Стивен Хантер - Мёртвый ноль
Выстроив своей позой равнобедренный треугольник для структурной целостности и сжав напряжёнными мускулами пистолет в плотной хватке, Рэй дважды выстрелил в верхнюю половину левой части груди нападавшего, отбросив его назад и вбок, хоть он и догадывался уже о наличии у них бронежилетов — увиденное моментально рассказало ему всё что нужно было знать. Почувствовав что-то в воздухе рядом, он моментально сложился, поняв, что другой стрелок, заметив его стреляющим, моментально навёлся на него и дал очередь по нему, но между ними была незамеченная и нераспознанная беглым взглядом в пылу перестрелки «Хонда Цивик», так что очередь расколотила несколько стёкол и разметала кругом осколки, а пройдя пространство между стёклами и разнеся второй стеклянный барьер, пули отклонились от своей цели. Пока стрелявший оценил результат и обходил машины для выстрела без помех, Рэй уже снова оказался на земле и как мускусная крыса пополз под машины.
— Ты можешь выстрелить? — крикнул Мик З., который, сжимая SIG двумя руками, выцеливал через верх стены.
— Сюда, сюда! — вдруг заорал З., бросившись вдоль стены и высматривая из-за своих AirRages, куда бы выстрелить, но не видя ничего.
Богьер поглядел на Крекерса, который, хоть и не упав, шатался, будучи оглушённым двумя пулями, проломившими его бронежилет и оставившими синяки, которые придадут ему сине-пурпурный цвет на полтора месяца.
— Ближе, ближе, ближе! — кричал Богьер, заглядывая в проёмы между машинами, не поняв толком, что тактикой Круза было ползти под машинами, а не бежать между ними, поскольку он был способен ползти из-за своей худобы. До Мика не дошло пригнуться и брызнуть очередью по всем ста восьмидесяти градусам перед собою, тем самым всадив в парня пулю или две.
Крекерс вместе с ним, нетвёрдо держа оружие, с потным лицом и выпученными от напряжения глазами, бесшумно шёл через все брошенные, расстрелянные в хлам машины, ускоряясь то там, то здесь чтобы увидеть мёртвые зоны, а с другой стороны стены, держа SIG как меч-Экскалибур, выцеливал З., также прикрывая их.
Раздалась сирена, затем другая.
И тут Крекерс упал.
Рэй замер. Он был в ловушке, лежа на спине под такси «Шевроле», а эта ёбаная колымага была слишком низкой чтобы пролезть под ней насквозь и ему придётся совершать большое, неуклюжее усилие даже для того, чтобы выбраться тем же путём, которым он залез. И он не мог выстрелить ни влево от себя, ни под ноги, ни за голову. Однако тут он услышал лёгкий звук подошвы, припечатавшей землю и увидел ногу в ботинке «Даннер» в нескольких дюймах от своей головы. Без долгих мыслей он выстрелил в неё.
Рэй услышал крик и увидел, как полетела кровь и через секунду человек лежал рядом с ним, почти параллельно, менее чем в трёх футах. Это был настоящий Додж-сити- только горизонтальный, под машинами и с современным чёрным оружием, поскольку подстреленный, завидев его, с расширенными от страха либо горячки глазами пытался развернуть свой МР под машину для выстрела, а Рэй так же выкручивал плечо для нового выстрела. Близко, безжалостно, грязно- только скорость важна, и бах! — дульная вспышка, удар отдачи, драма движения затворной рамы назад-вперёд со сверхскоростью, звон пустой гильзы- Рэй выстрелил на долю секунды раньше, попав человеку в горло, заставив его кашлять и блевать кровью, затем выстрелил ещё раз- в лицо чуть ниже глаза, пробив в нём чёрную дыру и ввергнув тело в неподвижность.
Круз упёрся ногами в землю и толчком продвинул себя вперёд, ожидая увидеть синее небо и два пистолета-пулемёта, нацеленные на него перед тем, как опустошить магазины, но вместо этого получив беспрепятственную свободу и заслышав звук сирен. Он поднялся, зная, что порезан, ободран, ушиблен и обожжён в двух сотнях разных мест и как раз завидев, что двое выживших рванули свой джип в перестрелку по пути к свободе. Один из них открыл дверь, высунулся назад и дал очередь. Рэй видел, как очередь пронеслась до капота и решётки радиатора первой добравшейся до места полицейской машины, и экипаж, уйдя влево, ударил в припаркованную машину, вылетел на тротуар, ударил ещё одну машину и остановился.
Рэй подумал, что можно было бы пострелять вслед уезжающим, но пока уяснил себе мысль, было уже поздно и джип скрылся. Тишина. Валил пар, автомобили издавали предсмертные звуки продолжающих падать осколков стекла, но выстрелов не было. «Давай, шевели задницей»- сказал он себе.
Пробежав сквозь мойку, он перебрался через забор из сетки и полез в гору к железной дороге, скатился вниз с другой стороны, перелез через ещё один забор и оказался в промежутке между двумя небольшими домами. Он не помнил, как клал пистолет назад, но он оказался в кобуре под футболкой. Тут Рэй стянул свою кофту с капюшоном и выкинул её, чтобы остаться в футболке с длинными рукавами, оранжево-чёрной, провозглашающей гротескную верность команде с птичьим названием. Также он выбросил бейсболку «Иволги» и достал из заднего кармана новую, фиолетовую, но тоже с птичьей лояльностью. Аккуратно выглянув на улицу, чтобы не наткнуться на полицейскую машину, он не увидел их поблизости, хотя дальше в сторону главной улицы было видно, как они неслись на место перестрелки.
Наконец, он вошёл в бар. Это было место, что обычно зовётся «старым стилем», привлекавшее пожилых балтиморцев, которые ещё помнили город с мрачными тавернами, наполненными дымом, город пяти часов вечера, почитаемый всеми Джонни и Брукси. Все тут были толстыми, не имели шеи и выглядели так, что кинулись бы в драку при любом взгляде в глаза- даже женщины. Но также в этом месте ничего не замечали. Рэй сел у стойки, заказал пиво и принялся смотреть игру. «Иволги» вели 9–7, сделав позднюю пробежку. Очень волнующе. Затем он вызвал такси по соседству, вышел по неверному адресу, срезал через два двора и нашёл свою машину, нетронутую, стоявшую именно там, где он её оставил около пятнадцати часов назад. Сев внутрь, Рэй завёл двигатель и поехал в мотель в Лореле. После душа и получасового просмотра обзора перестрелки и бейсбола по телевизору он позвонил Суэггеру.
Отель «Времена года»
Номер 500
Северо-западная улица М
Вашингтон ДС
23-00
Её шея была изящной, кожа- алебастровой, зубы- ослепительно сияющими. Она носила такие украшения, которые мог подарить только король. Её волосы тёмной блондинки были собраны в копну наверху головы каскадом завитков, прядей и локонов. Глаза её были наивно-страстными.
Хочешь меня? Возьми меня. Заставь меня делать плохие вещи.
Жалко, что она была всего лишь в журнале. Зарзи положил его обратно. Он сидел один со своими часами. На нём был шёлковый халат, он только что вышел из ванной, причесался и напудрился во всех деликатных местах.
В нём текла кровь Александра, бывшая основой всему. Но за поколения она смешалась с тысячами струй ДНК горных воинов, несколькими монголами, поскольку какой-нибудь эскадрон кавалерии Чингис-хана точно побывал в его родных ущельях, оставив о себе память грабежами и потомством, смешавшимся позднее со смелыми европейскими исследователями, и наконец с предпринимателями, которые конвертировали европейскую потребность в маке в миллиардные деньги. Всё это смешалось в нём- восхитительном, экстраординарном владыке и провидце.
— Где мои «Тамс»? — крикнул он. — Желудок горит.
Слуга внёс и положил перед ним на серебряном блюдечке две чудесные таблетки.
— Ах… — сказал он, аккуратно проглотив измолотые крепкими зубами в лечебный мел таблетки.
«Облегчение…»- подумалось ему, когда пылающий пожар стих от лекарства.
— Лучше, мой господин?
— Да. Только ради этого Запад стоит пощадить. Хотя я уверен, что аэропланы, нефтяные вышки, ракеты, дифференциальное исчисление- всё это, как и антациды- исламское изобретение.
Слуга не ответил ничего, острота на нём угасла. Слуги не говорят на языке иронии, а лишь на языке послушания.
— Сколько тебе лет, юноша? — спросил он.
— Двадцать три, мой господин.
— Ты боишься смерти?
— Нет, мой господин.
— Почему ты так храбр?
— Я знаю, что у Аллаха всё предопределено, и если он захочет, я умру ради него. Это предначертано.
— Ну, а представь, что его план-это твоя работа в покорности до тех пор, пока ты не станешь некрасив, твои зубы сгниют и твой господин вышвырнет тебя на улицу, поскольку ты станешь ему противен. Ты станешь несчастнейшим кабульским нищим и замёрзнешь до смерти в грязи и дерьме жалкого переулка.
— Я…я не думал об этом, сэр. Но если это его план, то я приму эту жизнь.
— Вы, молодые, считаете, что в конце каждого пути лежит слава. Но в конце большинства путей лежит забвение.
