Александр Бушков - Пиранья против воров
Мазур назвал это имя очаровашке за стойкой, и она, даже не оглянувшись на доску темного дерева, кивнула:
– Он у себя, седьмой номер...
В свою очередь вежливо ей поклонившись, Мазур степенно направился на второй этаж. Толстый ковер глушил шаги, вокруг, куда ни глянь – солидное темное дерево и начищенная медь, ни малейших признаков жизни...
Он постучал. Темная дверь с бронзовой семеркой распахнулась почти сразу же – ну конечно, кого тут е м у опасаться? В особенности, если он считал себя хитрее всех...
Отработанным движением Мазур сделал левой ладонью резкий жест, на пару минут лишивший хозяина номера возможности издавать громкие звуки, правой столь же уверенно заехал в солнечное сплетение. Пинком оттолкнул полусогнутого Нечаева в глубь номера, подхватил свой «дипломат», вошел, тщательно прикрыл за собой дверь, запер ее на вычурный ключ, а ключ надежно упрятал в карман. Сел в кресло, закурил и с холодным исследовательским интересом смотрел, как корчится его высокопревосходительство, господин вице-адмирал, сволочь такая.
– Ну, не скули, не скули, – дружелюбно посоветовал Мазур. – Тебе уже и не больно почти... Споем? Адмирал, адмирал, улыбнитесь, ведь улыбка – это флаг корабля...
Нечаев с кряхтением распрямлялся. На его упитанной, воистину адмиральской, авторитетной и авантажной физиономии читалось одно лишь безграничное удивление.
– Кирилл...
– Ну не призрак же? – покривил губы Мазур. – Призраки так умело и больно под дых не лупят... Слушай, ты бы хоть удивился для порядка, спросил бы, какими судьбами, с чего бы вдруг, где Света... А?
Нечаев кинул на него недобрый взгляд исподлобья, но тут же попытался взять себя в руки, натянуто улыбнулся:
– Ну, значит, ты что-то такое п р о с е к...
– А ты молоток, – кивнул Мазур. – Ты, конечно, сволочь последняя, но ты все же – молоток. Безграничное изумление не лепишь, не возмущаешься даже особо... Сядь, в ногах правды нет...
Нечаев послушно уселся напротив. Взгляд его немножко блуждал, конечно, но все же он никак не производил впечатления раскаявшегося грешника. И особой удрученностью своим поведением от него не пахло.
– Чертов спецназ... – сказал он в пространство с некоторым даже философским смирением.
– А ты думал... – ухмыльнулся Мазур. – Мы ведь умеем не только резать глотки журналом «Плейбой»... Помнишь, что говорил Федор Сухов? Война – это кто кого передумает... А может, и не Сухов, я толком не помню уже, но мысль глубоко верная... Понимаешь ли, Всеволод Всеволодович, я, конечно, не гений аналитики и уж никак не ас сыска, но со временем пора было выстраивать версии... Мне ведь живым остаться хотелось. И выиграть вдобавок. Так вот, я одно время был в полнейшей растерянности, как и Гвоздь. Я никак не мог у з р е т ь виновника, главный мотор дела, кукловода. Так, смутные контуры... От отчаяния, должно быть, в голову лезла самая что ни на есть шизофрения. И однажды мне вдруг пришло в голову: если поставить на вакантное место т е б я вкупе со Светкой, все идеальнейшим образом укладывается... И никакой тебе головоломки. Я тщательнейшим образом воскресил в памяти, как она ш л а к тому поганому ларьку, пивко мне якобы закупать – он же за углом был, не видно его из вагонов, ну никак не видно... а она шла туда так уверенно, по компасу словно... И дальше все логично связывалось... Это ты и был – внешний фактор... Ты меня Гвоздю сосватал, ты с ним на пару удумал примочку с бедной заложницей... Ну, вы меня правильно просчитали, каюсь – никак не мог я ее бросить в грязных лапах... Почему он тебе так верил? Старые знакомые, а? Вы ж шантарские оба...
– Ну да, – сказал Нечаев почти спокойно. – Соседи даже. Ольховка, хулиганский райончик... Дружили когда-то. Потом разошлись, но пересекались иногда...
– И он тебе верил, – утвердительно сказал Мазур. – Как старому корешку. Все мы к старости чуточку сентиментальными делаемся... Хорошо придумано, Севочка, сначала твои мальчики хлопают его пешек, потом ты его убеждаешь, что единственный специалист, который может его из столь поганой ситуации вытащить – это наш отечественный Рэмбо, Кы Сы Мазур. И вы на пару мозгуете план, в полной мере учитывающий характер означенной Рэмбы и некий старомодный кодекс офицерской чести... Неплохо, Сева. Неплохо. Я не спрашиваю, откуда у тебя такие хваткие мальчики и кто они, сейчас меня это не интересует... Зато крепенько подозреваю, что через сестрицу Анюту ты у нас прямо причастен к тем труженикам лопаты, что археологические находки свои сдают не в музей, а на черный рынок... Каким-то боком ты и Ларочку подцепил, и, крепко подозреваю, господина Хлынова... А?
– И улик у тебя, конечно, полны карманы? – спросил Нечаев с улыбочкой. – Да неужели?
– Вот тут ты прав, – развел руками Мазур. – Нет у меня улик. И я, откровенно говоря, не представляю, как их добыть... Что же это ты, старого друга, соседа не пожалел?
– А что, от его смерти прогрессивное человечество многое потеряет? – пожал плечами Нечаев. – Уголовник, сволочь, пахан...
– Оно конечно, – задумчиво сказал Мазур. – Только, видишь ли... Скажу тебе по совести: Гвоздь, как к нему ни относись, личность я р к а я. Волк, конечно. Но ты-то – шакал...
– Слушай!
– А что? – невинно спросил Мазур. – Даже не шакал, крыса... На языке того социума, куда ты меня так неожиданно продал, такое поведение называется крысятничеством... – Он ногой придвинул к себе «дипломат», открыл его и достал этюд. – Сева, это что, настоящий Леонардо да Винчи?
Он поразился перемене, происшедшей с собеседником – Нечаев уставился на застекленную картинку завороженно и тупо, словно птичка на змею, показалось даже, что его эмоции сродни оргазму. Чтобы Нечаев опамятовался, Мазур побыстрее убрал этюд в портфель и щелкнул замками.
– Сева...
– Ну да, – сказал Нечаев, мечтательно заведя глаза куда-то под потолок. – Эта дура, Томка, ничего не поняла, ее интересуют кони в любых видах, не важно, Леонардо их рисовал или уличный мазилка... Значит, Задуреев не врал по пьянке? У старухи осталось вот это? – Он жадно смотрел на портфель.
Мазур кивнул.
– Это этюды Леонардо, – произнес Нечаев, словно девочке стихи декламировал. – А бронзовые лошадки – это Пьетро Монтичелли. Друг Леонардо, нечто вроде подмастерья. Ему, конечно, было до Леонардо как до Китая раком, но «круг Леонардо да Винчи» – само по себе нехилая товарная марка. Лошадок было двенадцать, по числу месяцев, модели для скульптур, которые Пьетро заказал какой-то вельможа. Скульптур Пьетро так и не сделал – то ли заказчик умер, то ли что-то еще помешало – а лошадок сохранилось на Западе всего четыре. Две в Лувре, две – в частных коллекциях. Эта четверка, что сейчас стоит у Томки, считалась тоже пропавшей с семьсот девяносто седьмого года. Тогда сгорел венецианский Арсенал – он только назывался так, а на деле был музеем... Революция, уличные бои, вторжение французов... Скорее всего, какой-нибудь лягушатник их и прибрал в мешок. А потом пришли немцы – то ли во времена франко-прусской, то ли в Первую мировую. Кто-то опять-таки был ценителем изящного. Ну, а потом – наши. В Германии тогда столько всего можно было нагрести...
– Ох, как ты у нас подкован в области культурки...
– Ну, Аня...
– Ах да, конечно... – сказал Мазур. – И вы решили прибрать к рукам и коняшек, и этюды, а? Была только одна загвоздка: господин Гвоздь. Пока он был жив, грабить Тамару было очень уж рискованно. Я правильно рассуждаю? И убивать ее, и просто грабить – очень уж чревато. При живом-то папе. Вот ты и построил сложный, длинный, запутанный обходный путь...
– Кирилл, – сказал Нечаев почти спокойно. – Ты хоть понимаешь, с к о л ь к о все это стоит? Два-три миллиона – стартовая цена. Баксов, Кирилл! Б а к с о в! Тебе сказать по буквам? Какие тут Гвозди, шурупчики, винтики? Какие тут Томки? Да пошли они все! Два-три миллиона...
– Я понимаю, – кивнул Мазур. – Баксов... Зелененьких, как огуречики. Только зачем же ты меня подставил, сука?
– Речь шла о Гвозде, исключительно оГвозде...
– Не бреши, – сказал Мазур. – В том-то и заключалась вся соль, что я с ним на пару должен был подохнуть...
– Да ну что ты! – Нечаев, словно в бреду, заколотил себя кулаком по ладони. – Все было продумано и просчитано, ты не должен был догадаться...
– Слушай, – сказал Мазур. – Ты, конечно, кабинетный мудак, но все же – профессиональный военный, штабист. Тебе полагается знать некоторые правила... Увеличение свободных элементов в системе и проистекающее отсюда усложнение связей неминуемо вызывает в системе непредусмотренные колебания... Проще говоря, чем больше участников игры, тем она сильнее запутывается. Ладно, я тебе скажу, в чем хитрушка. Понимаешь, Светка всерьез хотела за меня замуж. Этакий трезвый расчет. Дело житейское... Лучше быть женой адмирала, чем взрослой приживалкой при папе-адмирале... Ну, и естественно, на каком-то этапе она задалась примитивной мыслишкой, той самой, что посещает каждого из отрывшей клад пиратской компании: а зачем, собственно, делиться? Проще говоря, с некоторого момента она начала работать против тебя. Такая вот непочтительная дочка. Стала подкидывать мне ключики... она ж, разумеется, ни в каком плену не сидела... Хотела, чтобы картинки-лошадки достались нам с ней. Я это так понимаю...
