Клайв Касслер - Айсберг
Встроенная в дальнюю стену копия пиратского катера уменьшенных размеров с полной командой пиратов-манекенов и развевающимся на ветру Веселым Роджером, действующим с помощью скрытого электрического винта, палила через головы экскурсантов в небольшой форт, находившийся на противоположной стороне скалы, изобиловавшей пещерами.
Было слишком темно, чтобы разглядеть что-либо детально в экскурсионной лодке. Питт не различал никакого движения, но был уверен, что Киппманн и Лазард вполне владеют ситуацией — то есть настолько, насколько это было в пределах их возможностей. По мере того как его глаза начали привыкать к темноте, он увидел, что люди в лодке свалились в одну кучу, что соответствовало замыслу. Только он взобрался на палубу катера, как услышал странный, почти бесшумный звук, похожий на тяжелый удар. Это был револьвер с глушителем.
Внезапно он увидел, что стоит позади фигуры в пиратском костюме, которая что-то держит в руке и направляет это в сторону лодки. Питт пригляделся к пирату, а затем поднял свой тесак и плашмя ударил им его по руке.
Револьвер через металлическое ограждение упал в воду. Пират обернулся: светлые волосы выбились из-под красного платка, обвязывавшего голову, холодные серо-голубые глаза гневно сверкали, вокруг рта залегла глубокая складка — его планы были сорваны. Он увидел комичную фигуру того, кто так бесстрастно убил двух его товарищей. Голос его был металлическим.
— Кажется, я ваш пленник?
Но Питт не поддался на уловку. Он знал, что слова — лишь простая увертка, ловушка для прикрытия молниеносных движений, которые непременно последуют. Этот голос принадлежал страшному человеку, и он играл по высоким ставкам. Но Питт вдруг стал обладать чем-то большим, чем оружие, — он почувствовал прилив сил, которые волной распространились по всему телу. Он улыбнулся.
— А-а! Так это вы, Оскар!
Питт сделал многозначительную паузу, наблюдая за Рондхеймом, как кот за мышью. Исполнительный директор «Хермит Лимитед» был буквально на кончике ножа. Питт сбросил резиновую волчью голову. Лицо Рондхейма оставалось неподвижным и жестоким, но глаза выдавали полное недоумение. Питт внутренне готовился к моменту, который он представлял много раз, но так и не знал: как же все это произойдет на самом деле? Медленно, одной рукой он снял повязку, марля небольшой кучкой свалилась на пол. Закончив, он посмотрел Рондхейму прямо в глаза и сделал шаг назад. Губы Рондхейма вопросительно застыли, а вся его фигура выражала полное непонимание.
— Вы не можете вспомнить лицо, Оскар? — произнес спокойно Питт. — Это неудивительно. Ведь вы совсем немного оставили от того, что можно узнать.
Рондхейм смотрел в заплывшие глаза, на разорванные и раздувшиеся губы, на швы, наложенные на надбровья и челюсти. Затем он открыл рот и шепотом выдохнул:
— Питт!
Питт кивнул.
— Но это же невозможно! — выпалил Рондхейм.
Питт засмеялся.
— Извините, что поломал ваши планы, но это еще раз доказывает, что не всегда можно полагаться на компьютеры.
Рондхейм долго изучающе смотрел на Питта.
— А остальные?
— За исключением одного, все они живы и ремонтируют переломанные кости, — Питт увидел через плечо Рондхейма, что экскурсионная лодка благополучно входила в следующую галерею.
— Итак, майор, ситуация повторяется — опять вы и я. В условиях более благоприятных, чем те, которые были в гимнастическом зале. Но не уноситесь слишком высоко в своих надеждах, — какое-то подобие улыбки скривило его губы. — Добрые феи — не для настоящих мужчин.
— Именно, — отозвался Питт. Он бросил тесак в воду через голову Рондхейма и отошел назад. Затем осмотрел свои руки. Им придется поработать. Он сделал несколько медленных глубоких вздохов, провел руками по мокрым волосам, помассировал ими шершавые бока своего костюма и последним движением размял пальцы. Теперь он был готов.
— Вы заблуждаетесь, Оскар, что ситуация повторяется. То, что произошло в гимнастическом зале, нельзя назвать равным соперничеством. Планы и инициатива были полностью в ваших руках. А каков вы один, Оскар, без ваших платных мордоворотов, готовых разорвать на куски свою жертву? У вас есть еще время избежать этого. Ваш шанс на свободу — пройти мимо меня. И в этом вся загвоздка.
Рондхейм оскалился.
— Мне не нужен никто, Питт, чтобы уничтожить вас. Единственное, о чем я сожалею, что у меня нет времени, чтобы растянуть вам ощущение невыносимой боли.
— Отлично, Оскар. Слишком много психологического давления, — спокойно сказал Питт. По правде сказать, он все еще был очень слаб и чертовски устал, но что-то большее, чем внутренняя мобилизация сил, заставляло его забыть о боли. Невидимое присутствие Лилли, Тиди, Сэма Келли, Ханневелла и других, кто стоял за ним, придавало ему силы, которых он никогда не нашел бы в себе в одиночку.
Какая-то неуловимая улыбка мелькнула на лице Рондхейма, когда он встал в начальную стойку каратэ. Но она тут же исчезла. Питт обрушил на Рондхейма точно рассчитанный удар справа, от которого голова «пирата» дернулась и завалилась в сторону. Он пошатнулся и прижался к основной мачте корабля.
В глубине души Питт понимал, что у него мало шансов одолеть Рондхейма в длительной схватке, что он не сможет вывести из строя своего противника более чем на несколько минут. Он сделал ставку на неожиданность, что давало ему преимущество, прежде чем удар каратэ вновь превратит его лицо в кровавое месиво. Но это преимущество было небольшим.
Рондхейм был невероятно крепким. Он быстро пришел в себя от сильного удара, прыгнул в сторону от мачты и замахнулся ногой по голове Питта, но просчитался, и Питт успел увернуться. Он достал Рондхейма серией быстрых ударов слева и тяжелых коротких справа, которые повалили его на колени. Рукой он держался за разбитый кровоточащий нос.
— Вы быстро поправились, — пробормотал Рондхейм, вытирая кровь.
— Я же сказал, что вы заблуждаетесь. — Питт отпрянул назад и занял полубоксерскую, полукаратистскую стойку, ожидая, что дальше предпримет Рондхейм. — На самом деле я так же подозрителен, как Карзо Бутера.
Когда прозвучало его настоящее имя, Рондхейм, возможно, почувствовал, что костлявые пальцы смерти протянулись, чтобы охватить его, но он контролировал свой голос и лицо, которое оставалось ничего не выражавшей маской.
— Похоже, я недооценил вас, майор.
— Вас легко было сбить с толку, Оскар. Или мне лучше называть вас тем именем, под которым вы значитесь в метрической записи о вашем рождении? Не имеет значения — ваша игра проиграна.
Изрыгая окровавленным ртом проклятия, с ненавистью на лице, Рондхейм бросился на Питта, но не сделал и двух шагов, как Питт, оторвав от палубы верхнюю доску, саданул ею Рондхейма по зубам. Питт вложил в этот удар все свои силы. Его плечи и тело были так напряжены, что ребра скрипели в агонии. Он знал, что второго раза не будет.
Среди общего шума раздался глухой скрипучий звук — что-то глухо треснуло. Зубы Рондхейма были выбиты из десен — они вывалились на порванные губы. В течение двух или трех секунд, когда Питт схватил его рукой. Рондхейм еще держался прямо, застыв, будто в рамке кинопроектора, а затем, как в замедленной съемке, рухнул на палубу, подобно поваленному дереву, и остался лежать неподвижно.
Питт стоял, стиснув зубы, с трудом переводя дыхание. Его правая рука безжизненно повисла вдоль туловища. Он посмотрел вверх на маленькие огоньки почти правдоподобных орудий форта и заметил, что через павильон проплывает следующая экскурсионная лодка. Он попытался вглядеться в нее, но пот застилал ему глаза.
Оставалось что-то еще, что он должен был сделать. Эта мысль вызвала отвращение, но Питт переборол его, подумав, что другого пути нет.
Он встал над раскинутыми руками находившегося без сознания Рондхейма и пригнул их вниз, оперев одну его руку о палубу и нижнюю часть металлического ограждения. Поднял свою ногу и ударил ею по этой руке, внутренне содрогаясь, когда кость треснула чуть ниже локтя. Рондхейм шевельнулся и застонал.
— Это за Джерома Лилли, — произнес Питт жестко.
Он повторил эту процедуру с другой рукой Рондхейма, отметив с чувством мрачного удовлетворения, что глаза его жертвы широко открылись, в них отразилось состояние физического шока.
— Это за Тиди Ройял.
Питт двигался автоматически, переворачивая тело Рондхейма. Он повернул его ногами в противоположную сторону, уперев их так же, как сделал с руками, в палубу и ограждение. Мыслящая часть его мозга выключилась. Все ушло из-под черепной коробки — остался только контроль за действиями рук и ног, осуществлявших эту работу. Внутри контуженной, порезанной, а местами и просто расчлененной оболочки спокойно и размеренно действовала машина. Смертельная усталость и боль были загнаны куда-то далеко в подсознание, забыты на время. Он прыгнул на левую ногу Рондхейма.
