Данил Корецкий - Кто не думает о последствиях…
– Вот и правильно, молодец! – Карим просиял. – Небольшое недоразумение улажено, дальше все идет по плану. Вы делаете свою работу, соблюдаете дисциплину и получаете хорошие деньги, как договорено! А насчет клюковки не жалейте – вернемся в город, я вам такой стол в ресторане накрою – закачаетесь! Договорились?
Он обвел взглядом всю «шайку» по одному, каждый кивнул или сказал «да». Инцидент был исчерпан, и атмосфера вроде разрядилась. Карим повеселел.
– Собирайтесь, двинемся к жилью! – приказал он. – В избе ночевать удобней, да, может, в баньке попаримся…
Мончегоров первым залез в вездеход, достал из рюкзака нож и повесил на пояс, под одежду. Через десять минут снова взревел двигатель, и БРДМ, отклоняясь от курса, двинулась в сторону неведомо кому принадлежащего жилья. Это могла быть заимка охотников, или убежище лихих людей – беглых зеков, разыскиваемых преступников, браконьеров… Да мало ли кто может скрываться в тайге на площадях больших, чем Франция и Германия вместе взятые!
Иван Степанович и Рустам вольготно развалились на своем диване: Тайга перешел к товарищам и теперь сидел напротив, открывая и закрывая рот и озабоченно ощупывая челюсть.
– Болит? – спросил Мончегоров, перегибаясь через стол и повысив голос.
Тайга только кивнул и махнул рукой.
«Итак, здесь две компании, – продолжал размышлять Иван Степанович. – Основная – Карим и Рустам, ну, и я вроде как с ними… На месте организовал экспедицию тот, кто сидел в „Лендкрузере“, – он обеспечил вездеход с Володей и необходимыми припасами, он дал Кариму пистолет – в самолете его никак не провезешь… А эти мужики – вспомогательная рабочая сила, кто-то их нанял, однако особенности дикого характера таких людей в условиях тайги рвутся наружу, вот Карим и поставил их на место… Причем сделал это очень умело! Самому Мончегорову однажды тоже приходилось пугать „бичей“ пистолетом, только в воздух он не стрелял и показательных поединков не устраивал. К тому же оружие ему было положено по должности, на него имелось разрешение, и получил он его под роспись в милиции, а не за тонированными стеклами джипа без номеров… Хотя сейчас все проще, особенно вдали от крупных городов… А Карим – хороший психолог, вон как закончил „урок дисциплины“ – пообещал ресторан, перешел на дружеский тон и сгладил конфликт, чтобы не оставлять в сердцах у мужиков скрытой обиды… Вон, сидят, болтают, скалятся, как ни в чем не бывало, только Тайга хмурый и челюсть у него опухла, как бы не перелом, а то намучаемся с ним: здесь стоматологических кабинетов нет…»
Машину качнуло, двигатель смолк.
– Приехали! – крикнул из кабины Карим.
* * *Скит старообрядцев
Селение было небольшим, около полутора десятка деревянных домиков – несколько добротных, но потемневших от времени срубов, остальные кое-как слепленные развалюхи. Они стояли на открытой возвышенности, здесь дул ветерок и гнуса оказалось намного меньше, чем в зарослях. Вездеход остановился на околице, метрах в ста от огораживающего поселок невысокого заборчика из длинных жердей. Карим взял «Тигр», дал двустволку Рустаму и позвал третьим Мончегорова, остальным приказал сидеть в машине. Выходя, Иван Степанович машинально бросил взгляд в кабину и увидел, что Володя выглядывает в верхний люк, а в руках у него автомат. Откуда у них боевое оружие?! Впрочем, раздумывать над этим было некогда – главное, чем обернется встреча… Тайга – это не Москва и не Омск, поэтому сейчас выходящая из-за надежной брони троица испытывала такие же чувства, как моряки Джеймса Кука, высаживающиеся на открытый ими остров. Что их там ждет? Агрессивно или мирно настроены аборигены? Не живут ли здесь каннибалы? Кстати, судьба самого Кука сложилась далеко не лучшим образом…[46]
Непрошеных гостей вышли встречать несколько десятков человек: бородатые мужчины, женщины в длинных юбках и платочках, завязанных под подбородком. Они стояли тесной кучкой у хлипких ворот, а метрах в десяти впереди, опираясь на вырезанный из ветки посох, пришельцев ожидал старик с седой бородой по пояс, властным выражением лица и жестким взглядом. Он был в широком брезентовом плаще и нелепой здесь летней шляпе, рядом стояли четверо мужчин среднего возраста, тоже небритых, за плечами ружья и старинная «трехлинейка». Переведя взгляд с платочков и бород на небольшой домик с четырехскатной крышей под крестом, Мончегоров понял: «Старообрядцы…»
– Поговоришь с ними, Иван Степанович? – шепотом спросил Карим. – У тебя лучше получится…
«Это уж точно», – подумал Мончегоров, уже не обращая внимания на непочтительное «ты».
– Поговорю, – так же шепотом ответил он.
И, слегка поклонившись, обратился к старику, как представителю всей общины:
– Здравствуйте, люди добрые! Мир вам и покой вашим жилищам. Меня зовут Иван Мончегоров…
– И вам здравствовать, – отозвался старик, несколько удивленный столь учтивыми оборотами, которыми тайга обычно не балует. – А я Силантий Бельский… Вы кто будете?
– Геологи мы… А я инженер-мелиоратор, – сказал Иван Степанович половину правды.
– А почему на танке приехали? – недоверчиво спросил Бельский. – Военные геологи, что ли?
– Да нет, самые обычные. Это не танк, это вездеход…
– А вы эти… Староверы? – вмешался Карим.
Бельский недовольно поджал губы.
– Нет, Карим, вера, она всегда одна, – мягко поправил Иван Степанович. – А вот обряды появились новые, их не все приняли. Так что называют их старообрядцами…
– То так, – кивнул старик и с интересом глянул на Мончегорова. – Откуда такие подробности знаешь?
– Читал, интересовался. Знаю, что в девятьсот тридцатом году Патриарший Священный Синод снял с вас прошлые проклятия…
– И это верно, правда свое берет, – кивнул Бельский. – А вы небось золото ищете? Так нет здесь этой дьявольской забавы…
– Почему золото?
Старик улыбнулся, и его жесткий взгляд слегка смягчился.
– Ну, не кедровые же шишки!
– Слюду мы разведываем, – сказал Мончегоров, стараясь держаться ближе к правде. В этих краях действительно много лет назад открыли месторождение слюды, но экономически его разработка оказалась невыгодной. И в свою очередь спросил: – А откуда у вас польская фамилия?
– Верно заметили. – Старик погладил бороду. – Прапрадед мой из-за гонений на веру бежал в Польшу… Там работал на пана, взял его фамилию. Только потом его все равно схватили и выдворили в Сибирь.
Он помолчал.
– Ну, а к нам за какой надобностью?
– Переночевать пустите? Нас восемь человек, в машине не поместимся…
Силантий снова построжал лицом.
– Извиняйте, у нас с этим строго… Мы чужих не пускаем…
– Не волнуйтесь, мы заплатим, – вмешался Карим.
Старик презрительно улыбнулся.
– Зачем нам деньги? Какая польза от них? Ни есть нельзя, ни носить, ни медведя отпугивать…
– Мы не доставим вам беспокойства, – как можно мягче сказал Иван Степанович. – У нас больной, может, у вас фельдшер есть…
Старик выставил вперед сухую морщинистую ладошку.
– Извиняй, Иван. Ты мне приглянулся, был бы один, может, и пустил бы. Но мы чужих не привечаем!
В это время стоящий сзади мужчина лет сорока с «трехлинейкой» за спиной, наклонившись, что-то зашептал Силантию на ухо. Карим и Рустам синхронно шагнули назад и расстегнули куртки. Но это не было сговором. Силантий вздохнул, почесал затылок, не глядя, протянул руку назад. Мужчина что-то вложил в нее, и Силантий показал руку гостям. На ладошке лежал винтовочный патрон.
– Таких зарядов дадите?
– Конечно, дадим, – облегченно сказал Карим. – Сколько надо?
– Не меньше десятка! – сказал Силантий настолько неуверенно, будто просил невозможное.
Рустам молча вынул из кармана запасной магазин, выщелкал патроны и высыпал в подставленные мужчиной ладони.
– И канистру горючего! – добавил Силантий.
– Без вопросов, – кивнул Карим. – Баньку истопите?
– Ладно, ночуйте, – нехотя сказал Силантий, оставив вопрос без ответа. – Только к нашим не приставать, по селу не блудить, водку не пить… Посуду с собой возьмите, у нас у каждого своя и ложка, и плошка… Как солнце зайдет, ложитесь и спите себе с Богом, а поутру уйдете. Вот, мой сын вас проводит…
Он повернулся к мужчине с «трехлинейкой»:
– Василий, отведи их в дом усопшей Пелагеи.
И, развернувшись, пошел восвояси. Остальные обитатели, оживленно судача, быстро разошлись по домам. Когда вездеход подъехал поближе и его пассажиры, собрав вещи, двинулись за Василием, поселок был пуст и казался вымершим, хотя из маленьких окошек за ними с любопытством наблюдали десятки пар глаз. Во дворах копошились куры, с лаем рвались с цепей большие лохматые псы. На пустыре возле хлева стояли трактор и семитонная прицеп-цистерна, выкрашенная почти облупившейся зеленой краской. «Такие были у нас в рабочем поселке», – отметил про себя Мончегоров.
