Андрей Воронин - Кровавые жернова
– Дальше. Говорите, Антон, я слушаю.
– Я того человека до этого ни разу не видел, хотя сам из этой деревни. Удивительный человек…
– Он вам помог? – поинтересовался Холмогоров.
– Вы не поверите, помог. Он меня усыпил, или я сам уснул. Очень смутно все помню, как в густом-густом тумане. Помазал мне спину, а перед этим напоил каким-то лекарством. А через неделю, как он и советовал, я повязку снял, а на спине кожа розовая, как у младенца. Ни ран, ни язв, ни зуда, ни боли – ничего!
– Ну что ж, это хорошо.
– Нет, это плохо! – воскликнул Полуянов.
– Почему же плохо?
– С этого все и началось… Я хотел, чтобы мой друг.., ну, короче, чтобы его не стало… У всякого человека полным-полно желаний, самых разных, и не всегда эти желания хорошие, правда ведь? – с надеждой в голосе спросил Антон. Холмогоров кивнул. – Вот и у меня было желание, чтобы Сергея не стало. Я не желал ему смерти, не хотел, а просто думал, как бы было все хорошо у меня с Мариной, если бы его не было.
В дверь постучала матушка Зинаида. Полуянов смолк. Она поставила поднос с двумя чашками и тут же бесшумно удалилась.
– И вы, Антон, теперь думаете, что это из-за вас погиб друг?
– Ничего я не думаю, просто понять хочу, разобраться.
– Вам тяжело?
– Очень, – сказал Полуянов и, закрыв ладонями лицо, опустил голову.
Грохоча пустыми бидонами, по деревенской улице ехал грузовик, за рулем, дымя сигаретой, сидел Григорий Грушин. Когда грузовик миновал дом священника, Холмогоров вздрогнул. Он вспомнил безумный взгляд сельского водителя, тускло сверкнувшую, занесенную для удара тяжелую монтировку, вспомнил слезы и слово, которое повторял как заведенный Григорий Грушин: «Наваждение какое-то!».
Полуянов медленно отвел ладони от лица, посмотрел на Холмогорова, тряхнул головой:
– Словно наваждение какое-то со всеми нами – и со мной, и с Мариной, и с Сергеем Красновым.
– Наваждение, говорите? – прошептал советник Патриарха. – Нет, это не наваждение.
Можно материализовать любое желание, но это надо уметь. Желание человека – энергия. И если уметь направить ее… – сам себе сказал Холмогоров, вставая с дивана. – Идемте! – он взял за плечи Полуянова и встряхнул. – Антон! – глядя в глаза, твердо произнес Холмогоров. – Идемте к этому человеку. Там ответ на ваш вопрос. Вы ему что-то рассказывали, когда он вас лечил?
– Да, говорил. Но точно не помню. Думал ли? Говорил ли?
– Вы куда? – спросила попадья, увидев Полуянова и Холмогорова, выходящих во двор.
– К дому мельника, – ответил Полуянов.
Лицо матушки Зинаиды побледнело. Она взяла Илью за плечи, прижала к себе.
– И с мальчиком то же самое случилось.
Картина в голове Холмогорова начинала складываться. Фрагменты, кусочки начинали сходиться друг с другом, создавая картину.
– Вы надолго? – прозвучал вопрос матушки Зинаиды.
– Не знаю, – услышала она от Холмогорова.
В доме зазвонил телефон, и женщина, разжав руки, попросила сына:
– Поди узнай, кто это.
Мальчишка побежал.
* * *Калитка в высоком дощатом заборе оказалась не заперта, и Холмогоров, даже не предупредив хозяина стуком, толкнул ее и переступил доску высокого порога. Антон Полуянов вошел следом.
Двор, площадка, высыпанная песком с серым, поблескивающим пятном в центре, огромный расколотый мельничный жернов, а на нем петух без головы. Над обезглавленной птицей роем носились черные жирные мухи. Иногда ветер шевелил перья, и огненный хвост напоминал языки пламени.
Холмогоров бесстрастно зафиксировал это взглядом и направился к дому. Опять же не постучав, вошел. Металлические роллеты на окнах опущены. В доме царила темнота.
– Есть кто-нибудь? – властно окликнул советник Патриарха.
– Эй! – за спиной Холмогорова крикнул Полуянов, вглядываясь в густую темноту. – Он уехал, – тронув за плечо Холмогорова, произнес Полуянов. – Он собирался в Москву вместе с моим инвестором Штольцем. Они мгновенно сдружились.
– Дайте спички или зажигалку, – Холмогоров нашел выключатель. Щелчок, и яркий свет заполнил большую комнату, мгновенно уменьшив ее в размерах.
Холмогоров с Полуяновым переходили из комнаты в комнату, включая свет.
Наконец Андрей Алексеевич увидел длинный узкий барабан и трещотку из черного дерева.
– Я этого не видел. Когда приходил, я их не видел, – шептал Антон.
Череп быка над камином, маленькая комнатка, заполненная скляночками и кувшинчиками.
Холмогоров осматривал находки и становился все более и более мрачным.
– Он вас здесь лечил?
– Да, здесь, в этой комнате, на диване.
Лишь выйдя на крыльцо, на залитый солнечным светом двор, Холмогоров вздохнул полной грудью. Ему стало не по себе. В доме и возле него неизвестная сила давила, сжимала все его тело, не давая думать, сбивая с мысли. Он переводил взгляд, словно пытался что-то отыскать – спасительное, целебное.
«Нашел!»
Черный петух с огненным хвостом лежал на треснувшем жернове. Возле жернова Холмогоров ощутил, что ему становится лучше, силы 1 возвращаются.
Он махнул рукой, подзывая к себе Полуянова, тот стоял на крыльце с таким видом, словно у него на плечах четырехпудовый мешок с песком.
– Антон, идите сюда.
Полуянов, пошатываясь, спотыкаясь, добрел до Холмогорова.
– Что это? – прошептал он побелевшими губами, пытаясь перехватить взгляд советника Патриарха.
– Это вуду.
– Что? Что? – переспросил Полуянов.
– Ву-ду, – по слогам отчетливо проговорил Холмогоров.
– Нет, вот это, – палец Полуянова был направлен на обезглавленную птицу.
В черной луже запекшейся крови ползали жирные мухи.
– Жертвоприношение.
– Ничего не понимаю… Все смешалось у меня в голове.
* * *Младший сын местного священника Илья мчался на взрослом дорожном велосипеде по узкой тропинке. Матушка Зинаида отправила Илью за советником Патриарха. Звонили из Москвы, хотели с ним поговорить.
Мальчик спешил, ему хотелось как можно быстрее выполнить просьбу. Один поворот, второй. Велосипед помчался в горку. Илья крепко держал руль и перестал крутить педали.
Вдруг в переднем колесе что-то хрустнуло, скрежетнуло, и мальчишка полетел в одну сторону, а велосипед в другую. Илья больно ударился, но тут же вскочил. Колесо велосипеда крутилось, выбитые спицы, хрустя, стучали по вилке. Мальчик сел и, потирая ушибленное колено, расплакался. Слезы сами текли из глаз.
Он сидел и плакал, потирая колено, глядя на поломанный велосипед.
– Илья, ты чего? – услыхал он голос Холмогорова. – Упал, что ли?
Антон Полуянов уже поднимал велосипед.
– Дядя Андрей, мама послала, вам из Москвы звонили. Какой-то секретарь.
– Ты уверен, что секретарь?
– Мама так сказала.
– Пойдем. Я тебя понесу, – Холмогоров легко подхватил на руки Илью.
Тот перестал плакать, обнял мужчину за шею, уткнулся лбом в колючую бороду, и Холмогоров зашагал по тропинке.
– Вы только ушли, как зазвенел телефон.
Полуянов катил велосипед. Каждый оборот колеса отсчитывал звоном выбитых, торчащих спиц.
– И как это тебя угораздило? – поинтересовался Холмогоров.
– Не знаю, дядя Андрей. Ехал себе, вдруг что-то хрустнуло, и я упал.
– Ничего, пройдет. И нога твоя до "свадьбы заживет.
– До чьей свадьбы?
– До твоей, – улыбнулся советник Патриарха. – Не расстраивайся.
– Велика жалко.
Полуянов же был молчалив. Он пытался вспомнить, что обозначает некогда слышанное им слово, произнесенное Холмогоровым.
– Буду, вуду, – бормотал Антон, глядя себе под ноги.
– Дядя Андрей, я уже сам пойду, – сказал Илья, когда до дома священника осталось совсем недалеко.
– Как хочешь, – Холмогоров поставил мальчишку на землю.
– Колено у меня уже не болит. Вы только маме не говорите, что я упал, ладно?
– Не скажу, будь спокоен. Правда, велосипед…
– Брат починит, никто не заметит, – Илья говорил рассудительно, как взрослый.
Мальчик шел прихрамывая. Движения Холмогорова становились все медленнее, он остановился. В памяти возник расколотый жернов и белая запекшаяся кровь на шершавом камне.
– Икона! – сказал советник и обернулся.
Антон Полуянов вместе с велосипедом чуть не сбил его с ног.
– Икона Казанской Божьей матери, плачущая кровавыми слезами где-то в доме, я это точно знаю!
– Почему?
– Я возвращаюсь.
– Я с вами.
– Она там, больше ей негде быть. Это он украл ее, вынес из храма, – шептал побелевшими губами советник Патриарха. – Ее надо найти, слышите, Антон? Обязательно надо найти, иначе он ее… – Холмогоров не нашел в себе сил произнести слово «уничтожит», – она погибнет.
Он буквально вбежал в дом. За его спиной тяжело дышал Антон Полуянов. То же тяжелое чувство, которое уже испытал Андрей Алексеевич в первый раз – совсем недавно, вновь навалилось на него, когда он переступил порог дома.
