Евгений Сухов - Власть Варяга
Второй, немного поменьше ростом, но пошире в плечах, согласно кивнул и сразу же надрезал заготовленную ампулу. Илья с сомнением посмотрел на его пальцы, которые, казалось, были предназначены для того, чтобы сворачивать гриф штанги в узел, но уж совсем не для того, чтобы делать укол в вену.
— Как она, доктор? — спросил, волнуясь, Ростовский.
— Ничего утешительного, — сочувственным голосом произнес врач, — сейчас она без сознания. Но это не кома. Еще немного, и все могло быть намного хуже. — Он упаковал тонометр. — Несите девушку в машину, — обратился он к стоявшим рядом санитарам. — Только поаккуратнее.
Ладу положили на носилки. Замешкавшись, Ростовский не сразу отыскал покрывало, чтобы укрыть девушку. Но кто-то уже заботливо спрятал обнаженное тело под домашний халат, криво свисавший до самого пола.
— Вы поедете с нами? — поднялся доктор, посмотрев в глаза Ростовскому.
Ясные глаза, умный взгляд. Еще молодой, где-то около тридцати. Наверняка за время своей работы он успел насмотреться всякого и вскрытые вены должен был воспринимать с мудрым спокойствием. Но взгляд его был серьезен и строг. Он сопереживал, и Ростовскому очень хотелось, чтобы это было не наигранное чувство.
— Если вы без меня не справитесь, то я поеду, — отвечал Ростовский.
На усталом лице доктора промелькнуло нечто похожее на улыбку. Шел четвертый час ночи. Обычно в такое время «Скорая» приезжает к тем, кто, подобно канатоходцу, балансирует между жизнью и смертью. Лада была одной из них. В подобных ситуациях частенько все дело определяют секунды. И молодой врач задавался вопросом, сколько еще будет встреч до конца смены с кандидатами в покойники. Ну, уж на пару свиданий рассчитывать приходится, это точно! Такова статистика. Хорошо хоть, что женщину вытащили с того света, если уж не за хвост, то за локоны точно!
— Мы справимся в любом случае, поедете вы или останетесь.
— У меня есть дела, — как-то рассеянно произнес Ростовский. — Я должен их выполнить как можно скорее. Может быть, даже сегодня.
— Разумеется, — врач направился в прихожую, — вы можете поступать так, как вам заблагорассудится.
Ростовский двинулся следом за ним.
— Мне бы хотелось, чтобы вы поняли. Эта женщина мне очень нужна.
В подъезде хлопнула входная дверь. Санитары вынесли Ладу во двор. Ладонь врача скользнула по гладким перилам. У него еще оставалось секунд пятнадцать, чтобы ответить.
Обернувшись, он произнес:
— Можете ничего не объяснять. Я понял это, как только увидел вас.
И он заторопился вниз.
Спускаться Илья не стал. Слегка отодвинув занавеску, он увидел в центре двора реанимационную машину с синим мигающим маячком. В чреве этой машины находился самый дорогой для него человек. Наверняка в это самое время невозмутимый медперсонал вкачивал в нее чужеродную плазму.
А вот и доктор. Что-то сказав подбежавшему санитару, он привычно влез в кузов, и «Скорая», взвыв сиреной, уверенно направилась в сторону улицы.
Ростовский до боли сжал челюсти, очень эффективный способ, чтобы не завыть от тоски в полный голос.
Подождав, пока машина скроется за углом, Илья направился к выходу. Проходя мимо зеркала, он вдруг с ужасом обнаружил, что рукава его пиджака заляпаны в крови, словно в этом костюме он половину жизни проработал патологоанатомом.
Сняв пиджак, он отшвырнул его в сторону, достал другой из шкафа, такой же темный.
Дверь в ванную была открыта, и на паркетном полу были отчетливо различимы следы крови.
Какая-то неудержимая сила заставила его остановиться, и он направился в ванную комнату. Странно, но ванна по-прежнему была наполнена ярко-красной водой. Никто из бывших здесь людей даже не попытался выдернуть пробку. Впрочем, всем им было просто не до этого. Ростовский дернул за шнур, и вода, отыскав желанный выход, благодарно забулькала и устремилась в сток.
Под ногами скрежетали стекла разбитых пузырьков. Растворы, смешавшись, образовали темно-бурые лужи. Взгляд Ильи упал на плитку шоколада, лежавшую на стуле. Лада откусила от нее всего лишь крошечный кусочек, и на плитке был отчетливо виден полукруг от ее ровных зубов. Сердце защемило с невероятной силой. Ладно, надо идти.
Тщательно заперев дверь, Ростовский быстро спустился вниз по лестнице. Понемногу светало. Из серого мрака отчетливо проступали силуэты деревьев, казалось бы, навечно взятые в полон тьмой. А на площадках перед домом материализовались собачники, с интересом наблюдающие за физиологическими функциями своих питомцев. Обычная картина зарождающегося дня.
Ростовский снял автомобиль с сигнализации и привычно плюхнулся на водительское кресло. Он вдруг осознал, что с недавнего времени перестал бояться смерти. Подобное открытие он сделал в тот самый момент, когда увидел безжизненное лицо Лады. Все вернулось на круги своя. Смерти нет, есть только состояние, отличное от привычного. Ростовский даже посмотрел в зеркало, надеясь заметить в себе перемену. Нет, внешне он не изменился, вот разве что взгляд сделался несколько жестче. Но такую перемену способен заметить только близкий человек. Страх исчез, появилось полное ощущение свободы, какое дано испытать далеко не каждому. И если бы он сейчас угодил в капкан, то, не задумываясь, перегрыз бы собственную ногу. Берегитесь! Сейчас он был зверь, продирающийся через чащу, и горе тому, кто повстречается на его пути.
Глава 13 ЗАКАЗНОЕ УБИЙСТВО
По личному опыту Ерофеев знал, что самое неприятное в позднем возвращении — это неизбежное разбирательство с женой. Тем более что контрольное время истекло уже больше двух часов назад. А потому придется отчитываться за каждую минуту, проведенную вне дома. Допрос будет проведен с пристрастием, с хитрыми вопросами-ловушками. В этом плане его благоверная могла дать сто очков вперед любому, даже самому опытному оперу. Взгляд ее во время подобных бесед становился колюче-прожигающим, словно яркая лампа, направленная в глаза допрашиваемого.
Нельзя сказать, что Петр Ерофеев был святой (кто же в наше время без греха!). Но прошедший вечер протекал без прелюбодеяний. Конечно, у него были свои виды на остаток вечера, тем более что Лариса, давняя его возлюбленная, случайно повстречав его на улице, настойчиво приглашала заглянуть на чашку чая, многообещающе прошептав на ухо, что на ближайшие два вечера она осталась без супруга.
По правде сказать, Петр не любил заглядывать к замужним женщинам, ведь всегда существует немалая вероятность нежданного возвращения законного супруга. А далее, как следствие, спектр анекдотических ситуаций. Но в этот раз вариант был беспроигрышным — суженый Ларисы находился где-то под Абаканом и ковырялся геологическим молотком в кварцевых жилах. Даже если предположить невероятное, что в самый разгар полевого сезона он вдруг надумает съездить домой, то при самом благоприятном раскладе он объявится в городе не раньше, чем через неделю.
В общем, поводов для оптимизма было предостаточно!
Однако свидание не заладилось. Полнейший облом! В женской душе произошли какие-то непонятные метаморфозы, и самое большее, чего он сумел добиться в тот вечер, так это завалить Лариску на двуспальную кровать и в упорной борьбе стянуть с нее черные узенькие трусики. А дальше, скрестив ноги, бывшая любовница яростно отбила все его многочисленные атаки, выстояв, словно героическая Брестская крепость.
И вот усталый и обозленный на весь белый свет Ерофеев в одиночестве выдул всю бутылку водки и, коря себя за потерянное время и притупившееся мужское чутье, а также проклиная недотрогу Лариску, отправился в лоно семьи залечивать кровоточащую душевную рану. И какого тогда хрена баба строила глазки и так упорно зазывала к себе?!
Если в чем-то и могла обвинить Петра благоверная, так это в неумеренном количестве алкоголя, выпитого в этот незадавшийся вечер.
Скверно, но супруга обладала завидной интуицией, и Петр понимал, что любая его история может рассыпаться в прах под ее несколькими точными вопросами. Уж она-то умела находить противоречия в его «показаниях», к этому у нее был божий дар! Следовало придумать что-нибудь поправдоподобнее да похитрее, чтобы объяснить не только позднее возвращение, но и почему он так крепко выпил.
Можно было, конечно, сказать, что он свято блюдет супружескую верность, но для этого потребовалось бы поведать обо всех перипетиях неудачного вечера, чего Петру делать категорически не хотелось.
Ерофеев с тоской подходил к дому, а ноги с каждым шагом становились все более неподъемными. Остановившись, Петр закурил. Сквозь густую крону клена просвечивало ярко освещенное окно на четвертом этаже. Волнуется супруга, ждет, но лишь затем, чтобы, вооружившись скалкой, учинить мужу жуткий разгон.