Андрей Кивинов - Акула. Отстрел воров
Он позвонил боссу. Тот обещал разобраться, заехал через часок, выслушал снова и уехал задумчивый. Напоследок сказал, что в одну воронку снаряды два раза не падают.
Многоопытный босс ошибался. Оказалось, что падают. Да ещё как!
Заявились трое громил. Денег не предлагали, сразу начали бить и «козлом» обзывать. Почему-то были уверены, что памятник Гмыре поставил не родственник, а кто-то другой, и предлагали рассказать правду. Расколошматили телефон об его голову. Баксы забрали — и тот стольник, который оставили первые визитёры, и те четыреста, что заработал сам непосильным трудом.
Было очень обидно. И больно, конечно!
Они уехали, пообещав вернуться.
Как только он оклемался, явился Андрей. Показал какую-то книжечку, напомнил о каких-то угрозах и начал спрашивать то же самое…
— Что ж ты, дурень, на меня бросился?
— Подумал, что в третий раз побоев не выдержу.
— Помнишь, как они выглядели?
— Может, узнаю. Которые трое — все одинаковые. Шеи — вот такие! И хари — во! А первые двое — интеллигентные, одеколоном воняют. Одного называли так интересно…
— Вспоминай, пригодится!
— Синус! Точно, Синусом его, падлу, звали. Я ещё подумал вначале, что на латвийца он не похож, больно смуглый…
— А Гмырин брат?
— Мелкий такой, мне по плечо. Да я уже и не помню! Когда это было? Знал бы, что так обернётся…
— И что бы, интересно, ты сделал?
Мужчина машет рукой.
— Кроме тебя кто-нибудь видел этого брата? Я имею в виду из вашей кладбищенской братии?
— Никто, в том-то и дело. Заказ у него я принимал. Памятник он не у нас делал, готовый откуда-то привёз. Мне передал, заплатил, сказал, чтоб установили на совесть…
— На чью, твою? Да ты ж на неё давно болт забил!
Мужчина воспринять юмор не может, даже такой прямолинейный. Напряжённо молчит. Акулов ещё кое-что спрашивает. Бесполезно, никакой дельной информации получить не удаётся…
Андрей отвозит Юру домой. Тот молчит всю дорогу. На прощание крепко жмёт руку. Открывает дверь и ставит ногу на землю. Смотрит на Андрея прищурившись. Лицо серьёзное, озабоченное:
— Ростик говорил, что его брат — страшный человек. Если он в городе… Он попытается отомстить!
— Постарайся вспомнить о нем ещё что-нибудь.
— Нечего вспоминать. У нас был всего один разговор на эту тему. Ростик даже фотографию брата мне не показал.
— А она у него была?
— Может, и не было.
Юрий уходит, Акулов разворачивает машину и направляется в РУВД.
На то, чтобы получить ответ на официальный запрос в Ленинградскую область, может уйти не один месяц. Вполне возможно, что ответ вообще не придёт. Или пришлют «отписку», сочинённую, не выходя из кабинета. Иногда, по бесперспективным делам, и такая сгодится. Но сейчас не тот случай. Андрей звонит в РУБОП.
— День добрый, Северный ОУР беспокоит. Фадеева можно услышать?
Игорь — друг Волгина. По удачному стечению обстоятельств именно он занимался убийством Гмыри. К раскрытию не приблизился, но определёнными сведениями обладал.
— Через три месяца.
— О как!
— Командировка.
— Чечня?
— Да. Позавчера его проводили. Что-нибудь важное?
Акулов, помешкав, кратко объясняет суть дела, но незнакомый коллега не может помочь:
— Я краем уха слышал об этой истории, но тогда ещё здесь не работал… Боюсь, что придётся ждать Игоря. Кроме него, вряд ли кто знает все досконально…
Обложившись справочниками, Акулов звонит в город Сясьстрой. Соединиться с местным отделом милиции удаётся на удивление быстро. Слышимость великолепная и, что ещё более важно, на том конце провода оказывается человек, готовый помочь.
— Сделаем! — бодро заверяет он, как только Андрей заканчивает излагать просьбу. — Тебе как срочно надо?
Акулов смеётся:
— Как всем!
— Сегодня уже поздновато. Завтра до обеда я тебе перезвоню. Так сгодится?
— Пойдёт.
Андрей кладёт трубку и улыбается. Напряжение, оставшееся после посещения Южного кладбища, пропадает. Как мало, оказывается, надо! Всего лишь краткий разговор с неравнодушным человеком. Которого он, скорее всего, никогда не увидит.
Настроение портится очень быстро.
В коридоре Андрей видит Кашпировского под ручку с женщиной. Дородный подполковник одет в форму, она — в блестящую чёрную шубу и шляпу, поля которой колышутся при движении. Женские шляпы Акулов не переносит, хотя и может признать, что иногда это бывает красиво. Отворачивается, запирая дверь кабинета, и слышит игривый голос:
— Добрый вечер, Андрей Витальевич!
Смотрит, с трудом узнает. Они встречались один раз, в гостях у Машиных знакомых. Как же её зовут? Не Брунгильда, а… Точно, Ядвига!
— Вечер добрый, — он вытаскивает из замка ключ, ставит печать.
Кашпировский смотрит на него неодобрительно. Соперником, что ли, считает? Смешно! Знал бы, что они здесь пойдут, — посидел бы ещё в кабинете.
Подполковник хочет пройти мимо, но Ядвига его останавливает. До Акулова метров пять, говорят они тихо, так что слов не разобрать, но и без того понятно — прощаются. Инициатива — её. Кашпировский целует женщине ручку и топает дальше по коридору. Проходит впритирку к Андрею. Женщина ждёт. На плече сумка, в руках перчатки, одно колено чуть согнуто. Шляпа отбрасывает тень на лицо, но видно, что «психологиня» слегка улыбается. В зависимости от ситуации, такую улыбку можно назвать и насмешливой, и многообещающей.
— Удачно мы встретились, — говорит женщина, пристраиваясь рядом с Андреем; стучат каблучки, она просит: — Нельзя ли потише?
Акулов сбавляет шаг.
— Вы ждали меня?
— Не совсем. Но увидела и решила воспользоваться удобным случаем. Нам надо поговорить. Вы на машине? Вот и отлично, заодно меня подвезёте.
Они садятся в «восьмёрку».
— Попали в аварию?
— Не повезло.
Пауза, которая словно бы заменяет слова «рано или поздно это непременно должно было случиться».
Акулов выруливает со двора РУВД.
— Куда дальше?
— Подвезёте до дома? Это недалеко, так что не надо спешить. Езжайте помедленнее.
Андрей думает, что начало разговора не соответствует стандартным просьбам о консультациях в сложных житейских вопросах, с которыми частенько обращаются знакомые. Что-то другое, скорее всего — связанное с их единственной встречей. Значит, говорить будут о нем. Маша, кажется, упоминала о его психологическом портрете, который обещала составить Ядвига. Обещала, составила, но держит в секрете. Точнее, держала. Сейчас, можно поспорить, она готова кое-чем поделиться. И можно ещё раз поспорить, что её выводы не слишком-то утешительны.
Женщина молчит довольно долго, и эта пауза получается настолько многозначительной, что и слова-то никакие уже не нужны. Без слов все понятно. Если бы у Андрея так получалось давить на допросах — ни один злодей не избежал бы раскаяния.
Хочется протянуть руку и отогнуть поля её шляпы, чтобы увидеть лицо.
— Я давно знаю Марию и отношусь к ней с большим уважением, — начинает Ядвига. — Она очень хороший человек. К сожалению, до сих пор ей не очень-то везло в жизни. Я говорю о первом замужестве…
Слово «первом» было выделено. Подразумевалось, наверное, что сожительство с Андреем — второе, и тоже далеко не самое завидное, но Ядвига не хочет сказать этого прямо из соображений деликатности.
— Поэтому вполне естественно, Андрей, что я постаралась внимательнее присмотреться к вам.
— Очень польщён. Напрасно вы не предупредили заранее. Я бы помылся, надел чистый галстук и не ковырял пальцем в носу.
— Ничего, вы и так оказались на высоте, — кажется, она улыбается — по крайней мере, та часть лица, которую не закрывает головной убор, выглядит улыбающейся. И снова — многозначительно. По-другому, видимо, Ядвига не умеет. Издержки профессии.
— В самом деле?
— Да, выглядели очень достойно. Я бы хотела задать один вопрос, чтобы окончательно внести ясность. Это можно сделать сейчас?
— Можно, делайте. Все люди делают это.
— Андрей, вы — патриот?
Акулов отвечает после паузы, хотя время на раздумья не требуется, ответ известен давно:
— О патриотизме громче всех любят говорить люди, у которых дети учатся за границей.
— А вы придерживаетесь того мнения, что надо не говорить, а делать дело?
— Да.
Теперь уже совершенно очевидно, что она улыбается:
— Лучше всего — уголовное дело?
— Нет. Просто своё.
— Теперь мне про вас ясно практически все. О патриотизме я спросила только для того, чтобы убедиться: выбор профессии не обусловлен особенностями воспитания. Это действительно ваш осознанный выбор. И сделан он достаточно правильно. Я скажу вещи, которые могут показаться немного жестокими.
— Ничего страшного, я достаточно терпелив.
— Не станете выбрасывать на ходу из машины? Хорошо… В душе вы в большей степени несчастливы, чем это отражается в поведении: на окружающих вы производите впечатление активного, ищущего, целеустремлённого человека. Мир вы воспринимаете реалистично, однако своё предназначение видите в служении идеалу. Вы распыляете талант, растрачиваете духовное и материальное богатство. Иногда вы бываете жестоки к близким вам людям и очень часто — слепы по отношению к ним, но оправдываете это необходимостью. Вам следует избегать увлечения азартными играми и асоциальным поведением. Из вас не получится ни игрок, ни преступник. В первом случае все закончится глубокой депрессией, во втором… Если вы нарушите писаный закон, Уголовный Кодекс, например, но будете считать это правильным или, в крайнем случае, необходимым, то все обойдётся. Но если вы нарушите свои личные моральные нормы — это кончится тюрьмой. Вам жизненно необходима работа, связанная с острыми впечатлениями и риском, при этом она должна быть созидательной, проходить на виду у людей, требовать больших или, скажем так, редких познаний, мобилизаций душевных и физических сил.
