Данил Корецкий - Антикиллер-3: Допрос с пристрастием
– Вот и видно теперь, кто ты такой есть! – прогремел откуда-то сверху голос всемогущего Прохора. – Никакой ты не блатной, а парафин, чушкарь голимый! Сам нашел свое место! Значит, будешь жить под шконкой, как твой кореш Крыса! А вначале пройдешь прописку! А ну, выползай на свет, крыса поганая!
Преодолевая боль в избитом теле, Шкет медленно вылез, с трудом поднялся на ноги. Колени дрожали. До него только сейчас начало доходить – что произошло. «Загнать под шконку» – это самое позорное наказание на тюрьме, так поступают с теми, кто ворует у своих. Хуже только «опускание», до которого остается один шаг. А он сам залез! Как так получилось? Ведь вышло, что вся его «правильность» ничего не стоит! И по «закону» он теперь «мастевый»…[62] Все перевернулось с ног на голову…
Обитатели камеры расселись на шконках, Шкета поставили перед ними. То ли от побоев, то ли от переживаний, а может, из-за освещения, но он не различал лиц – только мутные светлые пятна. Зато остро ощущал атмосферу нетерпеливого ожидания расправы.
– Выбирай: вилкой в глаз или в жопу раз? – спросил Прохор.
Ответ на него Шкет знал.
– Вилкой в глаз!
Потому что в камере ни вилок, ни ножей нет, есть только ложки.
– Гм… – удивился Прохор. – Тогда скажи, вот ты летчик. Летишь на самолете, мотор отказал. Справа озеро из спермы, слева – лес из х…ев. Куда садиться будешь?
Наступила тишина жадного любопытства.
– В каждом озере есть острова, а в каждом лесу поляны, – дал Шкет правильный ответ. Сокамерники обескураженно зашевелились.
– В жопу дашь или мать продашь?
– Пацан в жопу не еб…ся, а мать не продается!
Шкет приободрился. Теперь он различал лица малолетних арестантов. На них читалось удивление. Прохор почесал затылок.
– Ладно, тогда будем тебе зрение проверять…
– Зрение плохое – через рукав ничего не вижу!
– Гля, он и взаправду с понятиями…
Вариантов «прописки» существуют сотни. Но Шкету повезло: на все вопросы он ответил правильно. Прохор задумался. Похоже, что это не лох, а пацан с понятиями.
Тогда, получается, его по беспределу под шконку загнали. И если у него действительно авторитетные люди в кентах, то спрос учинят с него, с Прохора!
– Значит, так! – подвел итог он. – Пусть Шкет пока живет правильным пацаном. Мы Земе малевку прогоним, если подтвердит, так и останется. А если нет – рога отшибем, и будет спать у параши!
Так начался первый день Шкета в тюрьме. Он представлял его совсем по-другому.
* * *Клоп сидел на жестком казенном стуле. Его мутило. Он не привык обильно завтракать. Зато привык к ежедневной дозе алкоголя. Теперь организм ощутимо корежило. Хотелось пива. А еще лучше – «мастырку» анаши. Но сейчас ему ничего подобного не светило. Он с трудом унял внутреннюю дрожь и постарался вникнуть в происходящее.
– Клищук Петр Васильевич, родился в городе Тиходонске, шесть раз судим…
По другую сторону стола сидел средних лет мужчина в штатском, нудным голосом диктовал сам себе анкетные данные Клопа и вписывал их в протокол. Сразу видно, что это не опер. Кабинетный работник, бумагомарака – следак. Хотя неизвестно, кто из них хуже. Один за руки хватает, бьет по яйцам и вяжет, а другой сидит, пишет, говорит вежливо, улыбается, а сам срок накручивает…
– Вы подозреваетесь в групповом угоне автомобиля, причинившем особо крупный ущерб, – доброжелательно сказал следак.
Клоп демонстративно зевнул. За многотрудную жизнь ему встречались разные следаки. С хитрыми подходцами и с примитивным желанием без затей выбить признание.
Любители поиграть в психологию и просто мясники. Разыгрывающие роли злых шутов и добрых судей. Соответственно, кололи его и вдоль, и поперек, от макушки до задницы. Но Клоп всегда вел себя по понятием: с ментами в разговоры не вступать! Из этого правила он делал только одно исключение…
– Вы будете давать показания?
– Пусть тебе жена дает…
– Не хами, Клищук! Между прочим, тебе светит от пяти до десяти лет!
– Ох, испугал! – изобразил ужас Клоп. И презрительно засмеялся. – Да я этот срок на одной ноге отстою! Мне все одно, где жить: на воле иль на зоне…
Следователь пожал плечами.
– Дело твое. Тогда живи на зоне.
Он поднял трубку внутреннего телефона.
– Это Петрянский. Давайте свидетеля ко мне.
В коридоре послышались шаги, от сильного толчка дверь распахнулась. В кабинет вошел Спец. Широкие плечи, накачанная шея, уверенные манеры. «Тоже – чекист», – отчетливо понял Клоп.
– Расскажите, при каких обстоятельствах состоялась ваша встреча с подозреваемым? – Лысый подвинул лист бумаги и взялся за ручку.
Подставной угонщик выпятил крепкую квадратную челюсть.
– Выполняя служебное задание, я внедрился в преступную среду вошел в контакт с гражданином Клищуком, от которого получил заказ на угон автомобиля марки «Бентли»…
– Задание, значит, выполнял? – зло перебил Клоп. – Это Зема тебе задание выдал? Шавка прикормленная…
Спец окинул его спокойным, ничего не выражающим взглядом.
– Не болтай, камерная падаль… Здоровей будешь.
Клоп прикусил язык. Такие люди не шутят. Подписывать протоколы он отказался.
– Зря ты так, Петр Васильевич! – по-доброму сказал следователь. – Вот, полюбуйся!
Он бросил на стол несколько цветных фотографий большого формата. Серебристый «Бентли» в разных ракурсах, за рулем Клоп. Вот Клоп крупным планом. Вот еще крупный план – с другой стороны.
– Красиво?
– Да, классно! – восхищенно улыбнулся Клоп. – Подари одну фотку, буду перед корешами хвостом бить![63]
– Лучше придумай, как в суде объясняться будешь… Клоп посерьезнел.
– На суду всю правду скажу! Зашел в подъезд поссать, а там пакет с чистой бумагой. Выхожу, а этот амбал руку выкрутил и затолкал в паленую тачку. А я не при делах!
Следователь неодобрительно покачал головой.
– Иди в камеру и хорошо подумай. У тебя уже возраст не тот, чтобы червонец накручивать!
* * *На следующий день его снова выдернули из камеры в тот же кабинет. Только теперь вместо следака его ожидал быстроглазый опер, который легким кивком отпустил конвоира и, дружески улыбаясь, предложил сигарету. Клоп закурил и равнодушно выпустил дым в сторону зарешеченного окна. Сквозь матовые стекла ничего видно не было, но он все равно смотрел, чтобы не встречаться взглядом с быстроглазым. Время шло, но он не проявлял ни нетерпения, ни любопытства. Опер не выдержал и первым нарушил молчание.
– Давай знакомиться, Клищук. Я майор ФСБ Сочнев. И обещаю, что свои десять лет ты будешь мотать на Крайнем Севере. Самом крайнем!
– Круто! – воскликнул Клоп. – Я только одного не пойму – с каких пор Контора угоны расследует? Вам шпионов ловить надо!
– Мы много чего расследуем, Клоп! – многозначительно произнес майор. – Сейчас меня интересуют сотовые телефоны.
– Какие телефоны? – непонимающе вскинулся Клоп. – Что я вам – телефонист?
– Не прикидывайся! – жестко сказал Сочнев. – Ты скупаешь краденые мобилы. А зачем? Куда деваешь? Не продаешь – это факт. Значит, отдаешь кому-то. Кому?
Последние слова прозвучали угрожающе. Как напоминание о валке сосен в обхват толщиной, где-нибудь в снегах, на пронизывающем насквозь ветру. Когда-то в молодости ему пришлось оттянуть срок на ледяной колымской зоне. Бррр! Вспоминать жутко! А сейчас, когда пятый десяток разменял, оттуда можно и не вернуться. Словить заточку или туберкулез, замерзнуть, превратившись в ледышку, загнуться от голодухи, волчьих клыков, псов охраны или пули конвоя…
– Кому отдаешь?! С них звонки идут по нехорошим номерам! Там, может, и шпионаж окажется! Не дури!
Опер ударил кулаком по столу, ручки и карандаши покатились по полу.
Все стало на свои места. Теперь ясно, почему он попал в разработку Конторы! Не он нужен чекистам, совсем не он! Он только отмычка к человеку, ключик к которому подобрать ох как непросто! Лис! Вот кто им нужен! Вот ради кого разыграна столь сложная постановка! Вот из-за кого можно по беспределу загреметь на Колыму!
Клоп смачно затянулся напоследок халявной сигаретой, предчувствуя, что больше угощать его никто не будет.
– Не въехал. С чего такой шухер? Ну, брал трубки. Они у меня не держатся: то потерял, то подарил, то проиграл. По пьяни разве упомнишь? А это что, запрещено? За это разве сажают?
Сочнев пристально уставился ему в переносицу и размеренно проговорил:
– Короче! Мы оба знаем, кому ты их относишь. Сдашь своего… дружка, получишь условно. А может, и вовсе выйдешь вчистую. Будешь дурку валять – загремишь на всю катушку. На севере ты за два года ноги протянешь. Так что, иди в камеру и думай!
Когда подследственного увели, майор принялся возбужденно ходить по кабинету.
«Никуда не денется этот сявка, расколется, сдаст своего хозяина! Надо только прижать, как следует, точнее, дожать!»
В это время раздался телефонный звонок. Майор взял трубку.