Андрей Воронин - Слепой для президента
– А почему вы, Борис Андреевич, не отдали мне ее при первой встрече?
Старик важно пожал плечами и глубокомысленно усмехнулся:
– Видите ли, уважаемый, – начал он, и Руднев испугался, что сейчас Симаковский разразится какой-нибудь длиннющей тирадой, – человек должен уважать свой труд. Особенно если этот труд не похож на то, что делают другие. Я действительно уникальный специалист и того, что делалось в моей лаборатории, еще никто не превзошел. Поэтому вы и обратились ко мне… Руднев нелюбезно прервал его.
– Препарат что, бесцветен? – спросил он.
– Бесцветен. И не имеет ни запаха, ни вкуса. Как вода, чистейшая родниковая вода.
– Это то, что нужно, – удовлетворенно заметил Руднев. – Ампула последняя?
– Да, другой такой нет. И никто не сможет воспроизвести это вещество – никто, кроме меня. Я же прекрасно помню технологию и все составляющие. Там есть один секрет… «Вот завелся, старый маразматик!» – глаза Руднева сузились и сверкнули.
А может, это просто показалось Симаковскому, но на старика напала какая-то оторопь, на несколько мгновений его движения стали не столь уверенными.
– Так вы говорите, Борис Андреевич, это вещество действует в сочетании с обезболивающими и наркозом?
– С наркозом лучше. Да-да, уважаемый, оно действует именно так, как вы просили.
– И что, его в самом деле невозможно вычислить?
– Невозможно!
– Разве так бывает?
– Главное, чтобы произошло сочетание. Естественно, зная технологию, можно попытаться установить наличие в организме остаточных концентраций этого яда, но если не будешь знать, что именно ищешь, никакие экспертизы, даю вам голову на отсечение, не смогут определить причину смерти. А через восемь часов происходит полный и окончательный распад этого вещества.
И тогда вообще… – Все понял, – оборвал Симаковского Руднев, и его глаза вновь сверкнули.
– Где ваша жена, дети? – осведомился он.
– Вы же понимаете, я не люблю, когда жена видит, кто ко мне приходит.
Женщины чрезвычайно любопытны и, как правило, задают слишком много ненужных вопросов. Поэтому я отослал ее. Вернется она только к вечеру.
– Да, вы старый чекист, Борис Андреевич.
Симаковский самодовольно хмыкнул:
– Мне довелось служить с такими людьми, при таком начальстве… А учили тогда по-настоящему, не то что нынче. Хотя я не знаю, как гам сейчас учат. Но, судя по всему, таких специалистов, как я, нынче нет. Вы же ко мне обратились, а не к кому другому, – старик раздраженно махнул рукой.
– У вас есть личное оружие, Борис Андреевич?
Симаковский несколько мгновений помедлил с ответом, и по его замешательству Руднев понял, что у старика оружие есть.
– Нет, уважаемый. Зачем мне, пенсионеру, оружие.
Мое оружие вот здесь, – Борис Андреевич постучал пальцем по своему выпуклому морщинистому лбу.
– Хотя это уже не имеет значения, – сказал Руднев.
Он вынул из кармана пальто портсигар, раскрыл его, аккуратно уложил в него стеклянную ампулу и зажал резинкой. Тихо щелкнула серебряная крышка.
Руднев еще несколько мгновений держал портсигар на ладони, а затем опустил во внутренний карман пальто.
Борис Андреевич Симаковский с торжествующей улыбкой стоял у стола, ожидая продолжения разговора и заслуженного вознаграждения.
Руднев вновь запустил руку в карман.
"Значит, даст все-таки денег, – подумал отставной полковник, – вот чего я не научился в этой жизни, так это требовать у государства. Оно само мне все давало.
Сколько же я получу? В долларах или российскими?
Главное, что не придется переделывать запись в моем дневнике. Обещал же я помочь бескорыстно, а теперь, после того как дело сделано…"
Симаковский не успел додумать свою путаную мысль до конца – правая рука гостя, еще несколько секунд назад державшая портсигар, теперь сжимала пистолет с коротким глушителем.
– Что вы! Что вы, уважаемый! – выкрикнул отставной полковник КГБ Борис Андреевич Симаковский и поднял руки – так, как это делают солдаты, сдающиеся в плен.
И без того тонкие губы полковника Руднева в зловещей улыбке стали еще тоньше, превратившись в две ниточки.
– Вы слишком долго служили в органах и слишком много знаете. Думаю, вы понимаете, что ваша жизнь уже не имеет смысла. И я сейчас выстрелю не в вас, полковник Симаковский, а в ненужную нашему делу информацию, – словами киногероя объяснился полковник Руднев и нажал на спусковой крючок.
Выстрел был практически беззвучный. Пуля вошла точно в центр выпуклого морщинистого лба Бориса Андреевича Симаковского. Он качнулся, заваливаясь на письменный стол, и уткнулся головой в его крышку.
Кровь полилась на столешницу, пачкая листы бумаги.
Секунд двадцать полковник Руднев стоял без движения, продолжая сжимать рукоять пистолета.
– Ну вот и все, дорогой, – он подошел к уже мертвому Симаковскому, приставил пистолет к затылку и еще раз нажал на спусковой крючок. – Так будет лучше. Благодарю за службу.
Ощущая холодок в груди, Руднев покинул квартиру, спустился по лестнице, огляделся по сторонам. Ничего подозрительного не заметил и через арку вышел на улицу. А пройдя полквартала, сел в свой «фольксваген», запустил двигатель.
– Дело сделано, – сказал он самому себе, переключая скорости.
Глеб Сиверов видел, как Руднев покидал подъезд.
Еще до появления полковника Сиверов решил, что обязательно встретится с Симаковским. Но планы пришлось скорректировать. Глеб рассудил, что лучше всего это будет сделать сразу же после визита Руднева – под видом сантехника из домоуправления он войдет в квартиру и попытается выяснить, зачем приходил Руднев к Борису Андреевичу.
Глеб покинул свой наблюдательный пункт и пересек двор, в подъезде отключил воду на стояке, подошел к двери квартиры Симаковского и трижды позвонил.
В квартире стояла полная тишина. И тут Глеб отчетливо понял – то, что совсем недавно произошло в квартире, исправить уже невозможно.
"Черт подери, почему я не смог этого предусмотреть! А если бы и предусмотрел, что бы это изменило?
Ровным счетом ничего. Прав Лоркипанидзе, многое меня не касается, и не надо пытаться сделать этот мир лучше".
Хитроумная отмычка вошла в прорезь замка и, повозившись секунд пятнадцать-двадцать, Сиверов усмехнулся – ригель мягко отошел влево, и Глеб оказался в квартире. Он сразу же уловил запах – обоняние у него, как и зрение, было прекрасным – запах, который нельзя спутать ни с чем. Это был запах пороха.
Глеб надел перчатки, старательно обтер ручку и только после этого закрыл за собой дверь, набросил цепочку и осмотрел квартиру. Все было именно так, как он и предположил: полковник Руднев ликвидировал Симаковского как ненужного свидетеля. На столе уже начинала густеть большая лужа крови, и тяжелые капли падали с края стола на ворсистый старый ковер.
«Интересно, сколько у меня времени?»
Сиверов осмотрел труп старика Симаковского, но ничего необычного не привлекло его внимания. Затем он присел на корточки и осторожно, по одному, принялся выдвигать ящики письменного стола. Глеб не знал, что ищет, но знал – хоть какие-то улики должны остаться. Пальцы нервно перебирали бумаги.
Наконец Глеб наткнулся на толстую тетрадь. Он начал перелистывать страницы. Его лицо оставалось непроницаемым, а взгляд – холодным и злым.
– Вот оно! – прошептал Сиверов, поняв, что в его руках находится дневник отставного полковника КГБ.
Глеб перебрасывал страницу за страницей, затем перевернул сразу несколько и увидел число, написанное твердым почерком. На этот раз губы Сиверова тронула улыбка.
Дневник Бориса Андреевича Симаковского перекочевал в железный ящик Глеба – такой, с каким обычно ходят сантехники.
Что-то еще удерживало Глеба, и поэтому он пока не спешил покидать квартиру, рискуя быть застигнутым врасплох, что совсем не входило в его планы.
Но ничего нового Сиверов не обнаружил, тайник Симаковского найден не был.
"Да, здесь еще есть над чем поработать. Но пусть сюда заглянут после меня люди генерала Потапчука.
Так будет правильно и справедливо".
Сотовый телефон лежал во внутреннем кармане комбинезона. Глеб вытащил его и набрал номер. Номер, который не прослушивался.
Отчетливо прозвучал напряженный от волнения голос Потапчука.
– Это я, – сказал Глеб.
– Да, я узнал. Где вы сейчас?
– Недалеко, в Центре. И я хочу, чтобы в квартире бывшего полковника первыми оказались ваши люди.
– А что случилось?
– Симаковский застрелен. Это сделал полковник Руднев.
– Понятно, сейчас отправлю.
– И еще, – добавил Глеб, – давайте вечером встретимся.
– Меня очень сильно опекают, – тихо произнес в трубку генерал Потапчук. – Но, тем не менее, давайте.
Ведь я старый конспиратор и думаю, нам это удастся.
– Тогда, генерал, ровно в семь вечера, – и Глеб назвал номер своей машины.
