Сергей Кулаков - Удар блокируют ударом
– А так, ни на шо… – легкомысленно пропела Ганна. – Ну, пропускай, Павло. Своячка ж чакае.
– А мо – свояк?
– Мо и свояк.
– От, Ганна… Ты ж была у их неделю назад.
– Ну и шо, шо была? Соскучилась, то и еду.
– И гостинца везешь?
– Везу, а як же ж в госты без гостинца?
– Вот любишь ты свою родню, Ганна. А мене когда полюбишь?
– Нехай тэбе жонка любыть, Павло.
– Я ж покуль не женатый, Ганна.
– Ну то женись швыдче. Пропускай, ну!
– Ат, веселая ты баба.
Прапорщик прислонился плечом к ящику – повозка качнулась, – понизил интимно голос:
– А то може, покличешь колы в госты, а, Ганночко?
– Може, колы и покличу. А пока на вот сливяночки, щоб служилось легче.
Ганна достала что-то из сумки, стоящей у ее ног, и передала прапорщику. Роман увидел, что тот вертит в руке большую бутыль.
– Ну вот, Ганна, с этого трэба было и починать. Эй, Коваленко, подвысь!
Заскрипел подымаемый шлагбаум.
– Н-но, – шлепнула вожжами Ганна.
Повозка тронулась в путь.
– Давай же аусвайс, тисну печатку, – сказал прапорщик.
– На.
Оформление документов производилось на ходу и заняло несколько секунд.
– Ну, Ганна, добре тоби погостюваты.
– Спасибо, Павло.
– Ох, и красивая ж ты баба, Ганна. Га-га-га…
Послышались звуки шлепков – прапорщик на прощание похлопал Ганну по бедру.
– А ну! – строго прикрикнула она и рванула вожжи.
Конь дернулся и побежал вперед. Украинская граница осталась позади.
Бежал конь недолго. Через пару десятков метров он остановился у польской заставы. Здесь произошел примерно такой же диалог, что и на украинской стороне, только пан подхорунжий был не в пример вежливее прапорщика. Но от бутылки сливянки тоже не отказался.
Таким образом, граница осталась позади. Роман отделался трехминутным вдыханием паров цветочного одеколона и двухминутным выслушиванием комплиментов подхорунжего в адрес пани Ганны.
Вскоре они отъехали на достаточное удаление от КПП, чтобы Роман смог выбраться из ящика.
– Ну, Аня, ты просто гений, – сказал он, целуя в щеку свою спасительницу.
– От, придумав, – засмеялась та, не без удовольствия принимая его поцелуи. – Тут всэ такие гении.
По бокам дороги тянулся прежний лес, но только теперь он выглядел чуть покультурней.
– А где тут поворот на Кашки?
– Зараз будэ, – помрачнела Ганна. – Ще трохи.
У поворота на Кашки Романа должен был ждать Метек. Ганна, которую Роман счел нужным предупредить об этом, заметно взгрустнула от скорого расставания.
Разговор не вязался. Два незнакомых человека, которых на несколько часов сблизили обстоятельства. Роман обдумывал предстоящую операцию, от исхода которой зависело многое в его дальнейшей судьбе. О чем думала Ганна, бог весть, но только она совсем перестала нахлестывать коня и едва сдерживала слезы.
Серый джип «Тойота» с запыленными боками Роман увидел не сразу. В сумерках, на фоне песчаного бугра, он был почти незаметен.
– Вон твои Кашки? – махнула Ганна рукой в сторону джипа.
Голос ее был сердит, как у обиженного ребенка.
Роман обнял ее за неохватную талию, притянул к себе.
– Спасибо тебе за все, Аня. Ты даже не представляешь, что ты для меня сделала.
Ганна натянула вожжи, повозка остановилась.
Из джипа вышел Метек, несколько оторопело поглядывая на непонятную парочку.
– До свидания, Аня. Всего тебе хорошего.
– До свидання… – всхлипнула та.
Роман спрыгнул с повозки и подбежал к джипу.
– Ну что, Метек, едем?
– Едем… – все еще не оправившись от удивления, кивнул тот.
Он сел за баранку, завел двигатель. Двигатель заурчал негромко, бархатисто, джип бесшумно покатил по проселочной дороге.
Роман обернулся. Повозка так и стояла у поворота. Ганна сидела на своем ящике, смотрела вслед.
У Романа сдавило сердце. Еще одно расставание. А ведь стали близкими людьми. Жаль.
Он сел прямо, покосился на Метека.
– Красивая женщина, – сказал тот с видом знатока.
Роман взял с приборной панели сигареты, закурил.
– Да. Она мне очень помогла.
– Я понял.
Джип мягко покачивался на дорожных неровностях и ходко шел вперед. Темнело. Метек включил фары, дорога резко сузилась. Сбоку набегали деревья и тут же уносились прочь.
Роман уже перестроился и оставленную позади повозку не вспоминал. Большее, чем должны быть такие воспоминания, – обрывками дневной дремы, игрой воображения, книжной страницей. Иначе будет слишком трудно жить. А так перелистнул страницу – и существуешь дальше, тихий, ровный, невозмутимый. Как оно по роду занятий и полагается.
Разве только сны иногда навещают странные?
15 июня, Польша, вечер
Дождавшись, когда Роман покурит и переведет дух, Метек неторопливо приступил к уточнению деталей операции.
– Я могу узнать, что произошло, Роман?
– Да, Метек, конечно, – кивнул Роман, включаясь в работу. – Помнишь ту пани, с которой я приехал в Варшаву?
– Да, конечно! Пани с норовом.
– Она не только с норовом, – усмехнулся Роман. – Она еще и с сюрпризами.
– То было ясно.
– Да, – согласился Роман. – В общем, пани оказалась двойным агентом. Она похитила микропленку с очень важными документами.
– Ага!
– Накачала меня снотворным, и я оказался в плену. Ну, плен – это долгая песня, да и не суть важна. Главное, что Марта находится сейчас в пансионате «Старая сова», и пленка при ней.
– Мы должны забрать пленку, – констатировал Метек.
– Совершенно верно.
Метек сосредоточенно вел автомобиль по узким лесным дорогам, сверяясь время от времени с картой. Роман понял, что они держат путь на «Старую сову», причем Метек едет кратчайшим путем.
– Скоро мы там будем?
– Примерно через два часа. Тут всего семьдесят километров, но трасса сложная, сам видишь.
Он как раз сделал крутой поворот, после чего дорога пошла по каменистым косогорам.
– И спешить нам пока некуда, – добавил Роман.
Пока некуда было спешить, он подробно рассказал Метеку, что представляет собой пансионат. Правда, сам он видел его в темноте. Но от этого ценность его сведений не уменьшалась, поскольку навестить «Старую сову» им предстояло как раз таки ночью.
– Охраны там серьезной нет, – говорил Роман. – Но есть огромный человек по имени Адам. Он вооружен двустволкой, в которой, как я понимаю, далеко не утиная дробь. И вдобавок у него есть две овчарки, которые стоят десяти сторожей. Поэтому придется действовать жестко.
– Добже, – кивнул Метек, не выказывая и тени сомнения. – У меня есть кое-что с собой. Думаю, против собак это хорошо подействует.
Роман убедился, что в напарники ему попался человек стоящий. До сих пор он все делал именно так, как нужно было делать. Ни единая просьба или пожелание не вызвало у него ни протеста, ни отговорки. По прежним операциям Роман знал, что Дубинин обладает отличным, если не сказать выдающимся, умением подбирать людей. Кажется, не подкачал он и на этот раз.
– Как думаешь забраться внутрь? – спросил Метек.
– Пока не знаю, – честно сказал Роман. – Посмотрим по обстановке.
Метек только кивнул.
Они ехали по узкой одноколейке в полной темноте. Если бы навстречу попался автомобиль, то разминуться с ним было бы проблематично. С одной стороны шел густой лес, с другой высились крутые скалы. Порой скалы тесно нависали с двух сторон.
Но встречные авто не попадались. Джип ехал себе и ехал, изредка сворачивая на другую дорогу. Роман взял карту, быстро в ней разобрался и подсказывал Метеку повороты, как заправский штурман.
Вспомнилось некстати, как ехали по Парижу с Мартой и она точно так же вела его по карте к улице Готье. Ночка выдалась беспокойная, но с врагами было успешно покончено, и он уже настраивался на тихое завершение задания. Марта казалась подавленной, измученной, послушной, и кто бы мог подумать, что все эти психологические тонкости были рассчитаны ею с дьявольской точностью? Роман все текущие странности ее поведения списывал на природную вздорность характера, и до последнего, до того, как она залезла к нему в куртку за пленкой, не подозревал двойной игры.
Век живи, век учись.
– Скоро подъезжаем, – сказал Метек, бросив взгляд на карту.
– Да, скоро, – отозвался Роман.
Один вопрос не давал ему покоя: как быть с Мартой? По всем статьям, пулю в лоб подлой изменнице, и вся недолга. Отомстить за себя, конечно, в первую очередь, за тот проклятый котел и за вилы, едва не пропоровшие его насквозь. Ну, и наказать за «развод» Конторы. Это дело обычное, престиж фирмы надо блюсти, чтоб другим неповадно было.
Но Роман сомневался в глубине души, что у него поднимется рука хладнокровно пристрелить ее. Она, конечно, тварь, но тварь, во-первых, красивая, во-вторых, талантливая. А талант всегда жалко губить, в каких бы интересах он ни использовался. И, опять же, не по-мужски, применительно к ситуации.
