Похититель секретов (сборник) - Корецкий Данил Аркадьевич
Наконец, лагерь затихает. Вокруг черным-черно, как в планетарии моего детства. Только вместо затхлого запаха театральных декораций и духоты от скученных человеческих тел легкие наполняет чистый и прохладный воздух, ощутимый холодок заползает под одежду, и я плотней запахиваю рваный халат караванщика Шаперай-ли.
Черный бархат купола истыкан тысячами иголок, сквозь дырочки выбиваются лучики спрятанной за искусственным небом тысячесвечовой лампы. «Дима, а на звездах люди живут, как думаешь?» – спрашивает Ленка Свешникова. От нее пахнет яблоками, молоком и шоколадом…
А также верблюжьим навозом и опасностью! Огоньки звезд закрывает фигура всадника в бурке и тюрбане. Черный бедуин! И это уже не быстрый сон, а кошмарная явь!
– Джафар! – кричу я, почему-то по-русски. Тут же издает тревожный вопль один из верблюдов, ржут кони, тихая ночь наполняется чужими тенями…
В моем положении лучше «не попадать в истории», но сейчас не до дипломатии, надо выбирать: жить или умереть! Товарищ Токарев гремит, как хорошая винтовка, тут же оглушительно стреляет карабин, что-то лязгает, раздаются выстрелы, стоны и хрипы, грубые голоса выкрикают то ли угрозы, то ли проклятия… Очищая ближайшее пространство, стреляю еще несколько раз…
Шум скоротечной схватки стихает. Вспыхивает фонарь. Джафар с карабином наперевес подходит к тучному бородачу, опрокинутому на спину. Лицо его перечеркнуто повязкой и залито кровью. В отброшенной назад руке зажата сабля. Судя по необычному головному убор у, это его я принял за Черного бедуина. А может, это он и есть. Но в следующий миг личность убитого проясняется.
– Кривой Мусса, – говорит Джафар. – Конкурент. У нас давние счеты… А ты молодец – выбил ему второй глаз!
– Я?! – изумляется мирный Игорь Андреевич и, обтерев на глазах старшего караванщика выполнивший свою работу «ТТ», забрасывает его в темноту. – Из чего?! Я-то и оружия никогда в руках не держал!
– Ну, может и не ты, – невозмутимо-уважительно кивает Джафар. Совершенно очевидно, что он признал во мне равного. – Но все равно молодец!
В стороне с жалобным хрипом бьется раненый конь. Выстрел из карабина прекращает его мучения. Из темноты выныривает второй караванщик. В одной руке он держит ханджар с темным клинком, в другой… Да, это отрезанная голова!
– Зачем?! – спрашивает чувствительный немецкий турист, сдерживая порыв рвоты.
– За него обещана награда, – поясняет Джафар. – Тело мы довезти не сумеем, а голову положим в холодильник… Консервам она не помешает!
Теперь меня чуть не вырвало по-настоящему. Остаток пути придется обходиться без пищи…
– Ничего, – успокаивает Джафар. – Они же в банках, в железе…
Третий караванщик ранен: Кривой Мусса ударил саблей, тот успел заслониться винтовкой и спас голову, но лишился двух пальцев. Считает, что ему повезло, и благодарит Аллаха. Рану умело обработали каким-то вязким черным составом и наложили повязку. Джафар дал приказ собирать лагерь.
– Ты сообщишь в полицию?
Он пожимает плечами.
– Зачем? Это пустыня…
– А как же ты предъявишь голову?
Старший караванщик усмехнулся. Словно треснула каменная глыба.
– За голову заплатит человек, не имеющий отношения к властям.
Да, законы пустыни темны и запутанны. Чтобы разбираться в них, нужно здесь родиться. В небе кружат то ли орлы, то ли ястребы, неизвестно каким образом почуявшие добычу. Караван трогается дальше. Трупы людей и коня оставляют без погребения: к вечеру останутся только кости, а к следующему утру и их заметет песком…
Бросаю на бренные останки последний взгляд и вздрагиваю. Несмотря на начинающее припекать солнце, по спине пробегает холодок. Три трупа, если считать коня! Отрезанная голова, отрубленная рука, пуля, попавшая в правый глаз! Проклятие Черного бедуина?!
Я материалист, я много лет проработал в точной и рациональной Службе, я не верю в совпадения. Но какое иное объяснение можно дать этому факту?!
Время снова начинает пожирать пространство…
Ближе к вечеру вековую тишину пустыни нарушил нарастающий гул. В голубом небе появился вертолет, целеустремленно сделал круг над караваном и, взметая песок, плюхнулся на ровную площадку метрах в пятидесяти впереди. Опытный Джафар незаметно сунул в песок карабин, так же поступили его спутники. Трое солдат с автоматами и четыре человека в строгих гражданских костюмах приблизились к каравану. Три араба и европеец.
В последнем я с удивлением узнал Мишу из Дубайской резидентуры, но никак не проявил своего знания.
– Есть ли среди вас господин Горин? – на чистом русском языке сказал один из арабов, и я вышел вперед.
– Предъявите для досмотра ваши вещи!
– У меня нет вещей, – для убедительности я расставил руки в стороны.
Второй араб ощупал мою одежду и извлек из-под брючного пояса брезентовый сверток. Третий подошел ближе. Они развязали веревку. На лице посольского разведчика застыла маска напряженного ожидания. Ожидания разоблачения. Я ободряюще подмигнул молодому коллеге, но он нахмурился еще сильнее.
Брезент развернули. Представители спецслужб держали в руках красочно иллюстрированный фотоальбом «Добро пожаловать в Эмираты» с прекрасным снимком знаменитого «Бурдж аль Араб» на глянцевой обложке. Очень качественный альбом. В порту Фуджэйры я заплатил за него сто пятьдесят дирхам. Для местного сувенирного рынка это очень приличные деньги.
Недоуменно переглядываясь, арабы стали листать книгу, будто надеясь найти внутри что-либо запрещенное. Они были явно удивлены и разочарованы. Миша тоже был удивлен, но приятно. Его черты разгладились.
Он заговорил по-арабски и тут же перевел, специально для меня.
– Итак, господа, эта официальная книга не является поводом для предъявления каких-либо претензий к российскому гражданину. Очевидно, произошло какое-то недоразумение. Думаю, что остальные недоразумения развеются так же быстро и убедительно!
Молодец, Миша! Я начал менять о нем свое мнение.
Арабы что-то ответили, возвращая мне фотоальбом.
– Разумеется, господин Горин даст все необходимые показания. Мы уже пригласили адвоката для участия в процедуре допроса… – уверенно говорит Михаил Евгеньевич.
Попрощавшись с Джафаром, я погрузился в вертолет, с ревом закрутились винты, и время стало пожирать пространство гораздо быстрее.
– Как только вас стали искать, мы потребовали участия представителя посольства, – перекрикивая шум двигателя, прокричал Михаил Евгеньевич Горчаков мне в ухо. – Но вас искали совсем в другом караване – ваш агент почему-то назвал караван Махмуда… Но когда вычислили его маршрут, оказалось, что вас там нет…
Я вспомнил добрым словом Ахмеда Таббу. Его личность оказалась еще сложнее, чем я представлял.
– А где объект «ноль»? – оглянувшись и понизив голос, сказал Михаил Евгеньевич. – Куда вы его дели?
Я тоже машинально оглянулся. Наши сопровождающие сидели в другом конце салона и при всем желании не могли услышать, о чем идет речь. Не говоря уже о том, что вряд ли поняли бы это.
– Отправил по почте. В нашу резидентуру в Берлине. Здесь очень хорошая почта. Наверняка посылку уже везут в Москву.
Я улыбнулся, но ответной улыбки не встретил.
– А откуда вы знали… Впрочем, нет, ничего…
Из окна кабинета Ивана с восьмого этажа открывается прекрасный вид на зеленое кольцо Москвы. Правда, сейчас оно никакое не прекрасное и не зеленое, а унылое, черно-серое, слегка припорошенное снегом. Но мне все равно очень приятно смотреть на родной пейзаж. Я люблю свою родину, хотя скорее прикушу язык, чем произнесу подобную ура-патриотическую банальность вслух.
– Значит, по нашей линии все прошло гладко? – спрашивает хозяин кабинета. – Только привходящие обстоятельства осложняли дело?
Я пожимаю плечами. Моих отпечатков на «Степном Орле», к счастью, не нашли, очевидно, они стерлись под пальцами Анри. Полоски папиллярных линий на патроне оказались непригодными к идентификации. Я дал свидетельские показания по факту самообороны в Черном ущелье и без проблем выехал из страны. Ахмед с Саидом были признаны добросовестными свидетелями и вернулись к своим занятиям. Только вряд ли засветившийся Анри пригоден к последующим активизациям.
