Петр Катериничев - Иллюзия отражения
– И за что ты, Дронов, застрелил бедного клоуна? Хотя, признаться, он надоел всем. А мне особенно.
Это была Бетти Кински. Собственной персоной.
– Как самочувствие? – спросила она.
Бетти Кински. Вежливая. Образованная. Спеленавшая умника Брайта и хладнокровно прикончившая его.
С умниками порой так и случается: пока они доказывают миру свою неповторимость и гениальность, приходит сильный, наглый и дерзкий и ставит крест на всех их начинаниях и завершениях. Таков мир.
Глава 78
Когда видишь рядом с собой убитого, который минуту назад разговаривал с тобой, – это разрушительно для любой психики. Именно тогда понимаешь с полной ясностью: мир устроен неправильно. И что с этим можно поделать? Ничего.
Весьма привлекательная девушка, только что застрелившая человека и спокойно раскурившая после этого сигаретку, вызывала у меня такое чувство, будто это именно я виноват в ее безразличии к жизни. Но и это проходит, как и все, и начинаешь думать сугубо рационально: «Откуда она здесь взялась? Что ей нужно?» Мысль простая до умозрительности: «Что здесь делаю я?!» – пронеслась паническим метеором и упала в омуты подсознания. «Кто знает, на кого он сам похож, пока не заглянет в сумерки собственной памяти? Или – беспамятства?..»
– Ну что ты уставился на этого болванчика, Дронов?
Странно, но, глядя на лежащее рядом с собой тело, я не ощущал никаких эмоций. Словно он действительно был куклой, выпавшей с полки из-за зеркала. И – разбил голову.
– Я вижу, ты еще не в себе, – произнесла Кински, встав у одного из зеркал. Мое мутное оцепенение постепенно проходило.
– Мне, наверное, стоит выразить тебе признательность?
– Раз спрашиваешь, значит, не уверен. По правде сказать, тебе светит лет двадцать. За убийство этого мирного лицедея. Вот из этого пистолета. – Она показала «глок», запечатанный в пластик.
– Он был мирным?
– Угу. От мира сего.
Я присел поудобнее, потер руки, огляделся. Одно из панелей-зеркал было сдвинуто, там располагалась скрытая комната. Значит, Бетти вошла без стрельбы, дыма и копоти. Как своя. Значит...
– Вижу по глазам, ты начал соображать. Но не делай, пожалуйста, резких движений, ладно? – На меня смотрел зрачок пистолетного ствола. Это был допотопный немецкий «люгер».
Я поморщился:
– Бетти... Если бы ты желала, то положила бы меня рядом. Без этих страшилок.
– Еще успею. А вообще – следовало бы.
– Ты жестока.
– Нет. Просто ты слишком долго беседовал с нашим доктором.
– Вы называли его доктором?
– Ему так нравилось. Тщеславию людей нужно потакать, чтобы над ними властвовать. Ты занимался тем же.
– Скажешь тоже. Мы просто шутили.
– Он уже дошутился. А у тебя еще все впереди.
– Это обнадеживает. Зачем ты морочила мне голову? С «Замком снов» и Люсей?
– Догадайся.
– Выигрывала время.
– Может быть, ты знаешь и для чего?
– Нет.
Бетти улыбнулась:
– Я тоже. Но знаешь ты слишком много...
Слишком много? Да. Я знал теперь коды и способ раскодирования всех, кто прошел через лабиринт. С таким знанием выжить трудно. Но попробовать можно. Ведь если бы не было некоего но, меня списали бы вместе с доктором Брайтом. Сразу и без церемоний. Так в чем это но?
Итак. Некая организация разыскала Фрэнка Брайта. Человечка с тяжелым комплексом неполноценности и устоявшейся ненавистью к людям. Устоявшейся настолько, что главным его желанием было – убивать. Лучше – молодых, богатых, успешных и красивых. Зачем? Чтобы все было «по справедливости».
Предварительную информацию о будущих жертвах получали из «Замка снов», от начальника технического отдела, который организовал прослушку в этом «очень веселом доме». Получали информацию и из других источников.
Бетти Кински... Ее завербовали, скорее всего, по «женской линии»: она была в связи с израильтянином, возможно, девушка влюбилась в коварного и даже строила семейные планы, а он, подлый и неверный, связь их использовал, как памперс, да еще и хороводился не с нею одной! И – оскорбленная, опороченная и покинутая, осталась Бетти в девицах при треснувшем корыте... Как известно, от любви до ненависти куда ближе, чем наоборот, и, когда какой-то красавец подкатил к англичанке, девица подтаяла. Возможно, сочетая новую сердечную приязнь с хорошим гонорарам от новых хозяев.
Сен-Клер. Старшему, по-видимому, было сделано предложение, которое он не мог отклонить. Но он – отклонил. Тогда у Эдгара был активизирован код на самоуничтожение, и он ушел искать вечность в океан. Для жертв последующего шантажа его гибель станет жестким беспроигрышным аргументом: если с единственным наследником финансовой империи церемониться не стали, то с вашими и подавно.
Дальше. Несмотря на усилия Кински отвести меня от лабиринта, а заодно прояснить попутно, не в деле ли Люси Карлсон, я все же попал сюда. И переговорил с Брайтом. Его участь тем самым была решена. Раз я его нашел, найдут и другие. Но уже в виде трупа. Я ничего не упустил? Конечно упустил. Ряженых на дороге и Хусаинова. Валить меня все они намеревались вчистую. Почему? Ага. Есть у меня привычка попеть, размышляя. А что я напевал? «Это удивительный был аттракцион...» Кто-то из слушающих, скорее всего технарь, а он, судя по фамилии, откуда-то с Кавказа и русский язык разумел, решил, что я уже тогда догадался и о докторе Брайте, и обо всем прочем, и – отдал соответствующий приказ. Но потом... Приказ был отменен. Кем? И – почему? «Но знаешь ты слишком много...» Значит, я знаю нечто такое, чего не знают они... Именно затем меня и оставили в живых. Пока.
Все эти мысли проскочили в секунды; я улыбнулся, стараясь, чтобы улыбка вышла ироничной.
– Знаю слишком много?.. В этом мире есть что-то «слишком»?
– Зависит от человека, времени, места и обстоятельств.
– Значит, у меня блестящее будущее.
– Это не тебе решать.
– Но и не тебе, Бетти.
– Это решать мне. – Из комнатки, в которой чародействовал покойный Фрэнк, вышел сухощавый, подтянутый мужчина среднего роста, смуглолицый, в летнем костюме. – Все никак не угомонишься?
Это был Али Юсуф Латиф. Некогда – честолюбивый молодой человек, знаток поэзии и Корана, происходивший из семьи владетельных князей пакистанского Лахора. Теперь... Откуда мне знать, кто он теперь? Хотя – догадаться можно.
– Бетти, подожди меня на воздухе.
– Да, шейх.
Девушка вышла.
– Пройдем в комнату, Дрон.
Али устроился на стуле. Мне предложил глубокое гостевое кресло. Шансов в этом случае у меня не было никаких. Али никогда не расставался с ножами и владел ими с редкостным искусством.
Али улыбнулся:
– Что скажешь, Дронов?
– Мир маленький. И он не изменился.
Глава 79
Когда мне было чуть больше двадцати, я тоже считал мир маленьким. Перелет до Карачи или Лахора занимал всего несколько часов, естественно, не прямым рейсом из Москвы – на перекладных, как правило, через Индию. И именно тагда страна на карте, такая, как Пакистан, – в ее названии мне всегда чудилось что-то сказочное, – представала равнинами, горами, плоскогорьями, разноязыкой и разноплеменной речью... Здесь говорили на урду, пушту, дари, синдхи, хинди... И естественно, на английском. На хорошем правильном английском девятнадцатого столетия, не испорченным современным сленгом и американизмами.
Али Юсуф Латиф руководил штабом отрядов афганских моджахедов; базировались они в Пуштунистане, на территории Пакистана. В силу происхождения, образования и, пожалуй, природного ума в рядах «полевых командиров» Али Латиф не задержался. Судьба и свела нас тогда – очень молодыми людьми. Меня к Али Латифу «подвели» как английского студента-этнолога, изучавщего нравы пуштунов-кочевников. И все понимающе кивали, принимая меня за сотрудника разведки. Английской. Я старался никого не разочаровывать.
В лагере я провел полтора месяца: на большее моя хлипкая легенда и наспех состряпанное прикрытие не тянули. С Али Латифом мы сошлись: мы были одногодки, с тем еще невостребованным азартом к жизни, какой годы порою истребляют в людях жестоко и от которого остается лишь воспоминание – словно дымка над вершиной могучего вулкана, напоминающая о его былой мощи... Вечерами мы подолгу беседовали: о мире и войне, о смерти и бессмертии...
Али Латиф был человеком отважным и умным. Цинизм тогда еще не разъел его душу, но притом он хорошо понимал, сколь важно хорошее начало жизни: растраченные годы юности заменить потом нечем.
Али Латиф был готов к борьбе за лидерство, что велось всегда между пуштунскими кланами, но с приходом в Афганистане к власти Тараки, затем Амина и Кармаля борьба эта, подогреваемая войной, обострилась. Али Латиф был готов к будущему лидерству. И не любил американцев. За беседами я выдал ему совершенно достоверную информацию о том, что группа пуштунских полевых командиров во главе с сыном известного Ахмад-шаха готовит провокацию его людям на базе и западню группе его боевиков при переходе через перевалы в Афганистан; ответственность будет возложена на него, и лидерство его будет подорвано, если не прекращено вовсе.
