Сергей Гайдуков - Стреляй первым
— Вернули в банду на излечение, — предположил Шестов.
— Это уже перебор, — покачал головой приятель. — О таком даже я не слышал.
— А что же тогда? Отпустили домой под честное слово?
— Отдали банковской службе безопасности, — торжествующе сказал приятель. — Так что ты не угадал.
— Это для меня слишком сложно, — признался Шестов. — Только знаешь, что я думаю по этому поводу?
— Ну-ка…
— Они возьмут его за жопу безо всякого госпиталя, сегодня же вечером. Потому что они будут искать свои деньги.
— Это мне понятно, — вздохнул приятель. — Все равно обидно. Из-под носа увели…
— Не плачь, — похлопал его по плечу Шестов. — Будет и на твоей улице праздник. По крайней мере тебе не грозят мозоли на пальцах после двух часов дозванивания в Прагу…
— А кто это будет тебе международные разговоры оплачивать? — поинтересовался возникший за спиной Шестова начальник.
— Разве не вы? — наивно предположил Шестов.
— Я линяю, — тихо сказал приятель и действительно слинял.
— Иди-ка сюда и объясни, какого черта тебе понадобилось в Праге? — устало сказал начальник. — Я собирался ехать домой, но с тобой, Шестов, нет мне покоя ни светлым днем, ни темной ночью…
— Прошаков был водителем и охранником Резниченко, — начал Шестов, не спеша, впрочем, приближаться к начальнику. — Его убили, инсценировав преступление на гомосексуальной почве. Я думаю, хотели подставить Резниченко, приписав гомосексуализм и ему. То есть не приписать, а наоборот…
— Я уже начинаю путаться в твоих мыслях. Говори проще, и люди к тебе потянутся.
— Может, это и не компрометация, потому что он, может быть, и на самом деле «голубой».
— Ох ты, — вздохнул начальник. — Здорово. А министр внутренних дел — не «голубой»?
— По моим сведениям, нет, — с интересом сказал Шестов. — А по вашим?
— Замнем для ясности. Так на каком основании ты делаешь такие выводы, специалист по сексуальным преступлениям?
— Спасибо за комплимент, — скромно потупился Шестов. — Жена и дочь Резниченко срочно уехали из Москвы на неопределенный срок. Не обещая звонить и писать. Она ему сказала, что хочет от него отдохнуть.
— Ваши выводы?
— Она устала терпеть его гомосексуальные заморочки и сбежала в Европу, — отрапортовал Шестов.
— Андрюша, — ласково сказал начальник. — Почему ты не подошел ко мне поближе, когда я тебя попросил?
— М-м-м…
— Твое счастье, что ты не подошел ко мне. Иначе я схватил бы тебя сейчас за яйца и не отпускал бы до тех пор, пока ты десять раз не прокричишь: «Идиотам не место в милиции».
— Так я и думал! — облегченно вздохнул Шестов и на всякий случай отступил еще на шаг. — А почему я идиот?
— Потому что от меня жена тоже иногда уезжает к матери. При этом она вопит нечеловеческим голосом, что я надоел ей хуже горькой редьки. Про меня ты тоже скажешь, что я…
— Ну-у-у, — задумался Шестов.
— Только попробуй! — погрозил ему кулаком начальник. — Ты вот тоже, к слову, говоря, не женат. Что, мальчиками балуешься?
— Только не надо с больной головы на здоровую, — запротестовал Шестов.
— А кто тебе сказал, что она уехала в Европу?
— Сам Резниченко.
— Подтвердилось?
— Вот за этим я и звоню в Прагу!
— За эти звонки будешь платить из своего кармана, — пригрозил начальник. — Ну и что ты там узнал?
— Визовый отдел утвержает, что Ольга Резниченко не приезжала в Прагу в течение последних двух недель. Правда, может быть, она прибыла сегодня утром, этих сведений в визовом отделе нет, вот я и звоню…
— Погоди. То есть он говорит, что жена уехала в Прагу, а ее там нет, правильно я тебя понял?
— Ну да. Я ее пока не нашел, но найду и…
— Ты не там ее ищешь, — снисходительно посмотрел на Шестова начальник. — Это же. элементарно, Шестов. Если муж говорит, что жена уехала черт-те куда на черт-те сколько, знаешь, о чем это говорит?
— О чем? — насторожился Шестов.
— Да он ее прирезал и закопал в укромном месте. На даче. На пустыре. А ты ее еще год будешь по Европам искать…
— Резниченко? Зарезал жену? — недоверчиво посмотрел на шефа Шестов. — А дочь он тоже зарезал и закопал?
— Там и дочь была? — Начальник задумался. — Чего ты от меня хочешь? Ты следователь или кто? Хочешь, чтобы я за пять минут раскрыл дело, на которое тебе месяцы отпущены?
— А что я…
— Бери людей и установи за этим Резниченко слежку. Вот и выяснишь, где его жена, «голубой» он или нет… Вопросы есть?
— Отсутствуют! — крикнул Шестов и щелкнул каблуками ботинок.
Глава 33
Вечером, около одиннадцати часов, Кожин позвонил Григорию Александровичу, который уже начал засыпать перед экраном телевизора, и гордо отрапортовал:
— Есть миллион сто пятьдесят тысяч!
— Пусть Шульц подавится, — последовал ответ.
— А как же недостающие триста пятьдесят тысяч?
— Ты еще вспомни про недостающие два миллиона, которые я должен отдать во вторник. Что мы будем грабить на этот раз?
— Я надеюсь, что до вторника дело не дойдет. А вот завтра надо будет всучить ему полтора миллиона, чтобы он остался доволен.
— Выпишу чек. Или отдам Ольгино золото.
— Хорошая идея. Кто пойдет на площадь?
— Конечно, ты.
— Лучше бы тебе там появиться.
— Это почему же?
— Ты отдашь деньги и поедешь домой. А я поведу этого гада до его логова.
— Хорошо, — согласился Резниченко. — Завтра в пять я заеду к Аркадию Семеновичу, пусть деньги будут приготовлены к этому времени.
— Они уже готовы.
— Как ты думаешь, у нас получится? — с тревогой в голосе спросил Резниченко, и Кожин постарался его успокоить, громко и безмятежно расхохотавшись в трубку:
— Ясное дело! Раз уж сегодня в банке выгорело, то это будет раз плюнуть!
— Твоими бы устами…
Резниченко вспомнил, как дрожали его колени, когда он выходил из банка с чемоданом, полным денег, и не поверил в завтрашнюю удачу. Два раза подряд такие аферы не проходят. Это было бы слишком широким жестом со стороны Судьбы.
Глава 34
Казаков открыл калитку и вошел во двор тарасовской дачи ровно в полночь: запищали электронные часы на руке, где-то неподалеку заухала сова, и Казаков поежился — это отдавало какой-то мистикой.
Тарасов стоял на крыльце и чуть покачивался, привстав на носки. Глаза его были закрыты. В правой руке он держал бейсбольную биту. Казаков замер, внимательно наблюдая за шефом.
Тот принял из рук охранника мячик, взвесил его на ладони, потом напрягся и втянул воздух ноздрями.
— М-м-м, — прошептал он. — Человеческим мясом пахнет…
Казаков едва успел пригнуться, когда Тарасов мощным ударом биты отправил мяч вперед. Просвистев над головой перепуганного Казакова, мяч ударился в калитку и отскочил в траву.
— П-проворное мясо, — сделал вывод Тарасов и открыл глаза. — А, вот ты где! Т-теперь я не промахнусь… — шеф заикался меньше, чем обычно, а это означало, что он нанюхался кокаина. Тарасов протянул руку для нового мяча, и Казаков понял: у него есть лишь несколько секунд, чтобы предотвратить новый удар биты.
— Олег Михайлович, я говорил с вашими знакомыми из милиции.
— Ты нашел деньги? — Тарасов сжал мяч в ладони.
— Пока нет, но…
— А на кой хрен ты мне т-тогда нужен, — пожал плечами Тарасов.
— Я упросил их… Йо-о-о-у-п-п! — Мяч ударил Казакова в плечо, и он дернулся от боли. — Я упросил их отдать нам раненого! — заорал Казаков на всю дачу.
— Тем более, на хрена нам р-раненый? У нас же не больница, п-правда? Мяч, п-пожалуйста…
— Это единственный, кто остался в живых из той банды. Он ранен, но его можно заставить говорить! — Казаков на всякий случай отбежал к забору.
— Ну так сначала заставь, а потом беспокой меня… — Тарасов занес биту. — Ты же должен догадываться, что у меня с-сегодня плохое настроение…
— Я же утащил его из-под носа у РУОПа, его надо надежно спрятать!
— Здесь, что ли? Ты совсем одичал…
Тем не менее рука с битой опустилась, не нанеся удара по мячу. Тарасов со вздохом присел на крыльцо.
— Ты, к-конечно, облажался сегодня на двести процентов. Ладно хоть пленного взял. Пленного мы будем допрашивать по законам военного времени. И правильно, что ты его сюда приволок. У меня лучше получится с ним п-пого-ворить. Ты замучил бы его до смерти, а ничего бы не узнал. — Казаков облегченно кивнул.
— Ну т-тащи его сюда, чего стоишь? — прикрикнул на него Тарасов. — Все равно б-бессонницей мучаюсь…
Через пять минут охранники поволокли по ступеням крыльца высокого бледного мужчину лет тридцати. Он был без сознания.
Когда с него сняли бронежилет, то обнаружили на груди три больших кровоподтека, дышал он тяжело и прерывисто, отчего Казаков решил, что у мужчины сломано ребро. Повязка на левой ноге насквозь пропиталась кровью. Лоб был глубоко рассечен: Казаков сам видел, как мужчину били прикладами по голове уже после того, как он упал под выстрелами тарасовских людей, рвавшихся в здание банка со двора.
