Виталий Гладкий - Убить зверя
– Извините, но я должен задать этот вопрос… – Клевахину почему-то стало неловко. – Вы тоже с этими… ну, в общем, с ними… кгм!.. занимались любовью?
– Нет. Я ведь избранная и должна быть непорочной. Мне запрещали даже смотреть на мужчин.
– Простите, я так понял, вы… девственница? – майор спросил это, не поднимая глаз.
У Тюлькина, который трудился в поте лица, на физиономии появилось глуповато-удивленное выражение.
Клевахин мимику старлея понял сразу; действительно, в нынешние времена полной свободы от всего и всех найти в городе нетронутую девушку тяжелее, чем крокодила в собственной ванной. Тем более, возрастом свыше двадцати лет. А Елизавете Атановой уже стукнуло двадцать четыре. Да, есть женщины в русских селеньях…
– Конечно, – просто ответила девушка.
Почему – конечно? Так подумал майор, но развивать эту тему не стал.
– Вы сможете указать место в лесу, куда вас возили, так сказать, для "профилактики"?
– Если ехать в машине, то, пожалуй, да. Меня везли в закрытом фургоне, но я нашла там щель и кое-что подсмотрела. На всякий случай.
– Вы хотели сбежать?
– Еще как хотела. Да все случай удобный не подворачивался. Думала, что в лесу смогу. Я ведь деревенская, мне тайга – родной дом.
– Тех, кто приходил на черные мессы, вы знаете?
– Некоторых. Их портреты я видела в газетах.
– Не хило… – прошептал сам себе Клевахин. – А опознать остальных, если придется, сумеете?
– Конечно. У меня хорошая зрительная память.
– Тогда назовите кого знаете…
Пока Лизавета диктовала фамилии, а Тюлькин заносил их в протокол, майор сосредоточенно предавался размышлениям. Набор имен участников сатанинских шабашей впечатлял. Как использовать полученные от девушки сведения в дальнейшей разработке "кладбищенского" дела?
Вопрос не то что повисал в воздухе, он вообще казался не решаемым. Кто посмеет дать добро на допрос двух депутатов, которые принадлежали к весьма подозрительной компании Джангирова? Только сумасшедший; или человек, честный до мозга костей. Но ни такой порок, ни подобное приятное исключение из общепринятых норм бытия не были присущи городскому прокурору. Не поднимется его перо и чтобы дать соответствующую санкцию на других шишек и прыщиков рангом пониже, но в которых долларов столько, что куры не клюют. Да что там санкция – стоит только где-нибудь обмолвиться о имеющемся компромате на всех этих власть и деньги имущих, и можешь немедленно заказывать себе деревянный макинтош. Или как можно скорее подавать рапорт об отставке и искать другое место жительства. Это в лучшем случае.
Нужна конкретные факты. Весом сто тонн, не меньше, чтобы из-под такой тяжести не мог выбраться даже слон. Яма с трупами в лесу? Это серьезно, если, конечно, она не плод девичьей фантазии. Но опять-таки еще нужно связать убийства с именем Джангирова, потом протянуть ниточку к "кладбищенскому" делу – если это вообще возможно – и попробовать выйти на снайпера, который устроил разборку с сектантамисатанистами, конечно же, не без веской причины, подразумевающей "заказ" или личные мотивы.
Значит, необходимо искать "гвоздь программы" – нечто такое, похожее на удавку вокруг шеи Джангирова – чтобы он мог от нее освободиться, лишь отправившись к своему страшному владыке… -…Товарищ майор! Николай Иванович, вы меня не слышите? – вернул его к действительности голос Тюлькина.
– Что там у тебя? – недовольно спросил Клевахин, с трудом собирая бестолково суетящиеся мысли.
– Мне бы нужно… ну, это… – заговорщицким тоном прошептал старлей, кивая на дверь.
– А… Дуй, только долго не задерживайся.
Тюлькин трусцой выскочил во двор. Майор задумчиво смотрел на девушку, которая отрешенно теребила тугую русую косу. "Ах, хороша! – восхищенно думал он, чувствуя как сильно трепыхнулось его сердце. – Повезет же кому-то… Какому-нибудь хмырю ушастому… Эх!" Старлей даже не вбежал в дом, а вкатился. В одной руке он держал пистолет, а второй пытался застегнуть ширинку.
– Нас пасут! – вскричал он и закрыл дверь на примитивный деревянный засов.
– Кто? – встревожился Клевахин.
– Не знаю. Один человек за сараем, второй в саду. Со стороны улицы я не заметил никого, но думаю, что и там заслон. Оба вооружены и в белых накидках, возможно, маскхалатах.
– Не было печали… – Майор прильнул к окну.
Но так ничего и не увидел. Неярко светило холодное предзакатное солнце, деревья роняли иней, по двору шел толстый серый кот… – и все. Тишина.
– Они тебе не привиделись? – спросил Клевахин.
– Товарищ майор! – обиженно возопил Тюлькин. – Я что, пацан? Между прочим, я бывший морской пехотинец, так что кое в чем кумекаю.
– Ладно, ладно, не заводись… – Майор посмотрел на Елизавету, о которой они на время забыли.
Девушка оцепенела. Казалось, что она превратилась в бездыханный истукан, и лишь в ее больших глазах светилась искра жизни.
– Пойду… посмотрю, – Клевахин направился к выходу. – Шурик, запри за мной дверь. И не открывай, пока не отзовусь…
Бабуля по-прежнему возилась с дровами. Майор не стал идти к сараю, а выглянул из-за забора на улицу.
Перед домом не было никого, но чуть поодаль стоял "джип", в кабине которого сидели люди. Похоже, Тюлькин не ошибался – их стерегли достаточно плотно. Что предпримут эти "пастухи"? Клевахин почти не сомневался, что они тоже вышли на след Лизаветы. И если это так, то оперативники им не нужны, а значит их пропустят беспрепятственно. Хотя… кто его знает. Но если забрать девушку с собой – а теперь ее оставлять нельзя ни в коем случае – то Клевахин был уверен, что живыми они до города не доберутся.
– Бабушка! – позвал он хозяйку дома. – Идите сюда.
На удивление, глуховатая старушка сразу откликнулась на его зов; похоже, она наблюдала исподтишка за входной дверью.
– Ага, – сказала она, кивнув, и, не выпрямляя натруженной спины, направилась к крыльцу.
Они вошли в дом и Клевахин опять запер дверь – но так, чтобы не видела старуха.
– Ну как? – спросил возбужденный Тюлькин.
– Нормально, – буркнул майор. – Прорвемся…
Сказал и подумал: "Похоже, что на тот свет…" Он понимал, что против "джипа" их горбатый ветеран имел нулевые шансы. Так же, как и он с Тюлькиным по сравнению с "пастухами": два "макарова" оперов против минимум четырех стволов, среди которых могло быть и кое-что покруче, чем пистолеты, не располагали к оптимизму.
Звякнуть в управление? Благо сотовый телефон, подарок Балагулы, в кармане. Пока соберутся, пока доедут – в случае наличия бензина – то к тому времени может рак свиснуть. Но если "пастухи" уже поняли, что их заметили, то трудно сказать на сколько им хватит выдержки топтаться на морозе и пассивно ждать развития событий. Кроме того, этим звонком Клевахин благополучно разрушал здание, которое сам же и построил.
"Засветка" собранных материалов в таком случае была обеспечена, а это могло значить лишь отсрочку "оргвыводов" противной стороны.
А что если?.. Нельзя! Почему? У чекиста – читай, мента – должны быть чистые руки… Папаша Дзержинский.
Классика. Чистые руки? Никаких проблем – они такими и останутся…
Клевахин вышел на кухню, чтобы его не слышал Тюлькин, и набрал закодированный номер:
– Алло! – солидно пробасил он в микрофон.
– Кто звонит? – услышал Тюлькин недовольный голос Балагулы.
– Знакомый, – криво ухмыльнувшись, ответил майор.
– Неужто?.. – начал было обрадованный Балагула, но тут же зажевал остальные слова – вдруг все-таки, несмотря на гарантии связистов, канал прослушивается. – Что-то случилось? – спросил он деловито.
– Еще как случилось. Загостился я тут у "пахарей"…
– Понял. Адрес?..
Майор наплел черт знает что – опять-таки на всякий случай – но бывший опер сразу выловил из словесного потока необходимые координаты, что и подтвердил так же иносказательно.
– Конец связи, – сказал Балагула. – Будем через полчаса. Продержитесь?
– Да уж постараемся…
Оставалось только ждать. Клевахин проверил пистолет и возвратился к остальным затворникам.
День потихоньку клонился к вечеру.
Глава 19. След
Одеяло было мокрым от пота, а подушка превратилась в дурно пахнущий влажный блин. Почти всю ночь Базуля трясло, как эпилептика, и лишь к утру нервный криз пошел на убыль. С таким состоянием старый вор был хорошо знаком еще со времен своих многочисленных отсидок по тюрьмам и лагерям, а потому врача звать не стал, лишь выпил горячего молока с медом и таблетку импортного аспирина. Он знал, что никакие доктора и лекарства не избавят его от сидевшего внутри беса, который крутил свою адскую динамо-машину невзирая на время года и количества денег в кармане. К старости Базуль начал понимать, что нельзя быть постоянно в состоянии сжатой пружины, когда-нибудь все равно последует надлом, но его нынешний статус вовсе не предполагал полную безмятежность, хотя возможностей для приятного времяпровождения у него вполне хватало.
