какие у тебя потери… Совершенно несопоставимые с общевойсковыми, со стрелковыми частями, даже с тем же полком погранвойск НКВД, хотя его бойцы тоже воюют прекрасно. Они, видите ли, моряки, а значит, пулям не кланяются! А надо бы и поклониться, когда надо… А то ведь, на радость врагу, сотни моряков во время каждой атаки теряем[26].
