Три кварка (из 2012 в 1982) - Тимофеев Владимир
– Молодец. Вижу, что подготовился, – похвалил меня капитан Кривошапкин. – Что ж, пойдем тогда, покажу тебе наше хозяйство.
Положив свой кий на бортик стола, он отвел меня к киевнице, расположенной в углу помещения рядом с небольшим верстаком и грифельной доской для подсчета очков в «классике».
– Вот, смотри. На три кия наклейки [39] я уже присобачил, надо бы их обтесать-обработать. А эти два не успел.
Капитан вытащил крайний кий и показал истертый почти до дерева наконечник.
Я принял из его рук инвентарь и внимательно осмотрел полированный «стержень». Кий оказался составным, с пластмассовой скруткой. Запилы длинные и тонкие, но не классические под елочку, а «короной». Турняк хоть и потертый слегка, но, как и шафт, ровный, без шишек и впадин. Да и вообще, на мой взгляд, структура и форма дерева были близки к идеалу. Видимо, и впрямь мастер работал. Причем хороший.
– Чемодановская работа, – с гордостью пояснил Кривошапкин, глядя, как я рассматриваю «инструмент».
– Чемоданов? – переспросил я, припоминая имена и фамилии «бильярдных» кудесников прошлого. – Это который у самого Сталина тренером подрабатывал?
– Нет, не он, – рассмеялся Павел Борисович. – Это сына его, Геннадия, кий. Но тоже почти раритет.
– Понял, – кивнул я, вспомнив, наконец, о ком идет речь. – Старший вроде еще и шары отличные мастерил, из слоновых бивней вытачивал. И столы делал малыми партиями. Можно сказать, в розницу.
– Это точно, – подтвердил капитан. – Чемодановские столы сейчас днем с огнем не найдешь. У нас, в МВО [40], по слухам, всего один сохранился. Да и тот во Владимире, в клубе учебного центра. Сам генерал Лушев [41] пытался его к себе утащить. За это дело зампотылу и начштабу учебки по новенькой «Волге» давал, а командира и вовсе в Москву перевести обещался. С повышением, служебным жильем, все как положено.
– И что?
– Не вышло у него ничего, – развел руками Павел Борисович. – Костьми мужики легли, но стол не отдали.
– Все правильно, – согласился я. – Музейные ценности отдаче не подлежат.
Капитан в ответ усмехнулся, хлопнул меня по плечу, глазами указал на верстак и, ничего больше не объясняя, продолжил прерванную моим появлением тренировку. Я же, вынув из авоськи приспособления и расходники, приступил, наконец, к делу. Под музыку. То бишь, под стук соударяющихся друг с другом шаров и негромкие чертыхания товарища Кривошапкина.
Перво-наперво я, с помощью лезвий «Нева», наждачки и известной всем матери, освобождаю кий от старой наклейки. После чего еще примерно с минуту шкурю, а потом шлифую деревянный торец и одну из сторон новой наклейки, выуженной из небольшой коробочки, лежащей на краю верстака. Сама наклейка, кстати, состоит не то из десяти, не то из одиннадцати слоев плотной кожи и внешне напоминает гипертрофированную таблетку от диареи (название лекарства не помню, но цвет у него был точно коричневый). Логотип на кожаном кругляше отсутствует. Интуитивно догадываюсь, что это не «Мури» или, к примеру, «Тайгер», а что-то сугубо отечественное, изготовленное, правда, не на коленке в сарае, а в относительно нормальных условиях артельной мануфактуры. Хотя, возможно, я ошибаюсь, и это вполне себе контрабандный товар (ага, сделанный «в Одессе, на Малой Арнаутской улице»).
Короче, спустя еще минуту на кожу и дерево уже нанесен клей, я оставляю его подсыхать и перехожу ко второму кию. Манипуляции с очисткой, шкурением и шлифовкой повторяются в той же последовательности. Через три оборота секундной стрелки утираю пот и беру в руки прищепки-суппорты. С силой прижимаю первую наклейку к торцу первого кия. Фиксирую ее прищепкой. Затем выжидаю немного и произвожу те же действия с другим кием и второй наклейкой.
«Фух! Дело сделано. Теперь можно заняться формовкой подготовленных ранее наконечников».
По очереди достаю из киевницы три оставшихся кия. Аккуратно подрезаю, а затем тонко стачиваю края наклеек. Шлифую боковины шкуркой, потом с помощью сделанных из погремушек «шейперов» формирую торцы, придавая им округлую форму (если оставить как есть, сцепление с битком окажется слабым и кий при ударе обязательно «киксанет»).
«Ну вот! С этим тоже покончено. Можно запасаться попкорном и занимать места в зрительном зале…»
…К сожалению ли, к счастью, но стать зрителем мне сегодня так и не довелось.
– Ну что, может, сыграем партейку? – предложил капитан Кривошапкин, видимо, уставший катать шары в одиночестве и заметивший, что я наконец-то освободился. – В американочку, по рублю с носа?
– Можно, – согласился я, нахально добавив. – Готовьте деньги, тащ капитан.
Слегка опешив от такой наглости, Павел Борисович покачал головой, а затем произнес ровным тоном, один в один копируя интонации Армена Джигарханяна в роли штабс-капитана Овечкина [42]:
– Ну что ж. Прошу к столу, молодой человек. Посмотрим, чему тебя на северах научили.
Я не спеша выбрал себе подходящий кий из только что отремонтированных, подошел к игровому столу, провел рукой по сукну, катнул один из шаров, проверяя раскат. Да, сукно, конечно, не новое, изрядно потертое около луз и бортов, покрытое многочисленными следами «ожогов» от проскальзывающих по ткани «своих» и «чужих». Но тем не менее играть на нем можно. Раскат, в общем-то, неплохой, хотя и немного медленный – «одиннадцать бортов» на нем никак не пройдут, как ни старайся.
– Ардезия? – поинтересовался я, постучав по столу костяшками пальцев.
– Какая еще ардезия? – удивился капитан Кривошапкин. – Камень. Этот, как его, аспидный сланец.
«Ну да, все верно. Про ардезит здесь пока что не ведают. Основание ваяют из аспида. Того самого, что в первой половине XX века использовался для изготовления ученических грифельных досок».
Беру в руки кий, склоняюсь на полем, средней силы ударом посылаю шар в противоположный борт, на пробу. Ага, идет вроде бы ничего, центр держит, сам по себе в боковое вращение не соскальзывает. И отскок хороший. На слоновую кость не похоже, видимо, шары здесь делают из смолы каких-нибудь полиэфиров или акрила. Хоть и не фенолальдегидный «Арамит Премьер» или «Супер Про», но общие впечатления неплохие. Царапин, трещин и шероховатостей нет, только следы от мела. А это значит, что можно не только скатывать «свояки» или вбивать под железку «прицельные», но и строить игру по выходам, с контролем битка, аккуратно и точно. С точностью у меня нынешнего проблем нет, осталось только прикинуть тактику и стратегию…
– Стойка у тебя какая-то… своеобразная, – неожиданно заметил Павел Борисович. – Чуть ли не носом поляну метешь.
Сам он стоял сбоку от стола, возле длинного борта, и, опершись обеими руками о вертикально поставленный кий, с интересом наблюдал за моими телодвижениями.
– Стандартная низкая стойка. Она к нам от снукеристов пришла, – пояснил я, выпрямляясь и слегка потягиваясь. – Хорошо видны и биток, и прицельный шар, и створ, и линия резки. И кий при ударе не сваливается, поскольку имеет сразу четыре опоры. Мост, подбородок, грудь, рука. Короче, и целиться так гораздо легче, и движения лишние исключаются.
– Понятно, – кивнул мой партнер по предстоящей игре. – Ну что? Разыграем разбой?
– Давайте.
Взяв треугольник, я установил «пирамиду», передал сопернику «двоечку», а себе взял биток, отличающийся от остальных шаров только тем, что на боках у него вместо цифр были нанесены черные точки. Затем перешел на другую половину стола, и мы с капитаном склонились над игровым полем. Я слева, он справа.
Стойка у Павла Борисовича оказалась высокая. Видимо, так научили, плюс галстук в этом случае сукна не касается. Поскольку он, хоть зафиксирован на рубашке зажимом, но все же свисает. Не дай бог, заденет какой-нибудь из шаров, сразу же оштрафуют. Либо судья, либо зрители, либо соперник. Недаром ведь все профессиональные маркеры носят жилетку и бабочку – и выглядит эстетично, и игре не мешает. Впрочем, офицер с галстуком-бабочкой – это, на мой взгляд, полный сюр. Поэтому для военных – только высокая стойка и никаких портняжных излишеств. И жилет ни к чему. Если только он не с приставкой «броне-».
