Андрей Дышев - Инструктор по экстриму
Гера стал для Миры тем запретным плодом, вкусив который она вдруг поняла, что все это время обманывала себя, убеждая, что любит Лену и считает их отношения нормальными. Ничего, кроме страха и брезгливости, Мира больше не ощущала.
Она шла по тропе в лагерь, надеясь найти там Геру. Ей было страшно и за него, и за себя. Все вокруг погрязло в липкой темноте. Ее прошлое было наполнено пороками, лучшая подруга была выпачкана в крови, и от нее шел запах трупов. И впереди ничего светлого. Только Гера, его прикосновения, его поцелуи расцветали в душе Миры бутонами роз. Как это странно: вроде бы ничего особенного он для нее не сделал. Пару раз поругались, пару раз наоборот… Но насколько чистым, естественным и свежим казалось Мире его отношение к ней. У нее было ощущение, словно несколько лет подряд ее дурили муляжами, подсовывая вместо настоящих пластиковые яблоки, гипсовые цветы, резиновые шоколадки. И глицериновые слезы из пипетки называли настоящими, и водили гулять в бутафорный парк из папье-маше, и заставляли восторгаться «морским бризом» из электрофена, и вместо мужчины к ней в постель ложилось чудовище.
«Прости меня за все! Прости за все!» – бормотала она то ли Гере, то ли богу, продолжая взбираться на обрыв. Подняла выше колен подол сарафана, убрала волосы со лба и закрепила их заколкой. Ей становилось жалко себя. Жизнь непутевая, все в ней кувырком. В детстве не оказалось рядом любящих родителей. А как подросла, не оказалось рядом нормального мужика. Гера пришел в ее жизнь с большим опозданием. Вот в чем вся беда. Вот в чем…
Она плакала. Тропа, камни, усыпанные хвойными иглами, двоились в ее глазах. Она пыталась идти по обеим тропинкам, и ее шатало из стороны в сторону, словно пьяную. Человек никогда не осознает своего счастья. Оно неуловимо, как радуга, и отчетливо видится лишь тогда, когда остается в прошлом. В тот солнечный день, когда Мира кормила Геру ежевикой, было счастье. Еще оно было лунной тихой ночью, когда они спали на берегу реки, прижавшись друг к другу. Оказывается, было счастьем просто смотреть на Геру, как он рубит дрова, забивает палаточные колышки, как готовит цветочный чай…
Вот и поляна. Палатки замерли в кривом строю. Солнечные лучи, пробившиеся сквозь листву, желтыми пятнами упали на покатые крыши. Какая-то настораживающая тишина. Даже не поют птицы и не трещат цикады. Мира остановилась, глядя по сторонам, и тихо позвала:
– Гера!
Палатки, оттого что закрыты на «молнии», кажутся сытыми и ослепшими черепахами. Мира не сводила глаз со своей палатки. Почему она решила, что Гера обязательно будет ждать ее там? Наверное, лежит на ее спальнике, рассматривает ее вещи. Это Миру ничуть не беспокоило. Пусть изучает. Он для нее родной человек… Прибрано ли там? Последний раз она заглядывала в палатку перед тем, как спуститься с Герой на берег. В потемках на ощупь искала пакетик с бельем. Кажется, так и оставила его распотрошенным посреди палатки.
Но почему в груди нарастает тянущая боль? Почему она боится повернуть голову и взглянуть на палатку Геры? Она уже видит ее краем глаза, палатка не похожа на другие, с ней что-то произошло. Мира чувствует, что ей предстоит увидеть нечто более страшное, чем труп в реке. И нет сил повернуть голову и поверить в случившееся…
Хлопая крыльями, вспорхнула птица. Качнулась ветка. Мира круто повернула голову, и сердце ее ухнуло куда-то вниз и сразу наполнилось свинцовой тяжестью… Поздно! Самое страшное уже случилось. Уже ничего нельзя переиграть. Наступили конец света и конец жизни… Палатка изрешечена пулями. Зияют черные рваные дыры. Огромное кровавое пятно подсыхает на ветру.
Она почувствовала, что помимо своей воли опускается на землю. Горло свело судорогой, и крик так и остался в груди. В глазах ее потемнело… Это она его убила. Она втянула его в грязную игру, придуманную Некрасовым. Тому очень понравился сценарий фильма. Принес копию. Речь там шла о том, как молодая любовница оперативного работника, балуясь с пистолетом на пустынном пляже, якобы нечаянно застрелила плавающего в море человека. На самом деле никого она не убивала, преступление еще только готовилось. Но глупый оперативник подвоха не заметил и, выручая любовницу, следующей ночью собственноручно закопал подброшенный на пляж труп, чем обеспечил своей девице полное алиби… «Чего голову ломать? Вот подсказка! – сказал Некрасов. – Мое алиби обеспечит совершенно посторонний человек, которому милиция поверит». Во время переправы Некрасов скрылся в лесу, а Мира разыграла сцену. Гера поверил, что Некрасов упал в воду. Если бы вдруг Некрасов попал под подозрение в грабеже аптеки, то Гере пришлось бы взять грех на душу и подтвердить, что Некрасов все дни похода никуда не отлучался.
Мира не думала, что все это так плохо кончится. Была уверена – Гере ничего серьезного не грозит. Подумаешь, слегка парень испугается, немного понервничает. Самое плохое – один-два допроса у следователя, а все остальное – как с гуся вода. Что касается Лены, то она вообще не должна была близко подходить к лагерю. Место встречи с Мирой – на противоположном берегу, как раз на той поляне, где Мира впервые почувствовала власть мужчины над собой…
Она тихо вскрикнула от резкого прикосновения к ее лодыжке. Не успела понять, в чем дело, как потеряла равновесие, упала на землю и по прелой листве съехала в овраг, как по детской горке, и сарафан задрался чуть ли не к самому подбородку. Слезы все еще заливали глаза, и все предметы вокруг себя она видела так, словно находилась под водой. Но Геру различила совершенно отчетливо и закричала бы, если бы он не закрыл ее рот ладонью.
– Тихо! – шепнул он, прижимая ее голову к своему обнаженному торсу. – Ты ее не видела?
Мира всхлипнула ему в ладонь, еще крепче прижала ее к губам и отрицательно покрутила головой. Он потянул девушку за локоть, на дно оврага, густо поросшее тонкими кривляющимися деревцами. Она едва отрывала от земли ноги, скользила, теряла равновесие и не понимала, можно ли уже радоваться этому чуду, или же это всего лишь какое-то недоразумение, галлюцинация, отложенная на минуту казнь. Не останавливаясь, она водила рукой по его смуглой спине с пунктиром позвонков посредине, на ощупь отыскивая раны, источники обильной крови, залившей всю палатку, но кожа его была гладкой, живой, и под лопаткой отзывались тяжелые и частые удары сердца.
Наконец под древним замшелым камнем он повалился на листву и притянул Миру к себе. Раскачиваясь, словно собираясь молиться, он тяжело дышал и смотрел на нее совершенно счастливыми глазами, под которыми отчетливо обозначились темные круги. Они сидели друг против друга, держались за руки и шумно дышали. Когда до Миры дошел смысл всего происходящего, она кинулась Гере на шею, и слезы с удвоенной силой полились из ее глаз. Она целовала его так торопливо, что впору было подумать, будто его целует сразу несколько девушек одновременно.
– Любимый… любимый… – повторяла она и не могла подыскать какие-либо другие слова.
– Мира, подожди, – бормотал он, пытаясь осторожно отстраниться от девушки. – Ты должна мне сказать…
– Все потом… подожди… ты жив… Ты что – фокусник или бог?..
– Все проще. Я распорол заднюю стенку и выполз из палатки до того, как она начала стрелять.
– А кровь?
– Какая кровь? Не знаю никакой крови… Может быть, она прострелила баклажку с кагором… Пять литров все-таки!
– Я… я… – захлебывалась слезами Мира, – думала, что ты уже мертвый…
– Нам опасно здесь оставаться. Тебя ищет Лена… Твоя сестра… Мира, но подожди же!
– Она не сестра… Она уже никто для меня…
– Ты знаешь, кто она?
– Не надо, умоляю тебя, не надо!
– Ты должна сказать, что вас связывает!
– Я люблю тебя! Я люблю только тебя!
– Мира, эта женщина убила человека. Я должен знать, что тебя связывает с ней.
Девушка зажмурила глаза, отрицательно покачала головой и потянулась к Гере, словно за спасательным кругом. Он не позволил ей снова обнять себя, взял ее руки и прижал к своей груди.
– Ты слышала, о чем я тебя спросил?
– Гера, родненький, я никого не убивала! Я люблю тебя – разве этого не достаточно?
– Ты знаешь, чем она занимается?
– Да, – прошептала она, не открывая глаз. Слезы сочились из-под закрытых век.
Он судорожно сглотнул, тоже крепко зажмурился и тряхнул головой, желая проснуться. Она созналась. Она знает, что Лена – убийца.
– Она тебя ждет, – едва смог выговорить он.
– Да, – еще тише повторила Мира и вдруг склонилась над его коленями и стала целовать его руки. – Не бросай меня, пожалуйста… У меня больше никого нет, кроме тебя… Ты одно у меня солнышко…
Он кусал губы и не замечал, как рот наполняется соленой слюной. Ее волосы щекотали ему запястья, а от нежного прикосновения ее губ к ладоням у него сводило скулы.
– Плевать на нее, – произнес Гера, дрожащей рукой гладя Миру по голове. – Мало ли кто с кем когда-то общался… У меня тоже был школьный друг, а потом в тюрьму сел… Мы же не отвечаем за поступки других, правда?
