Дмитрий Щербаков - Беспощадная страсть
— Более или менее…
— Ты сможешь! — заявил Север уверенно. — Уж это ты сможешь точно. Когда ты хочешь, ни один мужик глаз от тебя оторвать не в состоянии!
— Да, смогу… — выговорила Мила отрешенно.
Она старалась предельно четко представить себе ситуацию, мысленно проиграть ее, продумать возможные ходы и приемы обольщения врага. — Мне бы еще увидеть этого Газавата заранее! — сказала она вдруг.
— Зачем? — удивился Север.
— Посмотреть, что за тип мужика. Каков его, если можно так выразиться, сексуальный статус. Грубо говоря, что ему надо от женщины и чем его можно прошибить.
— Ты способна определить все это по внешности?
— Приблизительно. Лицо, моторика движений, пластика, мимика… Манера разговаривать. Послушать бы, как он разговаривает. Это важно.
— Устроим, если надо, — кивнул Север.
— Хорошо… Еще надо бы заранее посмотреть помещение, кабак этот… Там подиум, говоришь?
— Подиум.
— Лучше б сцена…
— Только не доводи его своим танцем до сумасшествия, до сексуального бешенства! — вдруг встрепенулся Север. — Он должен захотеть тебя, именно тебя, а не кого угодно, лишь бы трахнуться! И сохрани ему способность соображать, ты поняла?! — Север пристально уставился на Милу.
— Да поняла… — отмахнулась Мила. — А еще народ в зале будет?
— Сделай так, чтобы мы с ним выгнали всех. Прояви капризность характера. Ты же взбалмошная сестра любящего брата!
— Ага, ясно… Сделаю.
— А станцевать, как надо, сумеешь?
— Сумею. Конечно, лучше б там была сцена… Но подиум тоже сойдет. Пожалуй… пожалуй, подиум даже лучше. Сцена сама по себе слишком завораживает зрителя… Да, а музыка?! Там можно запустить кассету с записью? — взволновалась Мила.
— Естественно! — усмехнулся Север снисходительно. — Соображай сама хоть немного! Там же стриптиз-бар! Естественно, тамошние самки дергаются под фанеру, а не под ансамбль или просто так!
— Ага, точно… Но у меня нет кассеты с моей музыкой. Все осталось в «Алой Розе»…
— Ты помнишь эту свою мелодию? Восстановить сможешь?
— Ноты помню. Конечно, помню, ведь эту музыку написала я! Только она довольно сложная при кажущейся простоте… Кто нам ее наиграет на кассету? И где? В городе нельзя, здесь все музыканты наверняка друг друга знают, пойдут слухи…
— Ерунда. Это все не проблема, — отмахнулся Север. — Съездим в областной центр — там миллионный город и наверняка полно студий звукозаписи. И музыкантов любых навалом. И никаких слухов не поползет — мало ли что за капризы могут возникнуть у очередного «новорусского» господина, то есть у меня?! — Север ощерился — хищно и заносчиво, Мила даже не поняла, издевается он или всерьез гордится своим «новорусским» статусом. — А если чего и поползет, то досюда разговоры не дойдут. Останутся там. О чем особо трепаться-то?
— В общем, ты прав… Тем более что каждый музыкант будет записывать только свою партию, а в целом мелодию услышим одни мы… ну, еще звукорежиссер. Да и музыка моя без танца любому покажется просто нудятиной.
— Не скажи, — покачал головой Север. — В свое время она подействовала даже на меня. Еще до того, как ты появилась на сцене — тогда, в «Алой Розе». Твоя музыка гипнотизирует. Причем сразу рождает какие-то туманные сексуальные образы. Возбуждает.
— Правда? — искренне удивилась Мила.
— Правда, правда, — буркнул Север неприязненно. — Твое природное блядство нашло гениальное выражение в твоем композиторском творчестве. Твоя музыка прямо руки выкручивает, так и толкает блудить — бесстыдно и непробудно!
— Грешить, — машинально поправила Мила.
— Что? — не понял Север.
— Ты неверно цитируешь, — пояснила Мила. — «Грешить бесстыдно, непробудно. Счет потерять ночам и дням…» Грешить, а не блудить. У Блока так.
— Какая разница?! — взорвался Север. — Какая разница?! Лучше скажи, скольких девок ты сделала нимфоманками этим своим мотивчиком и этой своей дьявольской пляской?! Скольких шлюх из «Алой Розы» ты превратила в убежденных проституток?
— Ни одной, — меланхолично ответила Мила. Она сейчас напряженно обдумывала предстоящую игру с Газаватом и слушала мужа вполуха. — Те, которые были нимфоманками, нимфоманками и остались. Другие заводились сильнее, чем положено, только от моего воздействия. Без него остались обычными девками. Я просто облегчала им жизнь.
— Но благодаря тебе они убеждались, что проституция может быть приятной профессией! — настаивал Север.
— Ни черта они не убеждались. В проститутки идут либо с голодухи — настоящей, не сексуальной, либо просто из собственного духовного уродства. Морального вывиха. Кстати, если нет этого вывиха, ни одна женщина добровольно не пойдет в проститутки даже с голодухи. Включая нимфоманок. Когда баба просто хочет трахаться, она ищет партнера, а не лезет продаваться на панель.
— А ты?! — спросил Север яростно.
— Я исключение. Издевка природы. Таких, как я, больше нет. А если и есть, то единицы. Я, например, за всю свою панельную карьеру даже похожих на себя девок не встречала. Попадались, конечно, завернутые нимфоманки, но завернутые отнюдь не до такой степени, как твоя жена, Север! — Мила отчаянно вскинула голову, сверкнула глазами. Она ожидала пощечины.
Север зарычал и действительно замахнулся. Но сдержался.
— Ша, притухли! — заявил он. — Не о том базарим. Что ты блядь, я и так знаю. Нечего мне тут еще козырять этим!
— Я не козыряю… — опустила взгляд Мила.
— Вот и нечего. Лучше скажи, тебе еще чего-нибудь нужно, чтобы наверняка заарканить Газавата?
— Хотелось бы знать, зачем это тебе.
— Ты должна вытянуть из него, откуда он берет дешевые наркотики.
— Зачем? Только честно!
— Чтобы я мог захватить его источник! Прибрать к рукам! Чтобы зарабатывать миллионы баксов!
— И ты будешь травить людей ради баксов?!
— Буду! — вызверился Север.
— Но почему, объясни мне! — воскликнула Мила. — Раньше ты никогда таким не был! Ты всегда жалел людей! Вот и сейчас только что колол мне глаза шлюхами из «Алой Розы» и моим танцем! Почему же сам собрался плодить наркоманов?! Объясни, Север!
— Потому что людей жалеть нечего! Потому что люди живут так, что недостойны жалости! Потому что люди такой своей жизнью сделали из моей любимой женщины конченную, отмороженную шлюху! И я буду мстить им за это! Всем! Всем, ты поняла?! Вот почему я хочу стать наркобароном и миллиардером! Мало тебе?! — Север клокотал.
— Значит, из-за меня… — поникла Мила.
— Из-за тебя! — выкрикнул Белов, будто ржавый гвоздь вбил.
— Но ведь я верна тебе все последнее время, ты знаешь… — Мила словно умоляла о чем-то.
— А мало ты!.. — Север осекся, оскалился, подбирая слова. — Мало ты, скажем так, была неверна мне раньше?! Мало?! Мне достаточно! По горло достаточно! До самой смерти! И что, мне все это простить?! Забыть, списать, спустить в сортир?! Ну, нет!
— Убей меня… — прошептала Мила.
— Тебя?! Ну нет! — повторил Север бешено. — Ты хоть блядь, но ты не виновата в этом, тебя сделали такой! Общество сделало, человечество, мир! Весь мир! И они мне ответят!.. — Север вновь осекся, помолчал. — Ладно, о чем, бишь, мы? О Газавате. Ты должна будешь расколоть его, вызвать на откровенность, вот твоя задача!
— Это будет трудно сделать, если я не трахнусь с ним, — заметила Мила. — Флирт флиртом, игра игрой, а койка — койкой… Думаю, не такой он дурак, чтобы раскрыть свои тайны девке, даже не трахнувшись с ней!
На сей раз Север ее ударил. Голова Милы мотнулась, глаза сверкнули и тут же потухли.
— Ну и дурак… — произнесла девушка грустно. — Пойми, не рвусь я к нему в постель, нужен он мне… Мне таких, как он, наверняка надо не меньше трех. А тебя одного хватает…
— Тебе еще раз врезать?! — ощетинился Север.
— Ну и врежь, подумаешь… Если тебе легче станет. Я привыкла… — Мила говорила почти спокойно. — Только пойми, я сказала правду. Не станет Газават откровенничать с женщиной, как бы он ни влюбился в нее, я уверена.
— А ты попробуй! — воскликнул Север возбужденно.
— Я попробую, — кивнула Мила. — Только долго ли я смогу водить его за нос? Неделю, две, три… не больше. И если он за этот срок не расколется, то мне останется либо исчезнуть, либо… сам понимаешь. А тебе ведь нужен результат, а не просто мой платонический роман с Газаватом.
— У тебя есть предложения?
— Может, похерим это дело? — произнесла Мила просительно.
— Как?! — Север даже дернулся. — Как это похерим?!
— А так… Уедем куда-нибудь… Будем жить себе… Деньги у нас есть, полно… Возьми, сколько надо, верни Романову то, что он давал, остатки раздели между братвой или отдай Умнику… Уедем в Москву, к Павлу, единственному оставшемуся другу… Квартиру купим… а? — Она смотрела на него с нежностью и отчаянием.
